ЧАСТЬ 1

Глава девятнадцатая

Томас уже в дверях столкнулся с кем-то. Этим кем-то оказалась Си Си Кетч, которая уже 3 месяца с разрешения шефа вела богемную жизнь где-то за границей. Болен отпустил её, так как у него полно было собственных проблем, чтоб ещё заниматься ею.

Девушка, со свойственной ей непосредственностью, чмокнула Томаса в щёку, прощебетала: “Привет, Том!” и уже больше не вспоминала о нём. Она подлетела к Дитеру и повисла у него на шее, болтая ногами в гетрах и кроссовках. Дитер от неожиданности сначала не мог произнести ни слова. Отпустив, наконец, её от себя, он рухнул в кресло:

- Это ты, Каро? Вот не ожидал, ты, как всегда, в своём репертуаре: месяцам от тебя ни слуху, ни духу, а потом сваливаешься как снег на голову!

Каролина засмеялась:

- А я специально. Хотела посмотреть, с кем застану тебя на этот раз. Кстати, с кем у тебя сейчас роман? Блондинка? Брюнетка? Черномазая какая-нибудь? Ну-ка, признавайся, с кем?

- Да, собственно говоря, ни с кем, - сказал Дитер, закидывая ногу на ногу.

- Как это так? – не поняла Каролина.

- Да так…работы много…

- Ладно, мне уж можешь мозги не пудрить. Я-то тебя знаю, как свои пять пальцев. Чтобы ты своему э-э-э-…дал отдых больше чем на 3 часа – у меня это просто в голове не укладывается. Уж что-что, а это я усвоила с тех пор, как ты меня трахнул в первый раз – помнишь? Под пальмочкой, в оранжерее, - Кетч хихикнула. – Помнишь или забыл уже? – она щёлкнула его по носу.

- Помню, помню, разве такое можно забыть?

- Вот и я говорю, - Каролина уселась Дитеру на колени, - ну ладно, не хочешь признаваться - не надо, сама узнаю. Надо дать ей пару полезных советов, - она вскочила с колен Дитера и завертелась перед ним, красуясь:

- Ну как я тебе?

Надо признать, что девушка действительно выглядела потрясающе: чёрная мини-юбка, толстые гетры, ярко-красная куртка и такая же беретка поверх коротких выкрашенных прядей и озорной зелёный взгляд из-под чёлки.

- Секси, да?

- Секси, - согласился Дитер, - ещё как секси. А знаешь, что, Каро, - начал он, но вдруг осёкся, заметив страдальческий взгляд Томаса – его губы дрожали, на глаза навернулись слёзы. Господи, ведь он совсем забыл, что Томас ещё здесь и не ушёл!

- Вот что, босс, - сказала между тем Кетч, снова усевшись на колени Дитера и фамильярно обнимая его за шею, - думаю, нам надо отметить наше воссоединение, не так ли? Сбегаем в шикарный ресторан, а заплатить могу и я, но с отдачей, - она подмигнула Дитеру, взяла его руку и запросто положила её под свою юбку. – Я понравилась, да? Тебе нравится?

- Нравится, нравится, - машинально пробормотал Дитер, соображая как бы побыстрее прикончить этот ставший невыносимым разговор в присутствии Томаса: он видел, какие ненавидящие взгляды тот бросает на Каролину.

- Ну, а раз нравится, тогда что медлить, пошли! – Кетч схватила Дитера за руку и, прежде чем тот успел опомниться, выволокла его из студии и захлопнула дверь.

Томас почувствовал, словно в его сердце вонзили острый нож. Он никогда не испытывал такой нечеловеческой боли, он никогда не думал, что такая боль бывает – злая, разрывающая тело, убивающая. В первый момент он ничего не чувствовал, не видел и не слышал: боль оглушила его, сбила с ног. Нет, он не ревновал – в обычном смысле этого слова. Его не задевала эта сторона жизни Дитера, он признавал его право на это. Другое причиняло ему боль: “Эта вертихвостка, эта бездарность, эта шлюха, которая переспала со всем “Интерзонгом”, может запросто залазить ему на колени, обнимать, делать непристойные предложения! Я же, который так любит, не могу даже коснуться его, не могу сказать ни одного ласкового слова!”

На следующий день только Томас вошёл, Дитер уже понял – он провёл бессонную ночь. Опущенные плечи, измученный взгляд, покрасневшие веки, бледность – сердце Дитера разрывалось от любви и жалости. Он безжалостно казнил себя за вчерашний инцидент, хотя не был ни в чём виноват. Дитер бросил быстрый взгляд на Томаса, схватил ручку и лист бумаги, и стал торопливо писать. Томас не смотрел на него, но Дитер знал, что тот исподтишка наблюдает за ним…Дитер с размаху поставил точку, сложил записку, подошёл к Томасу, вложил записку ему в ладонь, сжал его пальцы и пристально, приказывающее посмотрел на него. Томас глянул на Дитера – таким усталым и измученным показался Дитеру его взгляд – повертел записку между пальцев. Немного помедлив, отошёл к окну, развернул и стал читать.

“Мальчик мой, любимый мой! Прости, если я причинил тебе боль. Не знаю, покажутся ли тебе убедительными мои оправдания, но я не хотел, право же, не хотел! Я представляю, какой сволочью я выгляжу сейчас у тебя в глазах. Ты можешь мне не поверить, но я не спал вчера с Каролиной, хотя отвязаться от неё было трудновато. После того, что было между нами, быть с другими – это мне кажется немыслимым. Ты что-то сделал со мной, любимый, с моим сердцем. Ты привязал меня к себе невидимыми, но крепкими нитями, и эту связь я ощущаю каждое мгновение, что живу. Ты спас меня, дал смысл моему существованию. Я понял, что до встречи с тобой я бездарно и глупо растрачивал себя. И с каждым днём ты становишься для меня всё дороже. Теперь я не представляю себе, что бы я делал без тебя, чем бы я жил, о чём мечтал. Мне снятся наши упоительные мгновения, когда я держал тебя в объятиях, твоё тело трепетало у меня в руках, и я наслаждался ароматом твоих волос, сладостью твоих губ, нежностью твоей кожи и блеском твоих глаз…Никто и никогда не дарил мне ещё такой радости, как ты, единственный мой! Каким горьким бывает пробуждение, когда я просыпаюсь и вижу, что тебя рядом нет. Ещё более горько видеть мне, как ты страдаешь, и сознавать, что я полностью бессилен. Мой малыш, черноглазый мой, я встал бы перед тобой на колени и целовал бы твои ноги, если б мог. Прости меня, умоляю! Если простил, улыбнись, прошу, не мучь меня!”

пока Томас читал, Дитер напряжённо следил за ним, не отрывая глаз. Он мог видеть его лицо в профиль и наблюдать, как глаза его двигались, сбегая сверху вниз по строчкам… Томас дочитал, вздохнул, словно перевёл дух, листок бумаги дрожал в его руках. Дитер ждал, как ждал бы приговорённый к смерти решения своей участи – помилуют его или велят казнить. И вот – о чудо! – Томас повернулся к нему, и на лице его была робкая, дрожащая, но всё же – улыбка…

В этот день Томас впервые за несколько недель заснул спокойно.

Глава двадцатая

Прошла зима. Вместе с днём рождения Томаса наступила весна. “Может быть, она принесёт мне облегчение”, - думал Томас, глядя на необычный букет из чёрных и белых роз, анонимный, найденный им рано утром у порога. Томас не стал считать, сколько роз в букете, он и так знал, что их 69 – именно столько дней и ночей он провёл с Дитером. Но что это? Как же это он сразу не заметил – из самой середины букета на него смотрела огромная красная роза, выглядевшая королевой сред своих чёрно-белых подруг. Томас вытащил цветок и поцеловал лепестки, впервые за последние месяцы радостно рассмеявшись: его друг подарил ему самое лучшее, что мог – надежду. Отныне она навеки поселилась в его сердце.

И она не обманула его. В апреле Нора получила известие из Мюнхена, что один из её отелей на грани банкротства, и спасение предприятия требовало её непременного присутствия. Она уже приказала Томасу собирать чемоданы, но – вот досада – Дитер ни в какую не соглашался отпускать Томаса. Нора возмутилась: она настолько привыкла к мысли о том, что Томас – её собственность, что была бы искренне удивлена, если бы ей сказали, что это, мягко говоря, не так. Она не могла оставить его одного здесь: Томас в последнее время совсем вышел из её повиновения. Да ещё, как на грех, экономка – фрау Кнайп, отпросилась на две недели ухаживать за кем-то из родных. Назревал громадный скандал. Нора, словно метеор, влетела к Болену и потребовала объяснений. Но Дитера её вопли нисколько не трогал. Он только насмешливо молчал. Другое волновало его – через плечо он видел умоляющий взгляд Томаса.

- Ты закончила? – Дитер с треском задвинул ящик стола. – А теперь слушай внимательно, я уж постараюсь объяснить это так, чтобы дошло даже до тебя, как можно проще, на пальцах: мы должны закончить альбом к маю – это раз. Ты знаешь, сколько мы получим за него, - Дитер назвал цифру, - это два. Если мы не закончим альбом к маю, будет убыток – это три. А убыток будет…- Дитер назвал цифру – почти 70% от первой, - это четыре (если он и соврал, то впоследствии эта ложь не особо отягощала его совесть). А теперь произведи несложный арифметический подсчёт: остаток раздели на 2, а результат – это то, что ты получишь в денежном выражении в данном случае…Ну как, впечатляет? – Дитер откинулся в кресле, довольный произведённым впечатлением.

“Кажется, выгорит”, - почти с уверенностью думал он. Грубый, простой денежный довод подействовал. Нора была готова выцарапать Дитеру глаза, но, скрепя сердце, дала согласие, пообещав, правда, про себя, при первом же удобном случае припомнить это Болену.

В этот же день Луис Родригес получил от Дитера разрешение провести несколько дней в Испании, которые он давно клянчил.

- Ну, что же, надеюсь, ты будешь вести себя благоразумно, - Нора не собиралась скрывать своё раздражение. Томас кивнул и опустил голову, стараясь скрыть радостный блеск в глазах: “Не успеешь ты завернуть за угол, как обзаведёшься рогами”, - злорадно подумал он. Нора тем временем подхватила саквояж и направилась к двери. Томас едва удержался, чтобы не дать ей пинка под зад. Когда деверь за ней закрылась, Томас уже точно знал, что ему делать. Он, пританцовывая, подошёл к телефону, набрал номер, сказав всего несколько слов, стал ждать…

Звонок! Томас птицей слетел по лестнице со второго этажа и бросился к двери. Руки его так дрожали, что он оцарапал себе ладонь, поворачивая ключ. Дитер стоял на пороге. Выглядел он потрясающе: кожанка, голубые джинсы, голубая же рубашка – кажется, как раз та, которую Томас подарил ему при прощании. Глаза сияли. Он просто раскрыл Томасу свои объятия и притянул к себе, страстно шепча:

- Наконец-то, сладкий мой, иди ко мне, я так хочу тебя…

- Нет, нет, не здесь, не сейчас, подожди, прошу тебя, - Томас пытался высвободиться из его крепких объятий.

- А где же, дурачок? – Дитер, слегка ослабив объятия, поднял его голову за подбородок и нежно посмотрел на него ясным голубым взором. Томас потянул его за руку:

- Пойдём…

- Куда? – удивился Дитер, видя, что Томас ведёт его не в гостиную, а вверх по лестнице, но всё же послушно последовал за ним.

- Вот! – Томас распахнул дверь и сделал приглашающий жест рукой.

Дитер вошёл в спальню. Здесь он никогда не был. Прищурившись, он стал разглядывать обстановку, задержал взгляд на портретах родителей Норы, скользнул взглядом по картинам, подошёл к окну, отодвинул голубую бархатную портьеру, впуская в комнату солнечные лучи… Внимание его привлекла огромная кровать под голубым, в тон занавескам, шёлковым покрывалом.

- О-о! – он округлил глаза и восхищённо прищёлкнул языком. – Вот это койка!

Томас усмехнулся, забрался на кровать с ногами и явно с ожиданием уставился на Дитера. Тот продолжал рассматривать кровать:

- Это же аэропорт целый! – Дитер медленно подошёл к краю кровати, некоторое время молча смотрел на Томаса, а потом, наклонившись к нему, тихо, не без подвоха, спросил:

- А она не слишком велика?

Томас за воротник притянул его к себе, расстегнул его рубашку, спустил её с плеч и только потом ответил:

- Очень велика…- руки чувственно легли на грудь Дитера, - …без тебя…

Дитер зарылся лицом в его волосы:

- Расскажи мне, что ты чувствуешь, когда мы занимаемся любовью…

Томас поднял голову и посмотрел Дитеру в глаза:

- Ты действительно хочешь знать это?

- Я хочу это знать с того самого момента, когда я впервые взял тебя.

Сумасшедшая мысль мелькнула в мозгу Томаса. Он несколько мгновений поколебался, потом всё же решился, посмотрел на Дитера как-то загадочно, усмехнулся, отстранился от него и спрыгнул с кровати:

- Ты куда? – попытался удержать его Дитер – Томас не переставал его сегодня удивлять.

- Я сейчас! – успокоил его Томас и исчез за дверью. Он вернулся через несколько минут. В руках он держал несколько мелко исписанных листков бумаги.

- Что это? – Дитер хотел взять листки, но Томас не дал.

- Нет, я сам тебе прочитаю.

- Что?

- Ты хотел знать, что я чувствую? Так слушай!

“…моё сердце остановилось и дыхание прекратилось”, - Томас остановился и краем глаза взглянул на друга. Дитер молча слушал и даже не смотрел на Томаса, но тот чувствовал, как напряжён до предела каждый его мускул.

- Продолжай, - хрипло сказал он. В его голосе было что-то, что заставляло Томаса подчиняться.

“…Мне захотелось привести его в такой же экстаз…”, - Томас почувствовал, как пальцы Дитера сжали его руку повыше локтя.

- Это… это правда, что ты написал?

- Да, - был ответ.

- Зачем ты хранишь это? – рука Дитера всё сильнее сжимала его предплечье.

- Иногда я чувствую сильную потребность пережить это заново.

- Это для тебя так важно?

- Да.

Дитер резко повернулся к нему: глаза его потемнели и зрачки расширились… Томас отпрянул, но поздно: в тот же момент какая-то сила пригвоздила его к кровати…

Глава двадцать первая

5 дней и 5 ночей провели любовники вместе, не вылезая из постели. Снова весь мир перестал существовать для двоих влюблённых. Безумство длилось день и ночь: устав от любви, они засыпали в объятиях друг друга лишь под утро. В перерывах между поцелуями они кормили друг друга шоколадом и фруктами, пили шампанское изо рта друг друга. Томас требовал от друга ещё и ещё – его изголодавшееся по любви тело жадно впитывало его ласки и поцелуи, как впитывает сухая земля долгожданный ливень. “Ох, сердечко моё! – стонал совершенно обессилевший Дитер, - Пощади!” Но сам был несказанно рад его готовности и пылу.

Вернувшаяся на шестой день Нора застала мужа совершенно преобразившимся. Куда только девалась бледность, круги под глазами, постоянная грусть? Томаса совершенно подменили: он словно стал выше ростом, на щеках вишней рдел румянец, губы были плотно сжаты, словно старались сдержать улыбку. Почему-то ей очень не понравилась эта перемена, так как здесь было что-то более зловещее, чем его чёрная меланхолия.

Если альбом и удалось закончить в срок, то только благодаря самоотверженности Луиса: он иногда оставался в студии на ночь, переписывал и сводил фонограммы. У Дитера же работа шла из рук вон плохо. Он стал рассеянным и невнимательным, не слышал обращённых к нему вопросов. Всё чаще Луис замечал его отсутствующий взгляд, а лицо…лицо у него было при этом такое, словно он видел эротический сон. Тайная причина этого состояла в том, что Томас жестоко испытывал его терпение. После их небольшого любовного отпуска его манера вести себя круто изменилась. Он бросал на Дитера откровенные взгляды; когда был уверен, что никто не видит, посылал воздушные поцелуи; находясь в непосредственной близости, норовил погладить по бедру. Дитер чувствовал, что ещё немного – и он потеряет контроль над собой, и грозил исподтишка Томасу пальцем, на что тот лишь улыбался и продолжал смотреть на друга влюблёнными глазами.

Ещё более скандальный инцидент произошёл на традиционном банкете, посвящённом появлению “Романтичных воинов” на рынке. Подобные мероприятия устраивались фирмой каждый раз по выходу альбома и широко освещались прессой. Торжество началось довольно поздно – в 11 часов. Томас (они с Норой всегда опаздывали) появился к 12. Когда они вошли, все взоры обратились к нему. В розовом смокинге, счастливый и оживлённый, он был божественно красив. Если он делал это специально для Дитера, то цели своей добился: Дитер, который с самого начала банкета обосновался у стойки бара с порцией почти неразбавленного виски, но так и не мог заставить себя выпить её, был поражён в самое сердце. Шутя и весело, с нежной улыбкой, Томас принимал поздравления и комплименты. Наконец, отделавшись от почитателей и журналистов, он подошёл к партнёру и встал рядом, небрежно прислонившись к стойке бара спиной. Очевидно, он ждал, когда Дитер заговорит с ним.

- Ну как твоя большая кровать? – поинтересовался Дитер, разглядывая что-то на дне стакана.

- На ней стало гораздо приятнее спать после того, как мы так славно на ней покувыркались, - Томас усмехнулся. - А как твой…м-м-м…скучает по мне?

- Не то слово, - честно признался Дитер.

Томас лукаво посмотрел на него, придвинулся к другу поближе. Дитер почувствовал, как его рука скользнула по бедру, и...

- Томас!!! Ты… ты что, с ума сошёл?! Отпусти!!! – чуть не заорал Дитер.

Но Томас и не думал подчиняться. Глядя ему прямо в глаза, он потребовал:

- Скажи, что ты меня любишь.

Дитер беспомощно обернулся: со стороны их разговор выглядел вполне светской беседой двух партнёров.

- Я тебя люблю, - прошептал он сдавленным голосом. Но Томасу этого было мало:

- Скажи, что ты меня хочешь.

- Я тебя хочу, - Дитер чувствовал, что ещё немного и произойдёт что-то ужасное. К счастью, Томас, видимо, удовлетворившись, убрал руку, взял из его дрожащих рук бокал с виски и, пригубив напиток, поставил его обратно перед Дитером. Дитер перевёл дыхание. Его всего трясло. Томас своей неосторожной шуткой выпустил наружу страсть, которую до сей поры удавалось держать в узде. А это был огонь, с которым нельзя было шутить. Дитер одним махом опрокинул в себя виски и проследил глазами за Томасом, который как раз выходил из банкетной залы: “Ну погоди, сейчас я тебе покажу, сейчас ты у меня получишь!..”

Глава двадцать вторая

“Я решил на некоторое время покинуть торжество. Боже, как утомляет меня общение с прессой. Сегодня какая-то сволочь имела наглость спросить меня, правда ли, что скоро в “МТ” меня заменит Крис Норманн. Я ему чуть в рожу не вцепился. Никто, меня никто никогда не заменит, потому что…”

Идя по коридору мимо тёмных пустых комнат, я направлялся к выходу. Мне необходимо было побыть на воздухе. В последнее время, с тех пор, как я был с Дитером в последний раз, я постоянно чувствую себя каким-то возбуждённым, словно нахожусь под действием наркотика: голова лёгкая, а тела я почти не чувствую, словно оно не моё. Все мои желания сосредоточились только на одном: я хочу его всегда, постоянно, и днём, и ночью, что бы я ни делал, о чём бы ни думал! Долго я так не выдержу, я не могу так! Пять дней, таких безобразно коротких – разве этого достаточно?! Это же просто издевательство, приманка, насмешка!..

В задумчивости я шагал по коридору и поэтому не успел ни вскрикнуть, ни вообще как-либо отреагировать, когда кто-то схватил меня сзади, зажал рот и потащил в тёмную комнату. В кромешной тьме я не видел лица человека, но кажется, знал, кто…

- Дитер, это ты? – шёпотом спросил я.

Вместо ответа, меня словно ураганом отшвырнуло к стене… Какой я глупый, зачем я спрашивал, кто же это ещё мог быть?! Прижав меня к стене всем телом, Дитер в темноте нашёл мои губы. Его губы сладострастно прильнули к моим… Потом в полном безмолвии он несколько минут осыпал поцелуями мои глаза, щёки, волосы, спустился ниже, к шее… Я сам торопливо расстегнул рубашку, боясь, что Дитер может случайно её порвать. Я самозабвенно отдался его страсти, пока не оказался повёрнутым лицом к стене. Одной рукой Дитер сжимал моё запястье, держа мою руку у стены на уровне головы, а другой рукой прижимал меня к себе за талию, заставляя двигаться в такт с собой. Он словно перелил в меня свой огонь. Я чувствовал его нетерпеливые толчки внутри себя и по мере того, как они становились ещё сильнее, резче и глубже, огненный шар в мозгу, пульсируя, разрастался, пока не взорвался восхитительным, непередаваемым ощущением. Это было похоже на ядерный взрыв: мозг расплавился, а тело, плоть, перешло в качественно иное состояние. Я, чтобы не закричать, впивался зубами в ладонь, пока не почувствовал во рту солёный вкус крови, и начал сползать по стене, пока бессильно не повис в руках Дитера. Я задыхался, мне не хватало воздуха… Дитер оттащил меня к окну. Высунувшись в окно почти до пояса, я несколько раз жадно вдохнул холодный воздух. Вечерний ветер остужал мою пылающую голову. Когда я совсем пришёл в себя, Дитера в комнате уже не было…

Шатаясь, как пьяный, я побрёл в туалетную комнату. На моё счастье в коридоре мне никто не попался. Придя туда, я первым делом оглядел себя в зеркало. Ну и видок был у меня! Закушенная губа, взлохмаченные волосы, горящий, безумный взгляд – прямо маньяк! Кое-как приведя себя в порядок, я заметил, что рана на ладони довольно сильно кровоточит. Я стал искать носовой платок, но, видимо, как всегда, снова забыл его положить. Я подставил руку под струю холодной воды, которая привела меня в чувство окончательно. Я намочил виски холодной водой, надеясь, что это немного понизит температуру.

Проклятье! Кровь никак не хотела останавливаться, а продолжала течь, сбегая тонким алым ручейком по ладони. Рану саднило всё больше. Пустяковая рана, а как кровоточит! Дверь скрипнула – только этого ещё не хватало! Я не хотел сейчас никого видеть, не хотел! Я нехотя повернул голову: в дверях стоял Дитер. Нет, этого я вынести не мог. Я вдруг весь как-то ослабел, ноги перестали держать меня. Я упал бы, если бы Дитер не поддержал меня и не усадил.

- Что с тобой? – просто спросил он.

Я молча показал ему руку. Он взял мою ладонь в свою, достал носовой платок и приложил к ране. Потом стал нежно целовать и согревать дыханием мои замёрзшие и онемевшие от холодной воды пальцы. От прикосновений его губ мягкое, приятное тепло растекалось по руке и распространялось дальше, по всему телу. Мне вдруг стало так хорошо-хорошо. Глаза слипались, хотелось положить голову ему на колени и уснуть детским беспечным сном. Я совсем забыл, где мы находимся, моя голова упала на плечо Дитера и я провалился в какую-то тёмную бездну…

Через какое-то мгновение, открыв глаза, я обнаружил, что нахожусь в каком-то тёмном замкнутом пространстве. Я вытянул ноги, но до конца мне это сделать не удалось – они наткнулись на что-то твёрдое. Я повертел головой, разминая затёкшую шею, и обнаружил, что голова моя покоилась на коленях Дитера. То, что это был он, я знал, просто знал, без доказательств. Он наклонился ко мне, в темноте его глаза горели, как у кошки, и с лукаво-нежной улыбкой (я не видел этого, но чувствовал, как она появлялась на его губах) сказал шёпотом:

- С добрым утром!

- Где мы? – также шёпотом спросил я.

- У меня в автомобиле. Ну и хлопот же ты мне доставил, приятель. Как я испугался, когда ты рухнул ко мне на руки! Одному Богу известно, как мне удалось вынести тебя из ресторана.

- Что же ты меня не разбудил?!

Дитер был явно озадачен этим вопросом:

- Не знаю…право, не могу сказать. Ты знаешь, - его голос стал вдруг совсем другим – глубоким, вибрирующим, выразительным, нежным (когда он говорил так, я просто начинал дрожать), - если б ты видел, как ты улыбаешься во сне, ты бы не спрашивал. Я нёс тебя на руках и умилялся.

- Милый…- в темноте я коснулся пальцами его губ и подумал, как бы было хорошо, вот так, как сегодня, всегда просыпаться в его объятиях. Я вздохнул: что мечтать без толку?

- Сколько я спал? – спросил я.

- Около полутора часов.

Я вскочил:

- Не может быть! – вскричал я и тут же, ударившись головой о потолок, громко взвыл.

- Тихо, тихо, мальчик, успокойся, всё хорошо, - руки Дитера мягко обхватили мои плечи. Он поцеловал ушибленное место. – Не волнуйся, всё ОК. Про нас никто и не вспомнил. Половина приглашённых уже лежит под столами, нажравшись на дармовуху вдрызг, а вторая половина также приближается к этому состоянию.

Я улыбнулся: в прессу никогда не попадало сообщение о том, каким образом кончаются наши банкеты. Но тем не менее надо было возвращаться туда, так как отсутствие обоих виновников торжества могло всё же броситься в глаза.

Когда мы вышли из машины, я на мгновение задержался у Дитера:

- Скажи, что будет с нами дальше? – спросил я его вдруг, неожиданно даже для себя.

Дитер опустил глаза:

- Не знаю…

Глава двадцать третья

Мимо них проходили дни за днями, а двух тайных влюблённых по-прежнему пожирал огонь неутоляемой страсти. Обоим было так страшно: сколько же они смогут так выдержать ещё? Каждый раз, когда Томас входил в студию (сразу после выпуска “Романтичных воинов” они начали запись нового, оговоренного контрактом альбома. Дитер просил, умолял об отпуске, чувствуя, что нервы его на пределе, а душевные силы полностью истощены, и ему было необходимо набраться новых, чтобы быть в состоянии вынести эту непрекращающуюся бесцельную борьбу со своим телом и душой. Но руководство фирмы, довольное оглушающим успехом предыдущего диска дуэта, решило ковать железо, пока горячо), первым побуждением Дитера (превратившемся просто в рефлекс) было схватить его, стиснуть в объятиях, прижаться губами к его губам, спросить, любит ли он его сегодня так же сильно, как и вчера, видел ли он его во сне. Но в последний момент голос разума осаживал его, и вместо страстных слов Дитер говорил стандартные приветствия, вместо объятий приходилось обходиться рукопожатием. Это было просто наваждение, захватившее обоих.

Первым не выдержал Томас. В тот день работа была закончена намного позже, чем обычно. Дитер выключив свет в студии, чтобы сэкономить электричество и дать отдых уставшим глазам, сматывал провода бесчисленных машин и компьютеров и с отвращением представлял, как он сейчас приедет домой и, не сумев впихнуть в себя ни грамма джина, завалится спать – в общем, всё так же, как и вчера. Вдруг – Дитер не успел даже опомниться, как кто-то схватил его за пиджак, потянул в сторону и толкнул к стене. Дитер не на шутку испугался:

- Кто здесь? – тихо спросил он неожиданно севшим голосом.

- Тихо, это я, - ответил ему в полной темноте голос Томаса. Его пальцы прижались к губам друга и Дитер почувствовал, как его рука расстёгивает ему брюки, - просто хочу доставить тебе несколько приятных минут.

- Да ты что?! Перестань! Сюда же в любой момент могут зайти!!!

В ответ Томас сделал ему так, что очертания стен поплыли у Дитера перед глазами, и вместо того, чтобы сказать: “Не надо”, он прошептал: “Ещё”…

“К чёрту всё! – промелькнуло в голове у Дитера. – Я не могу больше. Я так хочу его сейчас, сейчас…” - он с силой прижал Томаса к себе, шаря дрожащими руками по нему, пытаясь найти голое тело, не прикрытое одеждой… Они упали на колени, заглушая в груди стоны…

Медленно, методично, постепенно они вели друг друга к вершине страсти. Ах, если б они поторопились! Может, тогда они не потеряли бы друг друга, так как в этот самый момент в студию заглянула Нора. Устав ждать мужа в машине, она отправилась на его поиски. Не увидев в полутёмной комнате никого, она уже собиралась уйти, но вдруг ей показалось, что там кто-то есть, и это чувство не проходило, а усиливалось. Поколебавшись, Нора повернула выключатель света… Перед ней предстала невероятная картина: она увидела своего мужа, полуобнажённого, тихонько, почти беззвучно постанывающего в объятиях страстно его целующего Дитера. Несколько секунд она смотрела на это, не в силах поверить собственным глазам. Между тем, мираж не рассеивался, любовники, словно вдруг оглохнув и ослепнув, продолжали заниматься своим делом. До Норы постепенно доходила суть происходящего. В одно мгновенье ей стало ясно всё: и причина странного поведения Томаса в этот год, и причина видимого напряжения между партнёрами, ощущаемая посторонними даже на расстоянии и много других разных причин. Не в силах вынести этого издевательского зрелища далее, Нора в бешенстве завизжала, ей хотелось сейчас только одного: чтобы ЭТО прекратилось, прекратилось немедленно. Только тогда те двое опомнились и оторвались друг от друга.

Молчание длилось долго – не менее минуты. Да, ситуация явно исключала разночтения: их расстёгнутые джинсы говорили сами за себя. Первой дар речи обрела Нора:

- Вот оно что! – завопила она. – Вот оно что! Теперь мне всё ясно, более чем ясно! Как жаль, что я не захватила с собой парочку фотокорров из “Бильда”, чтобы завтра вся Германия узнала, чем оба из “МТ” занимаются на досуге! Да любой редактор за такую информацию душу бы продал! – она в ярости переводила взгляд с Дитера на Томаса, выбирая, на кого наброситься первым. – Ты, старый вонючий козёл! – заорала она, обращаясь к партнёру мужа. – Мало тебе твоих шлюх, так ты решил и его сделать своей подстилкой?! А ты, - это уже к непосредственно изменившему супругу, - как ты мог с этим…этим…- она залепила Томасу со всего размаха пощёчину. Это вывело Дитера из состояния шока:

- Заткнись, идиотка, пока я не помог тебе это сделать! Не смей трогать его, слышишь? Если ты так слепа, что ничего не понимала всё это время, тогда я тебе скажу: я люблю его, а он меня. И за последний год мы столько раз наставили тебе рога, сколько сантиметров в твоём росте!

- Застегни ширинку, развратник!

- Застегнуть ширинку, да? – Дитер захохотал, откинув голову. – А что же ты так туда уставилась? “Развратник”! Чья бы корова мычала! Или ты уже позабыла, как вешалась мне на шею, а я тебя отфутболил? Может, напомнить десяток-другой имён, которые также тебя от…- Дитер не успел договорить, потому что в этот момент Нора, подскочив к нему, в бешенстве вцепилась ногтями ему в лицо. Дитер взвыл от боли, отбиваясь, но она всё сильнее впивалась ещё в щёки. В глазах замелькали разноцветные круги, он почти потерял сознание от боли. Нора оставила его, оглушённого болью, приходить в себя, сама же, схватив находящегося почти в бессознательном состоянии Томаса за руку, выволокла его за дверь.

Дитер очнулся. Он сидел на полу посреди пустой студии несколько минут, тупо уставившись перед собой. Потом механически поправил воротник разорванной рубашки, застонав, провёл рукой по щеке – на пальцах была кровь. “Это конец, катастрофа… Я потерял его навсегда, навсегда”, - Дитер, схватившись за голову, глухо зарыдал…