Я — море, что бурлит, вкрапленное в алмаз,
Над буквой точка та, что суть меняет фраз.
В тысячелетье раз приходит в мир достойный.
Я тот, что родился в тысячелетье раз.
***
Все к лучшему ведет — и доброе и злое.
Встречаю потому превратности хвалою.
Швыряй меня, судьба! Я в море превращусь,
Твоих коварных рук ладони я омою.
(Здесь и далее - Баба Тахир)

            От берегов Красного моря и до Персидского залива, от вод Аравийского моря до границ Сирии раскинулись просторы Аравийского полуострова. Благодаря своему расположению, земли эти томятся под солнцем круглый год, и жар – это всё, из чего состоит этот край. Большую часть его территории занимает пустыня, где бесчисленные барханы выпирают рёбрами жаровен. Здесь даже небо приобрело рыжеватый оттенок, благодаря скопившейся в воздухе пыли; и земля, нет, песок раскаляется под лучами палящего солнца. Глубины пустынных песков не изведаны полностью – караванные пути проходят как можно дальше от иссушенных солнцем земель, и караваны с товарами, рабами и искателями приключений идут по побережью. Десятки тысяч верблюдов, мулов и лошадей, навьюченных результатом труда ремесленников, бредут, не спеша, держась ближе к Красному морю. Некоторые торговцы предпочитают перевозить товары по воде на судах – быстрее, и меньше риск пострадать от разбойников.
Но даже такой безрадостный, и, как кажется на первый взгляд, безжизненный край, покорился воле человека. По пути следования караванов, и даже за границей пустыни раскинулись живописные оазисы, утопающие в зелени, сверкающие водами источников и маленьких озёр. Здесь, благодаря трудолюбию арабского народа, расположились плантации, где выращивали кофе, пряности (источник дохода), овощи и фрукты, а так же держали скот и лошадей. Живописность райских уголков поддерживалась искусственным орошением, и вдоволь напоенная влагой земля щедро благодарила людей за заботу. Вокруг оазисов у побережья выросли города, где процветала торговля, но были и владения, довольно богатые, и плодородные, не скованные каменными стенами бесчисленных домов. В таких уголках расположились роскошные дворцы, и их владельцам принадлежало всё, что росло на территории, отвоёванной у пустыни. Это были владения гордых и властных халифов, наслаждавшихся богатой жизнью во дворцах, скрытых под сенью изумрудной зелени.
Но в большинстве своём жизнь в оазисах была не такой беззаботной, как можно было бы подумать – жители постоянно страдали от набегов кочевников, и воины халифов делали всё возможное, чтобы оградить процветающие территории своих господ от разорения.
К сожалению, не меньше халифы и прочая знать враждовала между собой. Поводом для войны могло быть что угодно: как дочери соседей, так и их земли, скот и лошади… Расплатой за оскорбление было одно – кровь посягнувшего на чужое добро, коей смывали обиду, нанесённую чести рода. И кровь щедро орошала земли оазисов и песок пустыни…

*****

            Вдали от караванных путей, среди жарких барханов, в тиши маленького оазиса жил старый Абдалла Махмуд из некогда славного рода Маджидов.
Когда-то давным-давно, через эти пески пролегала дорога из современных Эмиратов к побережью Аравийского моря, к процветавшим землям Саида ибн Асада аль-Маджида, отца Абдаллы. И тут, в небольшой долине среди высоких барханов, рядом с колодцами располагался караван-сарай, где усталые путники могли остановиться на ночлег и отдохнуть. Но в родовых распрях за землю Саид с семьёй был убит, плантации в оазисе пришли в упадок, и совсем зачахли. Спасся только Абдалла, бежавший от врагов отца, погнавшихся за ним. Юноша со своим слугой скрылся в песках, чудом выжив в песчаной буре, уничтожившей преследователей. Абдалла Махмуд решил, что это ниспосланный свыше знак, и с той поры стал отшельником, поселившись в старом караван-сарае. Постепенно он превратил местность в цветущий оазис, маленький уголок рая, затерявшийся в пустыне. Владения его отца погибли, и караванные пути постепенно были заброшены, и Абдалла жил в полном одиночестве, если не считать верного слуги, всё своё время проводя в молитвах.
Прошло время, он возмужал, но так и не женился – пустыня была его матерью, сестрой и женой, его учителем. Но у Абдаллы открылся дар врачевания, его снадобья, секрет которых он надёжно хранил в тайне, помогали от всех болезней. Говорили, что даже умирающего он способен вырвать из когтей смерти. И пошла об отшельнике слава по всей Аравии, распространилась по Азии и достигла ушей лекарей Европы. Никому Абдалла Махмуд не отказывал в помощи – молодые и старые, арабы и индусы, китайцы и европейцы равно могли рассчитывать на его помощь. Только не все могли выдержать жар аравийских песков и чаще всего возвращались домой ни с чем. Но те, кто смог осилить трудности пути, не уставали благодарить старца, вернувшего им здоровье и радость жизни.

Мудрец-отшельник стоял на границе своих владений, недалеко от дома, и всматривался в горизонт. Абдалла был не так уж и стар, ему на вид было лет шестьдесят с лишним, но его борода поседела, седина блестела и в волосах, видных из-под гутры. С его когда-то белым бурнусом играл тёплый ветерок. Мудрец был высок ростом, с гордой осанкой, как и подобает настоящему арабу, а в тёмных глазах сверкала накопленная с годами мудрость. Отличался лекарь хорошим здоровьем, а его зрению мог позавидовать любой кочевник.
Сейчас Абдаллу привлекло небольшое тёмное пятнышко на вершине дальнего бархана. Постепенно оно приближалось, увеличиваясь, и вскоре глазам мудреца предстал караван из пятнадцати верблюдов, чинно вышагивающих по горячему песку. По роскошному убранству сбруй было видно, что владелец их несметно богат.
Скоро Абдалла рассмотрел и самого хозяина каравана: он ехал верхом на верблюде, шедшим за проводником. В белом бурнусе, поверх которого наброшена шитая золотом лёгкая накидка, на голове – гутра, полностью скрывавшая лицо от палящего солнца. Только красивые, надменные карие глаза с надеждой смотрели на живописный оазис. Мужчина был примерно средних лет, широкоплечий, аккуратного телосложения. Разместился знатный пришелец в седле, покрытом цветастым ковром, гирлянда цветных кисточек украшала шею и морду его верблюда, высоко поднявшего голову, будто он гордился своим седоком. На других животных ехали несколько слуг и вооружённая охрана, на двух были навьючены тюки с едой и водой, и пять свободных от поклажи и седоков верблюдов замыкали шествие.
- Приветствую тебя, о, старец, - Мелодичным голосом поздоровался незнакомец. – Не тебя ли величают Абдаллой?
- И тебя приветствую, путник, - Ответил отшельник. – Ты прав, я Абдалла Махмуд. А кто ты? И что привело тебя сюда?
- О, воистину в добрый час я отправился в путь! – Незнакомец заставил верблюда опуститься. Тот, заревев, лёг на песок, позволив седоку слезть. – Я Халифа´ ибн Афдар, из рода Рауфа. А привела меня к тебе беда, случившаяся в моём доме. Я наслышан о твоей мудрости, и отправился в путь искать твоей помощи.
Гость подошёл к отшельнику, и Абдалла Махмуд смог рассмотреть его лучше. Халиф (а гость был именно им) оказался довольно высок, широк в плечах и силён телом. Его гордое лицо обрамляла аккуратная бородка и усы, подчёркивавшие полноватые губы. Его тонкие пальцы были унизаны перстнями тонкой работы, в уголках губ залегли скорбные складки, красивое смуглое лицо осенила грусть.          
- Но скажи мне, кто посмел нарушить твою мирную жизнь, о, досточтимый халиф?
Гость приказал слугам ждать его, и направился с отшельником к его небольшому дому. Он примерился к медленному шагу старца, и, беседуя, они шли по дорожке в сопровождении охраны халифа.
- Горе в мой дом принёс леопард, которого я держал ради забавы. – Горестно ответил халиф. – По недосмотру слуг он набросился на моего малолетнего сына, который в это время гулял во дворе, и растерзал ему грудь. Я приказал убить зверя, но это не вернуло к жизни моего сына.
- Но что ты хочешь от меня, почтенный Халифа? Я могу излечить стоящего на пороге смерти, но возвращать к жизни умерших не в моей власти.
Он глянул на спутника – тот шёл, скорбно опустив голову, и нервно перебирал чётки.
- Я и не прошу о невозможном, мудрец, - Вздохнул он. – Хотя в душе верю в обратное. Я скорблю о своём маленьком сыне, я любил его… Моя любимая жена, прекрасная Амира,  не перенесла горечи потери, и чахнет от печали. А другие мои жёны не способны родить мне сыновей. – Он нервно дёрнул плечами. – Я приказал каждую рождённую дочь закапывать в песок!.. Абдалла, помоги, мне нужен наследник! Я привёл тебе пять верблюдиц, это моя плата за твою помощь…
Они дошли до дома старца. Прежде, чем ответить или пригласить в прохладное жилище, Абдалла пытливым взглядом окинул небосвод.
- Да, велика твоя утрата. Но прежде, чем оказать тебе помощь, послушай моего совета: прикажи своим людям отвести всех верблюдов в моё стойло,  и самим укрыться. Очень скоро будет буря. – Ответил он на вопросительный взгляд гостя. Поражённый, халиф всё же прислушался к совету и отдал приказ охране. Войдя в дом, оба расположились на шёлковых подушках, разложенных вокруг столика посреди комнаты.
Халифа огляделся: жилище старца было скромным. Пол устилали потерявшие яркость красок ковры, на стенах висели светильники, у стены – скромное ложе, и столик в центре комнаты. Вот, пожалуй, и всё. Была ещё дверь в другое помещение, но что располагалось там, из-за занавесей было не видно. Абдалла дал знак слуге и тот шустро накрыл на стол.
- О, мудрец, я хочу, чтобы ты поехал со мной, и излечил от тоски Амиру…
- Угощайся, халиф. Или боишься?
- Нет, старец, из твоих рук я готов съесть что угодно, но я прошу не уклоняться от разговора!
Отшельник задумался, глядя на своего гостя. А Халифа пил холодное молоко, заедая свежими лепёшками с бобовой начинкой. Его расшитая золотом накидка играла в свете солнца, заглядывавшего  в окно. Абдалла словно отстранился, поглаживая бороду.
- А что я должен тебе сказать, почтенный Халифа? С тобой я не поеду, твоей жене я не способен помочь – никогда ей больше не понести дитя.
- То есть как не понесёт?
- Амира обречена на смерть. Печать ещё одной утраты лежит на твоём благородном лице. Мне жаль, но это так.
Знатный гость задумался.
– Опечалил ты меня, мудрец. Амира моя любимая жена… Посоветуешь мне жениться ещё раз, может, новая жена сможет родить сына? Что делать мне, мудрец?
- Жениться ещё раз тебе смысла нет – ни одна из твоих жён не даст тебе сыновей. И не смей закапывать дочерей в пустыне: удачно выдав их замуж, ты заключишь нужные союзы. А сын… тебе его родит твоя первая жена…
- Отшельник, в своём ли ты уме?! – Вскрикнул Халифа, обронив лепёшку. – Ты сам сказал, что Амира обречена на смерть! Разве не твои это слова? Или я ослышался?!
- Нет, ты не ослышался. Я действительно сказал, что ты лишишься любимой жены. Но твоя ПЕРВАЯ жена – Аравийская пустыня. – Абдалла спокойно смотрел в разгневанные глаза собеседника. - Ты просил у меня совета? Вот он: пережди бурю и отправляйся в обратный путь. А по дороге прими тот дар, что пустыня даст тебе.
- Но что могут подарить мне пески?! – Удивлённо поднял брови халиф. Он уже не знал, что думать, то ли он сам сошёл с ума, то ли старец безумен.
- То, что ты так сильно хочешь. Отвергнешь его – в скорости твой род изведётся на корню! – Старец говорил спокойно, будто был абсолютно уверен в своих словах. – Помни: ни одна из жён из твоего гарема не родит тебе сына! Другое предначертано тебе Судьбой!
Едва старец договорил, как за стенами дома стемнело, и налетела песчаная буря. Страшнейшее, что может быть в пустыне. Поднятая ветром туча песка скрыла солнце, песок крутился в воздухе в безумном танце смерти.
Ураган улёгся не так скоро, как им хотелось. Но когда в окна снова хлынул солнечный свет, халиф промолвил:
- Что ж, мудрец, я сделаю так, как ты сказал. И прими мой дар: лучшее отдаю тебе – молодых верблюдиц из моего стада.
Старик загадочно улыбнулся.
- Я возьму только четырёх, одну ты заберёшь с собой – тебе она пригодится.
- Хорошо, старец, я послушаю тебя опять. – Халифа поднялся с подушек, его накидка засверкала на свету в такт блеску перстней. – Но если ошибаешься ты, не сносить тебе головы!
- Меня сразит рука времени, а не твоё оружие, - Усмехнулся Абдалла, прищурив мудрые глаза. – Ещё не раз вспомнишь ты меня добрым словом. Иди с миром, досточтимый халиф, и не тревожься, гордый сын Афдара из славного рода Рауфа!
Халифа покинул дом Абдаллы Махмуда, отправившись в обратный путь. Он послушал старца, и взял одну из верблюдиц с собой. Дорогу он коротал, обдумывая сказанное мудрым отшельником.
От раздумий его отвлекли стоны и плач, раздававшиеся где-то неподалёку. По приказу хозяина караван отклонился от пути, и в стороне от дороги, за невысоким барханом, благородный халиф увидел мужчину. Араб был облачён в грязно-белый бурнус, в стороне лежала небрежно отброшенная гутра. Он сидел у ног важного верблюда, насмешливо наблюдавшего за хозяином. А тот стенал и рвал на себе волосы, призывая на свою голову всевозможные проклятия…

* * *

            - Хельга, дорогая, - Окликнул свою жену статный мужчина. – Как ты себя чувствуешь?
- Ничего, всё хорошо, не беспокойся, - Ответила ему невысокая, светловолосая женщина. Её красивое лицо с усталым взглядом было немного бледным. И эта болезненная бледность бросалась в глаза ещё сильнее благодаря тёмному платью с глухим воротом. На руках она держала маленького сына – темноволосого мальчика лет четырёх. Мальчуган, облачённый в лёгкий летний костюмчик держал в руках причудливую ракушку, а его карие, широко распахнутые глазёнки с любопытством рассматривали дома аравийского города, жавшиеся белоснежными стенами к спинам рыжих барханов. И всюду вилось кружево сочной растительности. Зелёная вода Персидского залива сверкала опаловыми искрами, в голубом небе раздавались крики морских птиц, вторивших тихому шёпоту прибоя. Жаркое солнце играло на поверхности его вод, искря и переливаясь живым золотом.
Семья сидела в лодке, не спеша скользившей по волнам к видневшемуся причалу. Мальчик оглянулся, и увидел на рейде их корабль, убравший белоснежные паруса.
Когда лодка стукнулась бортом о край пирса, мужчина помог домочадцам выбраться на твёрдую землю. В отличие от спутницы, он был жгучий брюнет, чуть выше неё ростом, облачённый в дорожный костюм песочного цвета. Лицо мужчины тронуло облачко грусти.
- Ты уверена, милая? – С тревогой в голосе спросил он. – Ты такая бледная! Я боюсь за тебя!
- Не тревожься, Петер! Лучше давай найдём проводника, который знает путь к святому старцу… Я хочу попасть к нему как можно скорее – эта жара невыносима!
- Но, Хельга, дорога была нелёгкой, и наш Томас устал. Да и нам отдохнуть тоже не помешает.
- Мама, я кушать хочу, - Проворковал малыш. Его голос был на удивление мелодичным, как трель соловья.
Хельга к облегчению мужа согласилась, и они принялись за поиски гостиницы, или чего-то, что могло её напоминать. Поиски их увенчались успехом, и скоро семья отдыхала в прохладе комнат, куда сквозь резные окна проникал свежий морской бриз и аромат пышных роз. После привычного европейского стиля восточный быт был в диковинку.
Пол освещённой резными фонариками комнаты покрывали пушистые ковры, ещё один, в светлых тонах, почти полностью закрывал одну из стен. Рядом стоял диван, усыпанный шёлковыми подушками с кисточками и бахромой. В углу притаился кальян, у другой стены расположилась довольно большая кровать под высоким балдахином, призванным защищать от назойливых насекомых. На низких тумбочках разместились ароматические лампы и светильники. Великолепие было увенчано резным потолком.
Жена устало присела на мягкую кровать, а мальчик с криками и писками восторга бросился на груду ярких подушек и забавлялся с их бахромой. Отец присел рядом с ним и пригладил его непослушные густые волосы.
Вскоре двое слуг в безупречных турецких костюмах доставили в номер столик с яствами, и семья с аппетитом поужинала, причём Томас умудрился съесть почти весь рахат-лукум, чем напугал родителей. После раннего ужина Петер отправился на поиски проводника.
Когда он вернулся, Хельга, утомлённая дорогой, дремала. Маленький Томас, вдоволь нарезвившись, крепко спал, свернувшись рядом с матерью тёплым клубочком.
Петер осторожно присел на край кровати, стараясь не разбудить жену и сына, и погрузился в воспоминания последних месяцев.
Мужчина нахмурился – да, всё началось после их совместной поездки в Англию. Петер поехал туда по делам, взяв супругу и ребёнка. Так уж повелось, что, будучи помощником директора торговой фирмы, он часто был в разъездах, и брал семью с собой – дабы не скучали.
Вот и в тот раз они все вместе отправились в Лондон. Но холодные туманы плохо повлияли на самочувствие его юной супруги, и здоровье её расшаталось. Всегда весёлая, цветущая женщина угасала на глазах. Уже не один раз Петер проклял в мыслях свою опрометчивость, и не находил себе покоя, бросая тревожные взгляды на бледную жену. Сначала Хельга думала, что это простая простуда, но болезнь прогрессировала, забирая из его жены жизненные силы.
Петер забил тревогу, и начались посещения лучших эскулапов Европы. Но ни один из специалистов не мог излечить её заболевание, поразившее лёгкие. Каждый советовал своё: кто-то говорил, что нужно переехать в страну с жарким климатом, а кто-то советовал поселиться в сельской местности, и лечиться молоком… А Хельга тем временем чахла на глазах, но никто не в силах был ей помочь. И только один лекарь в Риме посоветовал им обратиться за помощью к старому знахарю в Аравии. По его словам этот отшельник творил чудеса. Петер ухватился за эту возможность. Ведь ради любимой жены он готов был пожертвовать всем.
Он зафрахтовал в порту небольшое двухмачтовое торговое судно с романтичным названием «Фламинго», и уже через пять дней бриг под всеми парусами бороздил море. Капитан, уступив их просьбам, сделал только две вынужденные остановки в Александрии и Багдаде, чтобы пополнить запасы воды и пищи. И уже совсем скоро семья ступила на твёрдую землю Аравийского полуострова…
Хельга вздохнула, и, закашлявшись, проснулась. Она грустно и как-то виновато улыбнулась мужу. Свет ажурного фонарика подчёркивал худобу её лица.
- Я нашёл нам проводника, милая, - Тихо сказал он, стараясь не разбудить Томаса. – Завтра утром мы отправляемся в путь.
- Извини, Петер, я причинила тебе столько хлопот, - Тихо произнесла она.
- Не вини себя напрасно, - Улыбнулся он, и убрал со лба супруги светлую прядку. – Я всегда мечтал проехаться на верблюде…
Как бы тихо они не говорили, Томас всё же проснулся, и, вскочив, радостно запрыгал на постели.
- Вельблюды! Вельблюды! – Радостно голосил он. – Папа, а плавда, что они кактусы едят?
Петер рассмеялся, глядя на сына.
- Нет, сынок, они едят колючки!.. Завтра мы с тобой повезём маму к доброму дедушке.
Томас, поглядев на сидевшую и плакавшую на постели от умиления мать, прижался к ней, обвив смуглыми ручонками её шею.
- Мама, не плачь, доблый дедушка тебе поможет, если я его поплошу!.. А я обязательно его поплошу!
Мать взглянула в красивое лицо своего крохи-сына, и улыбнулась.
- Боже, Петер, он весь в тебя!..

***

Утром семья отправилась к дому проводника. По договорённости с капитаном «Фламинго», судно должно было ждать на рейде их возвращения из пустыни, чтобы они могли на нём отплыть обратно на Родину.
Араб, согласившийся за определённую плату провести их к отшельнику, ждал их, сидя на подушках у входа в дом. Он оказался мужчиной лет сорока двух, кожа его, опалённая почти дочерна солнцем пустыни, источала сильный аромат сандала. Облачённый в сероватый бурнус, выглядывавшие из-под него кожаные сандалии, и красную гутру, он задумчиво поглощал завяленные финики. Между его сдвинутых, чёрных, как смола, бровей залегла складка, в карих глазах застыла какая-то мысль. Над полными его губами топорщились усики, а подбородок и скулы скрывались под аккуратной бородкой. Обычный для тех мест бедуин.
Завидев заказчика и его спутников, араб оторвался от глиняной миски с финиками, и с интересом поглядел на Хельгу. Судя по гортанному возгласу, его очаровала прелесть европейской женщины, той же от его жгучего взгляда стало не по себе.
- Познакомься, дорогая, - Вальяжно произнёс Петер. – Это Хассан ибн Файзулла.  Он проводит нас к старцу…
Хельга вежливо, но сдержанно улыбнулась – о горячем норове восточных мужчин она была наслышана, но не стремилась с ним познакомиться.
- Не сегодня, господин, - Перебил его Хассан. – Лучше я провожу вас завтра.
- Но почему? – Вздёрнул брови Петер, стараясь удержать Томаса, который рвался в загон, где стояли рослые верблюды. – Мы же договорились! Или уговор в этих местах ничего не значит?.. Том, прекрати!
Мальчуган обиженно притих, чем вызвал усмешку араба.
- Аллах велик! И не мне порочить его имя пустыми речами! – Вздёрнулся проводник. – Но Всевышний предостерегает меня! Посмотрите в небо – в пустыне наверняка будет буря. И не надо брать с собой неразумного младенца, путь будет нелёгким…
- Не надо мне указывать, что делать! – Вставила слово Хельга, едва сдерживая гнев. – Это мой сын, и я возьму его с собой, здесь он не останется!
- Неразумная женщина, да простит тебя Аллах! – Пробормотал под нос Хассан, а вслух произнёс. – Женщина! Ты не знаешь, что такое буря в песках! И лучше, если ты этого никогда не узнаешь!
- Так, я вижу, что зря заплатил вам вперёд. – Холодно произнёс немец. – Верните мне деньги! Я найду другого проводника. Моя жена больна, каждая минута на счету, и я не намерен с Вами препираться!
- Для начала тебе придётся поискать желающих жертвовать собой, - Ощерился в белозубой улыбке араб. – Я не граблю людей! Я пытался тебя уговорить, но эта женщина ослепила и оглушила тебя! Будем надеяться на милость Всевышнего!
Речь эту Хассан в горячности произнёс на арабском, и к счастью, его никто не понял. А он продолжал ворчать, готовя к выходу верблюдов.
Часам к десяти стронулись в дорогу. Три гордых верблюда, навьюченные едой и большим запасом воды, важно поглядывали на людей, лёжа на траве у загона. На двух животных разместились Петер и Хельга. Она хотела взять Томаса к себе, но мальчик пожелал ехать впереди, и, смеясь, Хассан с позволения родителей, посадил его перед собой.
- Впелёд!!! – Звонким голоском крикнул мальчуган, скроив заносчивую мордашку, и гордые животные, ревя, неуклюже поднялись, приведя его в полный восторг.
Не спеша, покинули город. Но вскоре Хельга заметила, что, не смотря на медленный шаг, животные двигаются быстро благодаря длинным ногам. Дома и небольшие сады проплывали мимо, скрываясь позади. Скоро покинули город, проходя мимо плантаций кофе и ароматных специй. Но миновали и они, сменившись одинокими пальмами, разбросанными по пескам. Деревья обречённо скрючились под солнцем, чахло шелестя полузасохшей листвой. Путники переступили негласную границу пустыни – маленького ада на земле. Тоскливое зрелище для европейца.
Но даже пески прекрасны в своей смертельной жестокости. Да и не были они безжизненны. Вот пробежала по песку испуганная ящерица, а там сидит, поджидая жертву, скорпион. Он ещё не знает, что неподалёку схоронилась песчаная змея, и выжидает удобный момент для нападения, зарывшись в песок. Тишину нарушали звуки невидимых глазу насекомых, в рыжевато-голубом небе кружился сокол в поисках добычи. Кое-где на раскалённом слепящим солнцем песке росло что-то, напоминавшее траву, тёплым ветерком гнало лёгкие клубки перекати-поля, Томас и его родители с интересом на всё это смотрели. И только Хассан невозмутимо вёл караван всё дальше в пески – для него родные края не были диковинкой. В душе он молился Аллаху, чтобы ничего не случилось в пути. Но у Всевышнего были свои планы, и Он расставлял фигуры судеб на доске жизни так, как Ему было угодно.
Но Хассан и его подопечные ничего не знали о его планах, и караван неспешно двигался по раскалённым пескам. Зной был невыносим, марево жара заставляло колыхаться воздух, и горизонт дрожал, сводя с ума этой пляской. Чтобы мальчик не перегрелся и не обгорел, араб накрыл его голову своей запасной гутрой, закрыв ею лицо и плечи, а тело накрыл лёгкой тканью. Теперь мальчуган ничем не отличался от сына кочевника. Он держал в руках флягу с водой, заботливо предложенную ему арабом, и довольно часто прихлёбывал из неё живительную влагу.
Отец его мужественно сносил суровый климат пустыни, Хельга же, наоборот, страдала. Из-за неё пришлось сделать пару привалов. Ночь провели в прохладе комнат караван-сарая. Здесь было несколько колодцев, и все с удовольствием утоляли жажду, наслаждаясь холодной водой. После нестерпимого дневного зноя прохладная ночь и почти ледяная вода показались райским даром. Из всех путешественников не устал только маленький Томас, с нетерпением рвавшийся в путь. Родители не могли совладать с ним, уговоры не помогали, мальчишка совсем от рук отбился. Он успокоился только тогда, когда Хассан сел у его постели, рассказывая ему истории о пустыне.
Наутро продолжили путь после того, как Хассан, расстелив ковёр, обратил лицо к Мекке и произнёс утреннюю молитву. Европейской семье пришлось удалиться, дабы не осквернять своим присутствием молитву правоверного. И только Томас подглядывал, с интересом наблюдая за арабом, молившимся на непонятном, мелодичном языке.
- Мы будем на месте к вечеру, если всемогущий Аллах и пески великой Руб-эль-Хали будут к нам милостивы. – Ворчливо сообщил им проводник, и повёл их дальше.
Теперь они ушли в сторону от караванных путей, и шли в тиши песков. Хельга нервничала – здесь даже глазу не на чем остановиться, не на что ориентироваться. Петер же был спокоен, положившись на знания проводника. Араб, вглядываясь в горизонт и далёкие барханы, уверенно направлял верблюда, гордо переступавшего по песку. Тишину раскалённого воздуха нарушало только мелодичное, но несколько монотонное пение Хассана.
Повеяло ветерком, под ногами животных весело прокатились клубки перекати-поля, скрывшись вдали. Шевельнулась квелая трава, боровшаяся за жизнь там, где выжить почти невозможно.
Хельга глянула в бок, где на горизонте появилась тёмная полоса.
- Ну, слава Богу, - Громко сказала она. – Наконец-то будет дождь!
Услышавший её слова Хассан взглянул в том же направлении и испуганно вскрикнул.
- Охрани нас Аллах! – Он заставил верблюдов остановиться и лечь на землю. – Я же предупреждал, что будет буря! О, Всевышний, обереги нас! В недобрый час мы двинулись в путь!
- Хватит стенать! – Оборвал его Петер не на шутку струхнув, но не подавая вида. – У нас ещё есть время укрыться! Или успеем доехать…
- Куда?! – Испугался араб. – На пути ни одного укрывища, с тех пор, как здесь прошёл последний караван, пятьдесят раз отцвели сады нашего досточтимого халифа, да приумножит Аллах его богатство, и продлит его дни!..
- Что?! – Задохнулась Хельга. – Пятьдесят лет?! Какого дьявола ты нас сюда затащил? Я еду назад!
Её вопрос, впрочем, как и гнев, был несправедлив – они с Петером сами сюда стремились. Теперь, перед лицом смертельной опасности они совершенно не знали, что делать… Горизонт темнел всё сильнее, буря приближалась. Муж с женой пытались заставить верблюдов подняться, но умные животные ревели, сопротивляясь. Драгоценное время ускользало, как песок сквозь пальцы. Хассан увещевал родителей Томаса накрыть головы тканью, и переждать бурю, но за криками его никто не слышал.
Араб глянул на поднявшуюся, подобно цунами, огромную грязно-серую стену песка. Она приближалась с огромной скоростью, пыль, клубки перекати-поля, песок – всё безжалостно засасывала она в своё ненасытное чрево. На её фоне небольшой караван выглядел жалкими насекомыми. Хассан едва успел закутать головы себе и мальчонке, когда ревущая волна, несущая лишь смерть, накрыла их. Араб сильно прижал мальчика к себе, не давая сдёрнуть с головы покрывало. Томас вцепился в него, крича, что хочет посмотреть. Хассан упал на колени, не в силах устоять на ногах под напором ветра. Когда опасность миновала, он освободился от гутры и огляделся. В воздухе всё ещё клубилась пыль, небо стало ярко-рыжим, солнце мутно светило, пытаясь пробиться сквозь это марево. Буря улеглась так же внезапно, как и началась. Но было кое-что ещё, что заставило проводника вскрикнуть. Неподалёку лежали два мёртвых верблюда и пара тел, полузасыпанных песком, без признаков жизни. Хассан велел мальчику подождать, и убедился в том, что его родители мертвы. Не зная, что предпринять – мёртвым уже не поможешь – Хассан посадил мальчика на своего верблюда, и не нашёл ничего лучше, как отправиться к Абдалле и испросить у него совета. Ведь семью ждал на рейде корабль. А кто из неверных на его борту поверит, что Хассан не убил его родителей? Никто. И пушки судна повернутся в сторону города…
Вот такой росчерк оставило перо в Книге Судеб. Но если спросить верного слугу отшельника Абдаллы, то преданный ему Айюб скажет, что Хассан в испуге принял за смерть простой шок от пережитого. Когда же они очнулись, Хассана с их сыном уже не было. Но бедуина можно понять – опасаясь гнева экипажа иноземного корабля, он увёз мальчика к мудрецу, дабы испросить его совета. Два верблюда действительно погибли, и запасы воды были небольшими, и они приготовились принять ужасную смерть в пустыне, когда вдали показался погонщик верхом на верблюде. То был Айюб, предусмотрительно посланный Абдаллой. Он проводил их туда, куда они стремились – к старому отшельнику. Позже, убеждённые им в смерти сына, они отправились домой. В пустыне погибших не ищут…
А сын их, юный Томас, был жив и здоров. Но по воле старца, обладавшего кроме всего прочего ещё и даром предвидения, родители не узнали радостной вести. Старому Абдалле открылось, что у мальчика совсем другая судьба, и он призван в этот мир с благородной целью. И мальчик не должен попасть назад к своим родителям, иначе край этот ждут беды и лихо…
Хассан ничего этого не знал, и вёл своего верблюда по пескам. Когда мальчик, сидящий на спине животного, устал, бедуин разбил лагерь, и ему пришлось столкнуться с ещё одной проблемой. Ребёнка надо кормить, а еду нужно приготовить, и при этом уследить, чтобы мальчик ничего не вытворил по причине своей любознательности. А как кормить юного Томаса, если однообразная еда ему надоела, ему жарко, и к тому же на голову бедного бедуина сыпался град разнообразных вопросов?!
Хассан в отчаянии сел на песок у ног своего верблюда, схватился за голову и завыл:
- О, да за что мне, несчастному, такие испытания? – Голосил он на всю окрестность. – Лучше бы я задохнулся в чреве своей недостойной матери! Лучше бы иссохли мои кости! За что, о, Аллах, ты караешь меня?.. О, Всевышний, сжалься надо мной!..
- В чём твоя беда, о, несчастный сын из дома Пророка, что ты клянёшь себя столь страшно? – Раздался приятный голос.
Хассан на миг замолчал, и поднял глаза. Перед ним на верблюде сидел богатый халиф. Кисточки, украшавшие седло, мерно покачивались на толстых шнурках почти у самой земли. Богатая сбруя расшита красивым орнаментом – дело рук невольниц, преуспевших в этом ремесле. Гордо поднятая голова животного так же была украшена яркими кисточками. Халиф сидел верхом на верблюде и перебирал чётки из слоновой кости. Он с интересом смотрел на Хассана.
- О, достойнейший из живущих, - Обратился к нему бедуин. – Да преумножит Всевыший твои богатства! Родители сего младенца просили меня провести их через пески, но волею Судеб они погибли… Что делать с сим ребёнком, я не знаю…
Халиф, выслушав его, перевёл удивлённый взгляд на навес из каких-то тряпок, где сидел Томас, уминавший порцию вяленых фиников. Богатый араб в душе рассмеялся – слова Абдаллы сбылись в точности. Халифа заставил верблюда опуститься на колени, и подошёл к распростёртому в пыли Хассану.
- Ты достойный сын неба, - Утешил он несчастного. – Не оставив мальчика погибать, ты проявил должное милосердие.
- Но что делать мне с ним, о, халиф? – Спросил его бедуин.
Араб на мгновение замолчал, припоминая слова отшельника. Его лицо просветлело при виде мальчика, так похожего на его погибшего сына… Любопытные глазёнки ребёнка были направлены на него. Халифа улыбнулся Томасу.
- Отдай его мне. Для тебя это тяжкое бремя, а я…
- О, благородный халиф, да ниспошлёт Всевышний тебе долгие дни! – Радостно вскричал Хассан.
Халифа улыбнулся, и бросил бедуину приятно брякнувший мешочек.
- Это тебе за труды твои. А теперь вознесём молитвы Аллаху, сохранившему жизнь столь прекрасному младенцу!
Он хлопнул в ладоши, и слуги принесли два ковра. Омывшись, бедуин с халифом, к восторгу Томаса, с интересом за ними наблюдавшего, помолились.
Потом Хассан отправился в обратный путь, а Халифа направил караван в направлении своего дворца. Он посадил мальчика впереди себя.
- Как зовут тебя, чудное дитя? – Мягко спросил его араб, памятуя рассказ Хассана о том, что мальчик был из семьи, прибывшей из далёкой страны Германии. Сам халиф был искушённым в языках, он вёл торговлю со многими иноземными купцами и знал немного несколько европейских языков, в том числе немецкий.
- Томас, - Звонко ответил малыш, принимая из рук Халифы ароматный апельсин.
Богатый араб улыбнулся.
- Забудь это имя. Теперь ты будешь зваться Джаффар.  Да, Джаффар, сын Халифы из рода Рауфа.
- Ты мой новый папа? – Поднял брови малыш. В силу малолетнего возраста он так и не понял, что же с ним произошло. – Здолово! Ты такой доблый!
Почти два дня, проведённых в пути, араб говорил со своим новообретённым сыном. Он отметил, что у мальчика хороший аппетит, покладистый характер, и способность к обучению. Глядя на него, Халифа радовался, и благодарил в мыслях старца.
Вот так и получилось, что, приехав с родителями в Аравию, Томас оказался в богатом дворце халифа Халифы ибн Афдара аль-Рауфа…

Минуло 17 лет…

Таким уж создан я — веселым и печальным,
И все ж нельзя меня считать необычайным.
Из праха создан я. Кого там только нет?!
А значит, я таким родился не случайно.

Гордый арабский скакун чёрной масти по воле своего седока отделился от общей группы людей и неспешной рысью приближался к небольшому оазису в песках. Одет всадник был в светло-зелёную рубашку, широкие белые штаны, перехваченные кожаным ремнём, обут он был  в белые шитые орнаментом сапоги, на плечах – ярко-красный плащ, один край его длинной, закрывавшей всю спину, белоснежной гутры, небрежно закинутый на плечо, скрывал часть лица. Всё, что можно было увидеть – жгучий взгляд карих глаз, гордых, с проблеском ласковых искорок. На руке, защищённой перчаткой из плотной кожи, сидел сокол. У седла – сабля в ножнах, за поясом – длинный кинжал.
Весь вид всадника, как и богатая сбруя его коня, говорила о его высоком положении. Судя по возрасту – сын какого-нибудь шейха или халифа.
Конь приблизился к зарослям, и оттуда выпрыгнул довольно упитанный заяц. Юноша вытянул руку, и умная птица с боевым кличем ринулась на добычу. Заяц, заметив опасность в последний момент, так и не смог убежать. Сокол впился в него когтями, лишая жизни. Хозяин тронул поводья, и конь приблизился к птице гордой рысью. Охотник соскочил с седла, и подобрал зайца, легко взлетев обратно на спину скакуна. Сокол занял привычное место на его руке. Умная птица знала – после охоты у неё будет пир. Благодаря её стараниям у седла болтались пара птичьих тушек, и упитанный заяц.
Повернув коня, юноша поскакал обратно к остальным участникам охоты. Один из них, плотный высокий араб, с начавшей седеть аккуратной бородкой, сидя верхом на белом коне, улыбнулся, увидев приблизившегося всадника.
- Как успехи, Джаффар? – Спросил он.
- Удача сопутствует мне, хвала Аллаху! – Улыбнулся юный охотник, и  продемонстрировал свои трофеи.
- Я горжусь тобой, сын мой! – Улыбнулся араб. Юноша слегка склонил голову. – А теперь едем в лагерь!
Вся группа всадников направилась к шатрам, видневшимся вдалеке. Шестеро арабов верхом на грациозных конях, у всех без исключения – охотничьи соколы, у сёдел – трофеи.
Джаффар ехал рядом со своим отцом, он откинул гутру, и теперь можно было рассмотреть точёное лицо, красивые губы, нос с горбинкой. Задорный огонёк горел в его очерченных пушистыми ресницами глазах. Изящную шею обрамлял ворот рубашки, из-под гутры вырвалась прядка чёрных вьющихся волос. Он не был похож на своего отца, Халифу аль-Рауфа, многие это замечали, но не придавали значения, предполагая, что мальчик пошёл в мать. Рядом с Джаффаром ехал его дядя – Сакхр аль-Рауф, младший брат Халифы.
Внешне, как водится, братья были похожи, но вот характерами обладали абсолютно противоположными. Если Халифа был спокойный, добрый и чуткий человек, то Сакхр отличался вспыльчивым нравом, в его глазах горел хитрый огонёк, он редко улыбался, и не щадил ни слуг, ни рабов, ни жён. Состояние его было меньше, чем у старшего брата, имел он к своим тридцати семи годам пока двух жён и троих детей – сына и двух дочерей.
Отношения между братьями были хорошими, но вот к племяннику Сакхр относился с некоторой прохладцей: не понимал он тягу Джаффара к музыке и танцам – то был удел женщин и смазливых рабов. Но никогда Сакхр не ссорился с сыном своего брата, хоть и пытался ему втолковать, как должен вести себя настоящий мужчина. Но Джаффар не считал нужным прислушиваться к словам дядюшки. Да и зачем? Юноша привык жить своим умом, и слушался только отца, а отец, любя сына всем сердцем, воспитывал его под стать себе. Джаффар вырос гордым, храбрым, как и подобает сыну Востока, но между тем в груди его билось доброе сердце. И что бы там ни говорил Сакхр, халиф всячески поддерживал увлечение сына музыкой. Почему бы и нет, если Аллах наградил мальчика слухом и красивым, мелодичным голосом?
К семейной охоте с удовольствием присоединился полный небольшого роста советник Халифы пятидесятилетний Бейдулла из рода Максуда, уже изрядно поседевший, но всё ещё лихой наездник. К сожалению, сын его не смог присоединиться к охоте. Род их давно уже служил роду Рауфа. Служил верой и правдой.
Присутствовал также и друг Халифы – крепкий, плотного телосложения Хаким, в садах которого произрастали лучшие в округе апельсины, выращивал он также и зерно. С ним приехал и его старший сын, широкий в плечах Наджиб, который впоследствии должен наследовать дела своего отца.
Небольшое, но богатое общество, не считая нескольких слуг, следовавших за хозяевами. Остальные слуги и рабы раскинули шатры, устлав горячий песок коврами, расставили в них столики, вокруг которых разложили подушки. К «потолку» в шатрах прикрепили лампы, наполнив их бараньим жиром.
Шатёр Халифы аль-Рауфа сразу бросался в глаза – он был самый большой, ярко-изумрудного цвета, с гирляндой пушистых кисточек над входом. Приблизившись к шатру, Джаффар соскочил с седла. Его сокол занял место на шесте рядом с входом в походное жилище, и принялся чистить перья, ожидая награды за свои труды.
- Отдыхай, Шафран! – Юноша похлопал коня по холке, и передал поводья конюху, и тот увёл гордого скакуна. Погладив птицу по распушённым перьям, Джаффар проследовал за отцом в шатёр. Скинув плащ, он с наслаждением откинулся на подушки, взяв в руки рубаб. Этот инструмент он брал с собой всегда, развлекая себя и окружающих нежной музыкой. Улыбаясь, Джаффар играл на рубабе, тихо мурлыкая себе под нос.
Между тем в шатре собрались остальные участники охоты. Кто просто возлежал на подушках, кто сидел, скрестив ноги, и пил прохладную воду, утоляя жажду. Все собрались в ожидании, когда слуги освежуют и приготовят дичь и зайца к обеду. Вели мирную беседу по аккомпанемент нежного плача рубаба. Лёгкий тёплый ветерок, врываясь в шатёр, весело играл с резной лампой.
- Как твои дела, Хаким? – Поинтересовался Халифа, жмурясь от проникших в шатёр солнечных лучей.
- Хвала Аллаху, хорошо, - Улыбнулся его друг. – Моя торговля процветает!
- Да, твои апельсины стоят тех денег, какие ты за них просишь! – Хаким в ответ довольно улыбнулся, жмурясь. – Я куплю у тебя ещё, мой сын, и мои жёны с дочерьми пленены их вкусом! Клянусь бородой Аллаха, они достойны расти в Райских садах! Правда, Сакхр?
- Тебе виднее, брат мой, - Пожал плечами младший аль-Рауф. – Мне больше по душе вкус персиков.
- А мне твои апельсины нравятся, досточтимый Хаким, -  Вставил своё слово Джаффар, перебирая струны. – Их аромат бесподобен! – Хаким был польщён его словами, что выразил кивком головы.
- Ну, хорошо, ты меня убедил! Но всё же я не могу понять других твоих пристрастий! – Сакхр надменно взглянул на инструмент в руках племянника.
- Сакхр, мы это уже обсуждали, - Мягко осадил брата халиф. – Пусть Джаффар занимается музыкой, раз так угодно Аллаху!
- И всё же это не мужское занятие! – Огрызнулся младший аль-Рауф на родича, мотнув головой.
- Дядя, мой голос – дар Всевышнего, не суди его столь строго! – Хитрые искорки зажглись в глазах Джаффара, и он запел:
- Создатель, без тебя земле не видеть роз,
Ни соловьиных рощ, ни виноградных лоз.
Кто вопреки тебе посмеет улыбнуться,
Пусть не сотрёт вовек с лица кровавых слёз!..
Неизвестно, долго бы это ещё продолжалось или нет, но юношу перебил резкий голос дяди:
- Ты чересчур дерзок для мужчины, не имеющего бороды!.. – Осадил его Сакхр, недобро сверкнув на племянника глазами. Назревавшую перепалку предотвратил Бейдулла.
- Джаффар, не могу понять, почему твоего коня кличут Шафран? Он же чёрен, как душа шайтана!
- Да, уважаемый Бейдулла, ты прав, но одна прядка в его гриве рыжая, - Улыбнулся юноша, он уже забыл о сердито ворчавшем дядюшке.
- Хороший конь! – Подхватил беседу Наджиб. – Уверен, он пересечёт пески Руб-Эль-Хали и не устанет!
Счастливая улыбка замерла на губах юноши – он гордился своим конём.
Разговор, умело направленный в другое русло, мирно потёк дальше. Слуги принесли блюдо с дымившимся мясом, от которого шёл аромат пряностей, свежие фрукты, воду и молоко. Подали также миску с водой, чтобы охотники могли омыть руки перед трапезой.
- Бисмилла! – Произнёс халиф, опустив пальцы в воду, все присутствующие последовали его примеру. Затем приступили к трапезе, отдав должное нежному мясу добытого Джаффаром зайца. Снаружи донёсся восторженный крик нескольких соколов – начался кровавый пир хищников. Им тоже досталась часть добычи.
- А как идёт торговля твоим замечательным шёлком? – Поинтересовался Хаким. – И как тебе удаётся производить столь нежный шёлк?
- Производство его, не так уж и сложно. – Улыбнулся халиф. – А торговлей я доволен, хвала Аллаху. Вчера караван с моими шелками отправился в Дамаск. Попробую там поторговать…
- А ты уверен, что стоит это делать? – Перебил его младший брат. – Сирия слишком далеко от нас.
- Расстояние меня не пугает, брат мой, у меня есть хороший товар, а желающий его купить найдётся всегда.
Пока старшие разговаривали, двое юношей хранили молчание, уминая всё самое вкусное. Но потом Наджиб с Джаффаром уединились в уголке, и предались беседе о достоинствах своих коней. Их спор перешёл в шутливую перепалку, и взрослым пришлось пару раз на них цокнуть. Двое юношей решили испытать своих коней на скорость бега, и выскочили из шатра, едва не опрокинув высокий и изящный серебряный кувшин с водой.
- Порази вас Аллах! – Рявкнул Сакхр, вовремя успевший подхватить кувшин. – Мало одного умалишённого, так и второй туда же!..
- Не ворчи, любезный Сакхр, - Успокаивал его Хаким. – Мальчикам хочется развлечься, я бы тоже на эти скачки взглянул.
Халифа хлопнул в ладоши, и по его приказу слуги скатали плотную ткань, служившую стенками, и закинули её на крышу шатра, превратив его в навес. Четверо арабов, лёжа на подушках, наблюдали за юными наездниками.
Мальчикам привели осёдланных коней, по уговору, нужно было покрыть расстояние до видневшихся вдали барханов по ровной местности, и вернуться назад. Кто быстрее, тот и победитель.
Под шумный восторг свиты, и одобрительные возгласы родственников, два всадника погнали коней в галоп, быстро скрывшись в пыльной дали. Кони легко бежали по ровной земле, у Джаффара захватило дух от такой скачки, он нахлёстывал Шафрана, заставляя бежать ещё быстрее. До барханов доскакали почти одновременно, но на обратном пути Наджиб отстал, и гордый Шафран, встал, как вкопанный, возле шатра, возбуждённо фыркая. Следом подъехал и второй юноша, восторженно смеясь – проигрыш ничуть его не расстроил, дружба с Джаффаром была милее его сердцу.
- Ты прав, твой конь быстрый, как ветер, а поступь его легка, как у юной красавицы!
- Твой конь тоже хорош, - Ответил сын халифы. – И, уверен, ты мне подыграл!
Позволив конюхам увести лошадей, юноши снова вошли в шатёр, где их ждал кофе – гордость плантаций Халифы аль-Рауфа.
- Правда ли, мой друг, что ты продаёшь иногда свой кофе иноземным купцам? – Приподнял бровь Хаким, смакуя напиток.
- Да, иногда у меня его покупает один купец из дальних земель, - Ответил аль-Рауф. – Он истинный ценитель этого напитка, мне доставляет удовольствие заключать с ним сделки, он хорошо платит.
- Но, Халифа, он же…
- Хаким, друг мой, - Перебил недоумевающего друга халиф. –  Да, он иноземец, но я не встречал ещё среди неверных такого ценителя кофе! К тому же, он не скупится, и готов платить такую цену, какую я назову. Даже не торгуется.
Хаким понимающе улыбнулся уголками губ, заметив хитрый блеск в глазах своего друга – Халифа честный и добрый человек, но своего никогда не упустит.
За разговорами и весельем подступил вечер. Солнце, из последних сил источая тепло, клонилось к горизонту. Красный закат окрасил небо и далёкие барханы, выпиравшие над равниной подобно спинам причудливых животных. Миг – и последний луч погас, на землю опустилась темень. Все без исключения в лагере расстелили коврики, и, обратясь лицом к древней Мекке, вознесли молитвы Всевышнему.
Небо было усыпано звёздами, в темноте раздавалась трель насекомых. Воздух медленно остывал,       ночная свежесть прокралась в шатры. Выставив охрану, знатные арабы разошлись по шатрам, прислуга расположилась под большим навесом, рядом с импровизированным загоном для верблюдов. Только Джаффар с Наджибом ещё долго сидели у костра. Разошлись они уже поздно, когда на небо вскарабкалась луна, осветив окрестности тусклым сиянием.
Утром после молитвы и завтрака свернули лагерь. Первыми стоянку покинули Хаким с сыном. Наджиб распрощался со своим другом, и, вскочив в седло, догнал небольшой караван, который возглавлял его отец. Хаким с сыном не мешкали – им за день нужно было покрыть огромное расстояние, и до темноты добраться до дворца, располагавшегося под сенью апельсиновых садов, недалеко от Персидского залива. Джаффар обернулся, провожая глазами друга, на его накинутый на широкие плечи зелёный плащ, почти скрытый под длинной гутрой.
Сакхр со своей свитой немного проехался в обществе брата и племянника. Перед тем, как направить коня по тропе верблюдов, он попрощался с родственниками.
- До встречи, дядя Сакхр! – Склонил голову Джаффар. – Да обережёт тебя Всевышний от опасностей в пути!
- Спасибо, племянник! – Чопорно ответил младший аль-Рауф. – И да хранит тебя Аллах! Доброго пути, брат мой!
- И тебе лёгкой дороги, брат! – Улыбнулся Халифа. Его белая, расшитая золотом накидка сияла на солнце, с белоснежной гутрой забавлялся ветерок.
Сакхр со своими слугами направился на юго-восток, вдоль границ пустыни, к своему дому. Джаффар, отпустив своего сокола летать и охотиться в своё удовольствие, ехал рядом с отцом. Халифа смотрел на своего приёмного сына, и вспоминал тот день, когда впервые увидел маленького мальчика под навесом из старых тряпок… сколько лет уже минуло с тех пор! Мальчик превратился в красивого юношу – мечту местных красавиц. Он даже не подозревал, сколько девичьих сердец пленил!
Аль-Рауф воспитал приёмного сына как родного, отдав ему всю любовь. Немногие были посвящены в их семейную тайну, а кто знал, тем Халифа запечатал уста страшной клятвой.
Ну, а Джаффар, благодаря юному возрасту, вскоре забыл, при каких обстоятельствах он попал в дом халифа. Он забыл родителей, окружённый заботой счастливого араба. Джаффар даже мысли не допускал, что Халифа не был ему родным отцом, и отвечал нежными чувствами на отеческую любовь богатого халифа.
Юноша ехал рядом с отцом, развлекая его мелодичными и несколько грустными песнями.
- У тебя замечательный голос, сын мой! – Халифа взглянул на скромно улыбнувшегося сына. – И я нашёл тебе ещё одного учителя, как ты и просил меня.
- Спасибо, отец! – Радостно воскликнул юноша, и погрустнел. – Но дядя Сакхр говорит…
- Не слушай моего брата, прошу, - Мягко перебил его отец. – У него свой взгляд на многие вещи, и ты всё равно его не переубедишь! У Сакхра тяжёлый характер, но таким его создал Аллах.
- На всё воля Всевышнего, - Согласился Джаффар. Хотя в душе он понимал, что недовольство дяди справедливо вызвано колкими шутками племянника.
- Не переживай, всё образуется, - Утешил его аль-Рауф.
- Дядя Сакхр строг, но мой отец ты, - Улыбнулся Джаффар. Тут он заметил облачко между двух барханов. – Смотри, отец, там всадник, и, кажется, он скачет к нам…
Халифа всмотрелся вдаль. Сын оказался прав – то был всадник. Вскоре можно было увидеть очертания рослого наездника, он нещадно погонял коня, и его плащ развевался на ветру, а лицо наполовину скрывала гутра, защищавшая его от жаркого воздуха Аравии. Белоснежные одежды всадника приобрели рыжеватый оттенок от осевшей на них дорожной пыли.
- Хм, интересно, кто это может быть? – Задумчиво протянул аль-Рауф.
Они с сыном придержали лошадей. Тонконогий иноходец поравнялся с ними, подбежав лёгкой рысью. Богатая сбруя коня, расшитая золотыми и серебряными нитями, ослепительно сверкала в лучах солнца. Верхом на гордом красавце восседал мужчина. Он откинул гутру, и отцу с сыном открылись тонкие черты лица, бородка украшала его подбородок, над верхней губой – тоненькие усики, на голове, поверх гутры, было что-то наподобие тюрбана, обмотанное вокруг шапочки. Незнакомец поклонился халифу.
- Мир тебе, о, досточтимый халиф! – Почтительно произнёс он. – Да благословит Аллах тебя и твоё семейство!
- Приветствую и тебя, путник, - Любезно ответил халиф, разглядывая его. – Кто ты и откуда? Судя по твоим одеждам, ты проделал долгий путь.
- Ты прав, о, халиф. Имя моё Казим, я гонец Джумы аль-Имана, что живёт в Сирии. – Ответил он, глядя на отца и сына, у которых на лицах отразился интерес. – Мой господин наслышан о достоинствах твоих коней. Слава об их резвости достигла даже Багдада! Мой господин отправил меня к тебе, о, халиф, с просьбой: продай ему коня для скачек!
В подтверждение слов гонец подал Халифе аль-Рауфу пергамент, исписанный тонкой вязью. Он прочитал, и передал письмо сыну, Джаффар с интересом перечитал послание.
- Я с удовольствием продам коня почтенному аль-Иману, да благословит его Всевышний! – Произнёс халиф, глядя на довольную улыбку Казима. – Но кто мне за него заплатит?
- Я. Мой господин дал мне золота, чтобы я заплатил тебе, о, всеми уважаемый Халифа из рода Рауфа! – Гордо ответил гонец. – Остаётся только выбрать коня.
- Хорошо, но мои кони не здесь, и я устал. Едем во дворец, любезный Казим. Мы с сыном были на охоте, и сейчас возвращаемся. Чудо, что мы с тобой встретились. Раздели с нами трапезу, а тем временем я пошлю слуг за лучшими скакунами из моего табуна.
Гонец согласился, и принял приглашение. Его конь рысцой бежал по левую руку от коня халифа.
Дворец аль-Рауфа расположился на равнине, рядом с гористой местностью. Вдали угадывались воды Персидского залива, на водах которого играли солнечные блики. Довольно обширная местность была охвачена зеленью, дома и дворцы утопали в садах. Здесь, в отличие от других районов Аравии, благодаря плодородным почвам и удачному расположению, был цветущий уголок рая, где открывался вид на прекрасный горный пейзаж, а с залива задувал свежий морской ветер. Цветущие земли были обширны, природа отвоевала у пустыни огромную территорию, и на её границах жил не только Халифа, но и Хаким, только земли его располагались довольно далеко от владений аль-Рауфа, что очень огорчало их обоих.
Рядом находилось довольно большое озеро, и в него звонко вливался ручей, сбегавший с близлежащих холмов. Зелень была настолько густой, что издали стены домов были едва различимы. Зато белоснежный дворец Халифы виден был уже издали. Двухэтажный, со стрельчатыми окнами, искусная резьба украшала его, словно легчайшее кружево. Посетитель, войдя в ворота дворца, попадал в уютный внутренний дворик, где стоял красивый фонтан. После изнуряющей жары приятно было войти в огромный зал с большой колоннадой, и множеством арок, украшенных ярким орнаментом. Всюду виднелись напольные вазы, у стен стояли сундуки, у одной из стен на полу лежал большой ковёр, на нём стоял круглый столик на коротких ножках, окружённый шёлковыми подушками. На столике стоял серебряный кувшин с водой и две серебряных чаши. Рядом со столиком обосновался кальян. Под резным потолком висела большая люстра искусной работы, на стенах располагались светильники, благодаря им и люстре здесь и по ночам было светло, как днём. На втором этаже были жилые комнаты, с уютной, но скромной обстановкой. В каждой комнате стояла кровать с балдахином из легчайшей органзы, мягкий диван, в центре хоровода подушек – столик.
Кроме дворца, было небольшое поселение, где жили охранники со своими семьями, крестьяне, работавшие на полях халифа, недалеко располагались загоны для коз и верблюдов.
Во дворце Казим пообедал за одним столом с халифом и Джаффаром, рассказывая им о скачках, которые должны вскоре состояться в честь свадьбы старшего сына Джумы аль-Имана.
День начал клониться к вечеру, когда бедуины по приказу халифа пригнали с десяток лучших скакунов. Все тонконогие, изящные и гордые. Белые, гнедые, чёрные, все одинаково выносливые, чистокровные арабские скакуны. Казим с благоговейной улыбкой на устах любовался на этих лучших представителей своей породы. Он долго смотрел, и, прислушавшись к совету Джаффара, выбрал чёрного, как ночь, коня, на груди его было белое пятнышко – словно одинока звезда в небе. Скакун был поджарый, молодой, с умными лиловыми глазами. Когда сирийский гонец, восторженно ахнув, похлопал его по холке, конь гордо заржал и встал на дыбы. Бедуины едва могли сдерживать этого горячего скакуна, а тот начал фыркать и рыть копытом землю.
- Отличный конь! – Казим погладил лошадь по изящной шее, тот запрядал ушами. – Мой господин будет доволен! Сколько ты просишь за это чудное создание, о, халиф?
Аль-Рауф назвал цену, и гонец отдал ему звякнувший мешочек.
- Но скажи мне, Казим, а кто доставит скакуна в Сирию? – Спросил Джаффар, приподняв брови.
- Я доставлю. – Гонец почтительно склонил голову. – Так намного быстрее.
- Нет, это плохая мысль, - Задумчиво произнёс Халифа. – В песках всякое может случиться: буря, разбойники… ты можешь не добраться со столь ценным даром даже до границ Сирии…
- И что ты посоветуешь мне, досточтимый аль-Рауф? – Нахмурился гонец.
Халиф вздохнул, поглаживая бородку.
- Если бы ты приехал на пару дней раньше, ты смог бы уйти с моим караваном шелков,… а теперь… даже не знаю, боюсь я тебя одного в пески отпускать… вот что: переночуй у меня, а завтра я отправлю тебя с охраной.
Казим задумался. Наверное, халиф прав: иногда на одиноких путников нападали разбойники. Мало ли что может случиться, путь не близкий. А он поклялся своему господину вернуться с конём.
- Хорошо, достойнейший из живущих, - Поклонился он Халифе. – Я пережду ночь в твоём доме. Но утром я уеду!
- Да будет так! – Обрадовался халиф.
Казим спал ночь в отведённой для него комнате, заснув под мелодичную трель насекомых, прятавшихся в зелени сада. Когда он встал, и спустился в нижний зал, Халифа с сыном уже были там, разговаривая с одним из охранников. У Джаффара было встревоженное выражение лица. Не успел Казим спуститься, как охранник, поклонившись, ушёл.
После завтрака Джаффар отправился на конюшню навестить Шафрана. Посол и халиф продолжили прерванную беседу, и тут вошёл слуга и доложил о приезде заморского купца. Халифа улыбнулся, пригладив аккуратную бородку, ему в голову пришла интересная мысль. С удивлением Казим разглядывал вошедшего в залу мужчину. На нём был европейский костюм из дорогой ткани чёрного цвета. На поясе висела шпага, на ногах – высокие сапоги. Высокий, светловолосый, с красивыми чертами лица, в его серо-голубых глазах сверкал озорной огонёк. Сирийский посол забыл о завтраке – европеец не частый гость в их краях.
- Приветствую Вас, уважаемый аль-Рауф, - Мягко произнёс утренний гость на безупречном арабском языке, слегка поклонившись халифу, и тут заметил Казима. – Приятного аппетита! Надеюсь, я не помешал?
Казим смотрел на него, не говоря ни слова. Такой наглости он не ожидал – разговаривать с халифом как с равным! Да как смеет этот неверный?!
- Нет, совсем нет, - Аль-Рауф предложил гостю присесть на диван. – Как Ваши дела, уважаемый Болен?
- О, замечательно! – На лице купца играла довольная улыбка. – Я к Вам по делу – я веду своё судно с Цейлона с грузом чая, и вот решил по дороге зайти в порт, чтобы купить у Вас, Халифа, ещё одну партию Вашего замечательного кофе!
Халиф хлопнул в ладоши, и приказал слугам подать гостю поесть с дороги. Казим сидел на подушках и вкушал финики, наблюдая за европейцем с выражением крайнего презрения на лице.
- Не знал, что язычники знают, что такое кофе, - Мрачно произнёс он.
- Ну, да, я тоже не слышал, чтобы они его пили… - Невозмутимо ответил Болен. – Спасибо, что просветили.
Дитер Болен – так было полное имя купца, родился и вырос в Германии. С детства им овладела тяга к приключениям и морю, он рос, слушая рассказы бывалых моряков. Возмужав, нанялся на торговое судно. Проделал длинный карьерный путь от юнги до капитана всего за каких-то десять лет. Накопив достаточно денег, приобрёл судно, набрал команду, и занимался тем, что привозил в Европу экзотический товар – начиная крокодильей кожей из Африки, и заканчивая душистыми специями, чаем и кофе из Азии и Индии. Однажды его судно бросило якорь в порту недалеко от земель халифа, чтобы пополнить запасы воды, и здесь Болен услышал о замечательных кофейных плантациях местного богача. Дитер быстро вошёл в расположение аль-Рауфа, и наведывался к нему примерно один-два раза в год. Несмотря на возраст и религию, они подружились, и с удовольствием вели торговлю.
- О, пожалуйста, не ссорьтесь, - Халифа укоризненно посмотрел на обоих. – Господин Болен, отдохните немного и мы поедем к моему управляющему.
Болен кивнул, не отказав себе в удовольствии выпить порцию ароматного кофе с примесью специй.
- О, досточтимый халиф! – Казим поднялся с подушек. – Я по достоинству оценил твоё гостеприимство, но мне нужно отправляться в дорогу!
- Погоди, любезный, сядь, - Халиф сделал приглашающий знак рукой, и посол опустился на подушки, скрестив ноги. – Сегодня утром мне донесли, что на один из караван-сараев напали бандиты, отравив воду в колодцах…
Казим удивлённо поднял брови – ни разу до этого грабители караванов не творили такого безобразия. Вода в пустыне была на вес золота, отравить её – значит оставить без драгоценной влаги сотни и тысячи людей и животных, пересекающих великие пески. Да, от таких вандалов и охрана не спасёт. Узнав в купленном коне ценного представителя породы, эти вандалы пойдут на всё…
- И что мне делать, уважаемый халиф, да ниспошлёт Аллах тебе мудрость!
Болен отвернулся, чтобы спрятать предательскую улыбку – его всегда забавляла восточная манера разговора.
Халиф опять пригладил бородку, и сощурил тёмные глаза, в которых светились искорки. Большой перстень на пальце сверкнул в лучах солнца, проникшего в стрельчатые окна.
- А что, уважаемый Болен, - Медленно произнёс Халифа, рассматривая серебряный кувшин. – Возьмёшь ли на борт сирийского посла с конём? Их в Сирию доставить нужно.
- Отчего не взять? – Болен посмотрел в сощуренные глаза араба. – Нам почти по дороге…
- О, халиф, да продлит Аллах твои дни, да благословит твоих детей! – Казим уронил блюдо с финиками, тёмные плоды рассыпались по пушистому ковру. – Пусть хоть сам шайтан в пустыне сдирает с путников кожу, не сяду я на корабль неверного! Тогда уж лучше убей меня!
- Казим, ты зря так волнуешься, - Мягко произнёс Халифа. – Я хорошо знаю этого человека, он доставит тебя до границ Сирии, это лучшее, что я могу предложить тебе! я не хочу, чтобы купленный у меня конь сгинул понапрасну!
Посол вздохнул – халиф был прав, как и всегда. Другого выхода не было, а встретиться с бандитами лицом к лицу совсем не хотелось. Он задумчивым взглядом наблюдал за вошедшим в залу арабом, который что-то искал на дальнем столике, заваленном манускриптами и тяжёлыми книгами. То был новый учитель Джаффара, обучавший юношу основам танцев.
- Хорошо, о, халиф! – Произнёс он. – Я согласен!
- Когда вы сможете отплыть? – Обратился Халифа к Болену.
- Завтра, - Ответил купец, поразмыслив. – Завтра и коня на борт возьмём, у меня есть просторный загон. Доставим коника в Сирию с попутным ветром!
- Я взойду на твой корабль, неверный, - Мрачно произнёс посол. – Но знай: обманешь – я перережу тебе горло и вырву сердце!
Болен хмыкнул – он спокойно относился к угрозам восточных людей, но пока ни одна из них не была приведена в исполнение. Учитель Джаффара, найдя нужную книгу, так же тихо вышел из залы.
Остаток дня был затрачен на поездку на плантации, где управляющий Халифы, старый Бейдулла, отмерил необходимое количество кофейных зёрен. Матросы, которых Болен привёз с собой, быстро ссыпали драгоценный груз в мешки, рабы навьючили их на верблюдов, и небольшой караван направился в порт. Дитер, ссыпав Бейдулле названную сумму золотыми монетами, так же направился в порт.
На следующий день погрузка была закончена, на борт подняли чёрного коня-красавца, и под восторженные возгласы команды корабля, поместили в просторный загон на корме. Следом прибыл и Казим. Болен распрощался с Халифой, и так же отправился на борт. Гордый корабль, подняв паруса, с попутным ветром направился в плавание вокруг Аравийского полуострова.
День прошёл без происшествий, если не считать небольшой стычки Дитера с Казимом. Сильный попутный ветер гнал судно вперёд, и за день они покрыли довольно большое расстояние. Болен был доволен – если такая погода сохранится, то до Сирии они доберутся раньше, чем он рассчитывал. Но так происходит, что Судьба часто вносит в людские планы свои коррективы. Так было и в этот раз.
Уже к вечеру стало ясно, что их нагоняет какое-то судно, судя по форме борта и парусов – галера. Дитер попросил капитана на всякий случай выставить охрану, и на утро его опасения оправдались: галера всё так же шла тем же курсом, неумолимо нагоняя. Как назло, почти стих ветер, паруса беспомощно повисли, а галера шла полным ходом. Её преимущество было в вёслах, на которых сидели десятки рабов. К обеду галера почти нагнала гордый бриг. Намерения у неё были явно недружественные. По приказу капитана приготовились к бою.

* * *

            Распрощавшись с Боленом, халиф сел на коня, и отправился в свой дворец. На полпути его встретил Джаффар, у юноши было встревоженное выражение лица. Его конь покрылся потом – юный наездник гнал его во весь опор.
- Что случилось, сын мой? – Недоумённо поднял брови аль-Рауф.
- Отец, молю, скорее, поспеши во дворец! – Закричал Джаффар, не в силах сдержать гнев и отчаяние. – Дурные вести принёс гонец – твой караван с шелками ограблен!
- О, Всевышний! – Нахлёстывая коня, Халифа поскакал во дворец, сын ехал на Шафране рядом с ним. Во дворце их ждал гонец, один из охранников каравана. Израненный, он едва смог скрыться от преследователей, уводя бандитов от почти уничтоженного каравана. Увидев своего господина, он хотел встать с мягкого дивана, но лекарь халифа запретил ему шевелиться.
- Как это случилось? – Мрачно спросил Халифа, нервно перебирая чётки. – Кто посмел на вас напасть? Что с товаром? Сколько выживших?
Он сыпал вопросами, с нетерпением глядя на израненного гонца, которому лекарь пытался помочь.
- Они напали рано утром, господин, когда солнце едва показалось над горизонтом. Было их около сотни. – Гонец тяжело сглотнул, - Перебили почти всех верблюдов, мы пытались противостоять, но, Аллах свидетель, их было намного больше… убиты почти все погонщики, из охраны остался я и ещё три человека… товар украли, но кое-что удалось спасти… то, что осталось, уместилось на пяти верблюдах. Благородный халиф, мы сражались, как звери… прости… те, кто выжил, просят помощи, они боятся открытых дорог, и ждут твоей помощи, скрываясь на северной границе Гиблых песков.  У них остался запас воды дня на три – четыре… они будут ждать, а потом…
Гонец так и не успел договорить. От страшных ран и боли он потерял сознание. Халиф вздохнул, до этого его караваны Всевышний миловал, да и не было таких зверских нападений. Он повернулся к сыну, который также присутствовал при беседе. Глаза Джаффара пылали гневом.
- Что ты думаешь, сын мой? – Тихо спросил его аль-Рауф.
- Тот, кто сделал это, заслужил смерть, да иссушит Аллах их тела! – Злобно ответил сын. – Одно ясно: нужно найти и проводить сюда уцелевших.
- Да, но границы Гиблых песков нам малознакомы… - Вздохнул халиф. – Кто знает, где именно их искать?
Он тяжело опустился на подушки, уронив голову на руки. Такого удара судьбы он не ожидал. Халифа, уверенный в том, что товару, как всегда, ничего не угрожает, отправил шелков в Сирию на баснословную сумму.
- Отец, отпусти меня, - Умоляюще взглянул на него Джаффар. – Дай людей, и я отправлюсь на поиски. Я немного знаю те места…
- О, Всевышний, сколько раз я говорил тебе не ездить туда! – Возмутился отец. – Ненасытная утроба зыбучих песков сгубила много путников! Я столько раз просил тебя, но ты совсем не слушаешь своего отца!
Халифа возмущённо цокнул языком. Потеряв однажды родного сына, он больше всего боялся потерять ещё и приёмного. Сбылись и другие слова Абдаллы – Всевышний не подарил Халифе сыновей, щедро одарив семью дочерьми, и Джаффар был единственным наследником гордого рода Рауфа. Они бы ещё долго спорили, но сын убедил отца, что сможет вывести уцелевших в нападении из песков, и уговорил дать ему охрану. По планам Джаффар с тридцатью воинами должен был выйти в путь после обеда, галопом двинуться на север по тропе караванов, чтобы найти затерявшихся в ловушке смерти слуг халифа…
За обедом Джаффар выслушал наставления отца – быть осторожными, и не искать неприятности. Надежды халифа не оправдались – гонец так и не пришёл в себя, и лекарь на вопрос своего господина ответил, что опасается за жизнь израненного воина. Аль-Рауф вздохнул – подробностей о плане уцелевших он не узнал, как и точного места нападения на караван.
После трапезы сын с отцом воздали молитву Всевышнему, чтобы Он помог и защитил воинов в пути. Джаффар оделся в походный костюм: надел белую, расшитую по вороту рубашку, белые широкие штаны, перехватив их кожаным ремнём, за поясом – длинный кинжал, подаренный отцом. Сабля в ножнах, усыпанных драгоценными камнями, была размещена у седла. Обулся юный воин в белые же сапоги, расшитые по всей поверхности орнаментом, голову покрыл гутрой. Выйдя из дворца, он увидел отца, державшего под уздцы Шафрана. Зелёная прозрачная накидка, одетая поверх белого походного костюма, ниспадала до земли бесконечными складками, чёрные волосы скрывались под длинной гутрой, на пальцах сверкали перстни, в одной руке халиф держал любимые чётки из слоновой кости, перебирая их. Завидев сына, он подошёл ближе.
- Итак, сын мой, - Начал он, положив свою тяжёлую руку на хрупкое плечо сына. – Ты просил отпустить тебя в поход, но, зная твой горячий нрав, я не могу отпустить тебя одного…
- Но, отец, - Возразил Джаффар, удивлённо глянув на халифа. – Тебе лучше остаться дома…
- Ты хочешь сказать, что твой отец слишком стар для езды в седле, или не достоин сопровождать тебя в этом походе?! – Возмущённо крикнул Халифа. – Не много ли ты себе позволяешь, безбородый юнец?!
- Прости, отец, я не это хотел сказать, - Он схватил араба за руку. – Я… я думал, тебе лучше остаться во дворце, вдруг ещё какие-то новости придут…
- Глупый неоперившийся птенец, - Халифа надменно улыбнулся. – Я сам решу, что лучше.
- Прости…
- Прощаю, но впредь позволь старшим самим решать, что для них лучше! – Он с лёгкостью молодого наездника вскочил в седло. – Не будем мешкать, сын. Пора ехать!
Джаффар сел на Шафрана. И вся кавалькада из тридцати двух человек направилась прочь от дворца. Юноша обернулся только один раз, мысленно попрощавшись с родным домом, обещая вернуться. Он улыбнулся отцу, и они бок о бок поскакали во главе небольшого отряда.
Первую ночёвку провели под открытым небом – шатры на всякий случай ставить не стали, чтобы не привлекать лишнего внимания. На утро продолжили путь, и к обеду достигли владений брата Халифы, Сакхра аль-Рауфа. Здесь решили немного отдохнуть, и попросить несколько верблюдов, чтобы навьючить их водой. Своих животных Халифа брать не стал, чтобы не задерживали в пути.
Сакхр встретил их радушно, и был потрясён сообщением халифа о грабеже его каравана. Он любезно предложил старшему брату помощь, и охотно дал ему трёх верблюдов, навьючив их кожаными баклагами с водой. Пока халиф отдавал приказы своим воинам, и следил за пополнением запасов еды и воды, Джаффар отвёл дядю в сторону.
- Дядя Сакхр,  - Тихо обратился юноша к нему. – Отец мой совсем за гневом ничего не видит, не думает… как ты думаешь, кто может караваны грабить?
Рослый араб, прогуливаясь рядом с племянником, поглаживал свою бородку, нахмурив брови.
- Даже не знаю, Джаффар, - Мрачно ответил он. – О таком зверстве я в первый раз слышу, Аллах мне свидетель… но, говорят, недалеко отсюда проходил караван бедуинов, что занимаются разведением верблюдов… я так слышал, что они недовольны тем обстоятельством, что твой отец берёт большую пошлину за торговлю на его землях…
- Ты хочешь сказать, что… - Джаффар прищурил карие глаза. – Что бедуины начали нападать на караваны? Но давно ли, дядя Сакхр, пастухи стали разбойниками?
- Я ничего не утверждаю, о, сын моего брата, - Тихо произнёс младший аль-Рауф. – Я лишь говорю то, что слышал… я предложил твоему отцу помощь, но он взял только воду и запас еды… и где вас искать, если вы не вернётесь?
- Если мы не вернёмся через два дня, ищи нас у Гиблых песков, дядя.
Араб кивнул. Они направились к Халифе. Сакхр предложил отобедать в его доме, накормив и воинов халифа. После трапезы отряд вновь отправился в путь. Миновав плодородные земли младшего аль-Рауфа, ступили на границы великих песков. Халиф, не зная здешних мест, доверился сыну, и Джаффар вёл караван по жарким пескам пустыни. Привала остаток дня не делали – и так замешкались. Только на ночь встали лагерем, раскинув шатры и выставив дозорных. С первым лучом солнца продолжили путь, торопились, как могли, помня о том, что у несчастных, что ждали помощи, осталось мало воды.
Юноша каким-то внутренним чутьём находил дорогу, что вела к зыбучим трясинам песков. С караванного пути сошли уже давно, и кони, привыкшие к таким переходам, бодро ступали по барханам. Юноша закрыл лицо от палящего солнца гутрой, глядя цепким взглядом вперёд. Скоро барханы стали выше, и, пройдя между двумя довольно высокими, увидели вдалеке равнину. И раскинутые там шатры. То, что халиф увидел, очень его опечалило – он надеялся, что в живых осталось больше его слуг. Пять верблюдов лежали на песке, рядом – то, что осталось от ценного груза. Людей видно не было – укрылись от дневного жара в шатрах.
- А теперь – осторожнее, - Произнёс Джаффар, слезая с коня. Он шёл впереди, ведя Шафрана под уздцы. Отец последовал его примеру. Они спускались вниз, в долину. Тут, один из коней, чего-то испугавшись, встал на дыбы, и рванулся в сторону. Всадник, не удержавшись в седле, рухнул на песок, в каком-то метре от условной тропы, и несчастного тут же начало засасывать со страшной скоростью. Бедняге даже не успели помочь.
На шум из шатров выбежали люди, и, заметив своего господина, шумно выражали свой восторг, приветствуя его и его сына.

            Когда шатры были поставлены, обед приготовлен, и все без исключения насытились им, халиф и оставшиеся в живых сидели в его шатре.
- Итак, волей Аллаха на вас напали… - тихо произнёс Халифа, сын его сидел рядом и внимательно слушал. – Кто это был? И почему спрятались именно здесь?
- Их было что-то около сотни, господин, - Ответил один из выживших охранников, молодой Асад. – Напали они внезапно, когда мы ещё пребывали во сне… накануне мы покрыли большое расстояние, животным был нужен отдых.
- Почему не сделали привал в караван-сарае? – Удивился Джаффар, он сидел и вертел в руках подаренный отцом кинжал.
- Мы боялись, господин, - Ответил ему охранник. – Вода в одном из караван-сараев на нашем пути была отравлена, так нам сообщил один из уцелевших путников. Мы решили пойти кружным путём, и отошли от тропы верблюдов.
- Одним словом, вас сюда заманили. – Сделал вывод юноша.
- Не торопись в выводах, сын, - Отец сжал его руку, и снова обратился к охраннику. – Вы решили обойти разрушенный караван-сарай и попали в пески. Но почему вы в долине зыбучих песков, и как удалось спасти товар? – Он поднял брови.
- Я и мои люди вступили в бой с разбойниками, но перевес был на их стороне. – Медленно говорил Асад, глядя перед собой, вспоминая пережитое. – Почти всех погонщиков перебили, а нас взяли в оцепление. Пока мы пытались прорваться, часть варваров грузили шелка на лошадей. Они угнали свой караван на восток. Нам удалось вырваться, и часть охраны по моему приказу выманила разбойников за собой, а мы тем временем навьючили остаток товара на уцелевших верблюдов, и пытались уйти. Наш план не сработал… нам ничего не оставалось, как уйти сюда, слава Аллаху, эта долина была не так далеко. Мы скрылись здесь, но нам не уйти отсюда, они сторожат выходы из Гиблых песков. Я отважился послать гонца к вам, господин мой. Я молил Аллаха, чтобы он помог ему добраться до вашего дворца, но видел, как за ним кинулась погоня…
- Гонец добрался до дворца, - Произнёс Джаффар, сверкнув глазами. – Но, сдаётся мне, его специально пропустили, чтобы заманить сюда ещё и нас. Кто-то знал, что это сработает. А кто напал на вас? Может, бедуины?
- Нет, господин, - Асад смотрел в глаза юноши. – Это были не бедуины, скорее, наёмники. Бедуины не нападают на караваны, да и нет по близости ни одного их стойбища.
Джаффар задумчиво вертел в руках кинжал, глядя на его льдисто сверкавшее лезвие. Сейчас юноше было интересно знать, сколько разбойников стерегут выход из долины, кто их нанял, и как выбираться из ловушки. Джаффар вырос храбрым воином, и не боялся опасностей.
- Что думаешь, сын мой? – Спросил его Халифа.
- Надо прорываться, мы не можем здесь всю жизнь прятаться…
Халиф кивнул, слова его сына повторили его собственные мысли. Долго они ещё сидели в шатре, обдумывая дальнейшие планы. После долгих споров решили, что выходить нужно после ночёвки – днём легче справиться с противником.
После ужина и вечерней молитвы выставили часовых, и разошлись по шатрам. Джаффар лёг в одном шатре с отцом. Халифа уже крепко спал, а сын его лежал, закинув руки за голову. Взор его карих глаз был направлен в потолок, он закусывал нижнюю губу, обдумывая завтрашние действия, и прислушиваясь к тишине. А там, во тьме арабской ночи ветер доносил ржание коней. Асад был прав – долина была под надзором. Наконец, Джаффар улёгся поудобнее на покрывале из верблюжьей шерсти и заснул. Больше ни один звук не нарушил тишину ночи.
Утром стали сворачивать лагерь. Навьючили верблюдов, оседлали коней. Пока воины обсуждали планы, слуги приготовили обед. После трапезы вознесли молитвы Всевышнему, и двинулись в опасный путь. По плану, предложенному Джаффаром, караван должен был идти в плотном кольце воинов. Халифа одобрил его план, хотя в нём и был недочёт – при нападении противника строй мог нарушиться, что подставляло под удар верблюдов с уцелевшим товаром. Это в худшем случае. Но ничего лучше на ум не приходило.
Медленно, без происшествий, караван поднялся из долины, пройдя между высоких барханов, покидая опасную местность, часа два шли без происшествий, хоть зоркий взгляд Джаффара и различал в зыбком мареве раскалённого воздуха далёкие силуэты всадников, сопровождавших караван. Асад предложил сделать вылазку, но Халифа запретил – за ночь к бандитам вполне могла подойти подмога, да и точное количество неприятелей не было им известно.
Когда подступили сумерки, сделали короткий привал, чтобы напоить коней и дать им небольшой отдых. Сбоку высилась небольшая цепь пригорков, поросших чахлой травой. Прошелестевшая в воздухе стрела, прилетевшая оттуда, легла под копыта Шафрана. Конь заржал и встал на дыбы в предвкушении сражения. В одно мгновение Джаффар оказался в седле. Как раз вовремя – из укрытия вылетели наёмники, человек сорок точно. На полном скаку с оголёнными саблями они приближались к каравану. Халифа тоже вскочил в седло. Отдав приказ, он попросил сына держаться поближе. Да и сам Джаффар понимал – его задача защищать халифа.
Стычка была долгой и кровопролитной. Подлетевшие на полном скаку разбойники врезались в стену из воинов аль-Рауфа, зазвенела сталь, сверкая в лучах клонившегося к закату солнца. Как оказалось, Халифа был прав – наёмники получили подмогу, и, пытаясь сдержать нахлынувшую с пригорков волну, они едва не получили сокрушительный удар в спину. Попав в окружение, храбрые воины не давали неприятелю подобраться к халифу. Джаффар ловко орудовал саблей, круша врагов направо и налево, его глаза сверкали восторгом битвы, белоснежные одежды обагрились кровью убитых наёмников. Один из них на полном скаку пытался нанести юноше страшный удар в грудь, но храбрый сын халифа метнул в него свой кинжал, но промахнулся. Клинок сразил коня, вскочивший наёмник, ловко увернувшись от копыт Шафрана, ухватив Джаффара за ногу, стащил его на землю. Мальчик не растерялся, чудом избежав кинжала соперника, он пронзил его своей саблей. Мальчик обернулся, ища глазами отца. Халифа пытался отбиться от двух наседавших на него разбойников, Джаффар, выхватив из тела сражённого коня свой кинжал, метко метнул его. Клинок сразил одного из нападавших, Халиф поднял руку, поблагодарив сына, и тут же покачнулся в седле – его ранил оставшийся в живых наёмник. Халиф схватился за бок, и приник к холке коня. Проезжавший мимо Асад одним ударом снёс голову разбойника, посмевшего поднять руку на халифа.
Испуганно закричав, Джаффар вскочил в седло, и, собрав с десяток воинов, озверевших от гнева, повёл их в атаку. Его крики услышали остальные воины, и пошли в наступление. Одним ударом враг был стоптан, его строй разрушен, наёмники развеяны по полю битвы. Воины халифа догоняли и добивали оставшихся в живых.
Джаффар повернул коня, и галопом устремился к отцу. Сердце юноши оборвалось: Халифа сидел на песке, держась за раненый бок, его одежда была перепачкана кровью. Соскочив с коня, юноша подбежал к отцу.
- О, Всевышний, ты ранен! Это я во всём виноват! – Прокричал он, на глаза навернулись слёзы. – Прости отец, я ослушался тебя…
- Не переживай, Джаффар, - Успокоил его аль-Рауф, морщась от боли. – Рана, кажется, не опасна…
- Дай, я посмотрю.
Отец отнял руку от бока, позволив сыну разорвать обагрённую кровью рубашку. Джаффар обнажил рану, и внимательно её осмотрел. Отец оказался прав: сабля наёмника лишь рассекла кожу между рёбер, не проникнув глубоко в плоть. Рана была пустяшной, но сильно кровоточила.
- Слава Аллаху, ранение лёгкое! Всевышний лишил силы этого пса! Нужно обработать рану, чтобы она не загнила…
- О, господин, слава Аллаху, Вы живы! – Воскликнул подбежавший к ним Асад.
Вместе с Джаффаром они развели костёр из хвороста, принесённого слугами. Хворост брался ими в поход всегда – приготовить еду, согреться у костра, сварить кофе. Юноша раскалил на огне лезвие своего кинжала, и прижёг им рану халифа. Аль-Рауф судорожно вздохнул, но не издал ни звука, стерпев дикую боль. Обработанную рану забинтовали разрезанной на полосы чистой рубашки Джаффара – юноша всегда брал с собой в поход чистую одежду, отличаясь невероятной чистоплотностью.
Постепенно вернулись остальные воины, по донесению стало ясно, что потери были небольшими – погибли четыре охранника, десять ранено. Наёмники разбиты и уничтожены почти поголовно, оставшиеся в живых с позором бежали.
Пока одни помогали раненым, другие готовили ужин, разведя большой костёр. Раскинули шатры, и Джаффар помог отцу добраться до одного из них. Там уже было приготовлено ложе из верблюжьих одеял. Халифа, держась за руку сына, со вздохом облегчения лёг, и юноша укрыл его своим плащом.
За заботами подступил вечер, заходящее солнце окрасило багрянцем холмы, вскоре наступила ночь, и пески, орошённые кровью убиенных, поглотила тьма. Лишь свет костров  разрывал ночной сумрак, выхватывая из темноты силуэты людей и шатров. Недалеко от лагеря ржали согнанные в один табун и стреноженные кони.
Джаффар не отходил от своего отца, только раз он покинул шатёр, чтобы принести ему горячий ужин и воду. Пока халиф ел, юноша снял свою гутру, и смыл с лица следы кровопролитного боя.
- Драгоценный мой сын, ты возишься со мной, как с неразумным младенцем, - Мягко улыбнулся Халифа, когда Джаффар подал ему чашу с молоком верблюдицы. – Мне даже неловко.
Джаффар сел рядом с раненым халифом, скрестив ноги.
- Отец, в том, что тебя ранили, есть и моя вина. Ты же просил меня держаться рядом с тобой…
- Не казни себя понапрасну, - Аль-Рауф улыбнулся и пригладил его волнистые волосы, шёлковыми волнами падавшими на хрупкие плечи. Потом провёл пальцами по точёной скуле своего сына, легонько коснулся кончика его носа. Юноша слабо улыбнулся в ответ, пряча виноватый взгляд. – Если бы не ты, меня бы уже убили… Ты был прав, Джаффар. Цель нападения не караван, а я.
Юноша нахмурился, разглядывая золотой перстень на руке отца.
- Я сразу это заподозрил. – После недолгого раздумья ответил юный храбрец. – И я обязательно выясню, кто посмел поднять на тебя руку! Аллах поможет мне в этом!
- Нет, сын! – Тревожный огонёк зажёгся в глазах Халифы. – Не вздумай даже делать это в одиночку! Не испытывай судьбу, заклинаю тебя добрым именем Пророка! Ты хочешь выследить шакала, но он может оказаться тигром!.. как тебе такое в голову пришло?! О, Аллах, дай мне терпение!
- Отец, не волнуйся так, - Испугался Джаффар. Он уже пожалел, что высказал свои мысли вслух. – Обещаю, я не буду ничего предпринимать один…
- Не волноваться?! Я не хочу потерять единственного сына!
Джаффар с трудом усмирил отцовский гнев. Наконец, утомлённый походом и ранением, Халифа аль-Рауф заснул. Его сын вышел из шатра, чтобы не потревожить его сон. Он сел у костра, собираясь обдумать и взвесить всю полученную за последние дни информацию. Но его отвлекло донёсшееся издалека ржание коней. Джаффар встал, подойдя к стоявшему на часах Асаду, и всмотрелся в тёмную даль. Ему показалось или вдалеке мелькнули факелы? Он вопросительно посмотрел на часового.
- Вы правы, господин, это всадники с факелами.
- Что там происходит? – Шёпотом спросил Джаффар.
- Кажется, они кого-то преследуют… наверное, недобитые наёмники, опять за своё…
- Прикажи седлать коней. Возьми ещё двух крепких воинов. И потише, отца не разбудите!
Асад поклонился, и отправился выполнять приказ сына халифа. Через несколько минут Джаффар с тремя воинами нёсся на коне, разрывая ночь.
Наконец, они достигли цели и как раз вовремя: трое выживших наёмников (а в этом не было сомнения) окружили всадника на чёрном коне. Отрезав ему пути к отступлению, пытались спешить, и потом растерзать. Отважный путник сопротивлялся из последних сил. Одного из нападавших он убил, второго ранил. Третий же отъехал на коне на безопасное расстояние, и, когда храбрец на миг отвернулся, метнул в него нож. Всадник застонал, и приник к холке коня, из спины торчала рукоять ножа. Раненый смельчак, не удержавшись в седле, упал на землю, потеряв сознание.
Он не видел налетевших из тьмы арабов во главе с отважным сыном халифа, не видел, как они добили двух разбойников.
Джаффар закричал на воинов, пытаясь предотвратить убийство, но те в гневе его не слышали. Возможность узнать имя того, кто нанял разбойников, была упущена. Юноша обрушил на головы воинов все возможные проклятия. Потом соскочил с коня, подобрал всё ещё горевший факел, и осветил раненого путника и его лошадь.
- О, Всевышний, что за наваждение?! – Вскрикнул он, взглянув на гордого скакуна…