Губернатор Вайдунг устраивал очередной прием. Обещал быть весь истеблишмент старого немецкого дворянства. У герра Вайдунга было две слабости – рыться в собственной генеалогии и устраивать приемы для тех осколков старой немецкой аристократии, что уцелели в цепочке переделов двадцатого столетия. Он не любил политиков, если только у них в роду не оказывалось потомков древних германских родов, он не любил коммерсантов и нуворишей. В его особняк съезжались только высокие худощавые старики с наследственной подагрой, молодящимися женами и очаровательными дочерьми. Такие же как он одержимые идеей реставрации.

Дела господина Вайдунга процветали. Удачный брак старшего сына должен был укрепить такое положение вещей и повысить оценку Вайдунгов в глазах общественного мнения. Общественное мнение - это то, чем губернатор дорожил более всего. Именно поэтому, он предпочитал не говорить ни с кем о своем младшем сыне.

Да и говорить последние полгода было не о чем. Герр Вайдунг не видел своего сына с прошедшей осени. Бернд не жил дома. Опасаясь, что мальчишку потянет во все тяжкие, отец не стал блокировать счета и периодически пополнял их. Скандала он бы не перенес.

Старик справлялся через детективное агентство, покупая за бешеные деньги молчание, о своем сыне. Было известно, что тот пересек границу Бенилюкса 30 ноября 20…. года, в сопровождении некоего Эрика Лоренсена, далее о его местонахождении можно было только догадываться. Вариант отследить по карточке не проходил – Бернд перестал ею пользоваться. Беспокойство за сына и, в то же время, злость на него, уравновешивали друг друга в душе губернатора. Когда Берни бросил Оксфорд на последнем году обучения, Питера Вайдунга трое суток боялись оставить без присмотра врачей. Смерть жены и такое предательство всех его надежд со стороны сына свалили с ног немолодого уже аристократа.

Дальше – больше.

Берни исчезал на несколько дней, практически не контактировал с отцом и братом, а пару раз осмелился притащить домой каких-то сомнительных девиц. Первый раз Герр Вайдунг примерно отчитал сына, который во время экзекуции не проронил ни слова, а по ее окончании просто вышел за дверь отцовского кабинета.

Второй раз губернатору пришлось распорядиться, чтоб девиц выпроводили из дома слуги, и тогда он уже не скупился в выражениях.

Бернд молча выслушал и вышел за дверь. С тех пор они едва виделись на протяжении почти целого года.

Осенью мальчик уехал.

Герр Питер строил разные предположения о судьбе сына, но слабо верил в то, что тот живет пристойной в глазах общественного мнения жизнью и не смел продолжать поиски, опасаясь, что это бросит тень на семью и испортит так удачно начавшуюся жизнь старшего отпрыска.

Но, пожалуй, даже в самых ужасных предположениях хорошо воспитанного в свое время, во всех отношениях успешного чиновника, не появлялось и сотой доли того, что было на самом деле.

Контрабанда наркотиков всегда была выгодным делом. Ротрдам , как никакой другой город Европы, мог предложить условия для успешного ведения подобного бизнеса.

У Эрика были связи, у Бернда – деньги. С такими исходными данными не прошло и месяца, как был отлажен идеальный трансфер. В Германию шли машины доверху забитые разными сортами марихуаны, кокаина, героина, диэтиламида и прочих сопутствующих мелочей.

Кроме связей у Эрика был потрясающий член, что играло немаловажную роль в его отношениях с сыном губернатора. Вот уже на протяжении нескольких месяцев они жили на широкую ногу, не завися больше ни от отца Берни, ни от кредиторов Эрика.

Бернд выправил себе новые документы. Теперь он именовался Томас Андерс, гражданин Нидерландов. Эрику нравилось новое имя любовника.

Эрику вообще все в нем нравилось. Стройная фигура, длинные ноги, совершенное красивое лицо. Он поражался иной раз тому, как скупая природа могла создать такой Абсолют.

Мужчине нравилось, что, несмотря на молодые годы, у Тома был острый расчетливый ум, а в крови в равных частях были смешаны адреналин, тестостерон и хороший такой выдержанный аферизм. Эрик восхищался тем, что, имея возможность жить безбедно на отцовские деньги, Том выбрал независимость от них, а тот путь, на который они вместе встали, добавлял опасного шарма к его идеальному образу.

Единственное, что беспокоило Лоренсена, это частые перемены настроения Тома.

Он грешил на наркотики и все чаще просил любовника прекратить потреблять тоннами марихуану и кислоту. Сам он был не то чтобы святым в этом отношении, но всегда знал меру.

Действительно всегда и во всем. Он уравновешивал неистовый темперамент избалованного мальчишки аристократа. Холодная норвежская кровь остужала горячие неистовые порывы.

Но этот холод был пропитан неподдельной любовью к этому мальчику. Эрик на многое закрывал глаза. Например, на отлучки Андерса каждую неделю. Вечером в пятницу Том исчезал и появлялся только в ночь на воскресенье, после чего совершенно в себе замыкался, не давал возможности даже прикоснуться к себе. Так продолжалось обычно около суток, а утром в понедельник он сам запрыгивал к Эрику в постель и вытворял такое и так, что Лоренсена аж качало потом до вечера.

Мужчина ни о чем не спрашивал. Он догадывался, что тело Тома принадлежит не ему одному, но сохранить его рядом с собой было значительно важнее, чем требовать от мальчишки верности. Его нельзя было привязать. Эрик это знал и просто ждал, что Том устанет от своих похождений.

Но даже в самых смелых предположениях Лоренсен не заходил так далеко, как его любовник в своих действиях.

* * *

Флё была очаровательной толстушкой сорока лет. Десять из них она держала заведение для гомосексуалистов. Изрядно утомившись собственной карьерой на улице Красных Фонарей, она, повторив путь Марии Магдалины, окружила себя обществом мужчин, которые не имели никакого интереса до ее тела. Кроме того, заведение приносило стабильный доход выше среднего. Его нельзя было бы назвать борделем. Скорее это был клуб для людей с определенными интересами. Мальчики были скорее на положении гейш, нежели проституток. Услуги их стоили дорого, но клуб имел десятка три постоянных клиентов. Мальчики не обязаны были спать с каждым, кто появлялся на пороге, поэтому здесь не было ни извращенцев глубокого пенсионного возраста, ни людей отягченных какими-либо физическими недостатками.

В основном, клуб посещали молодые бизнесмены, дорожащие своей репутацией. Заведение Флё гарантировало анонимность клиентов.

Ассортимент услуг был достаточно широк. Специалисты, как говорится, были на любой вкус. Пассивные мальчики пользовались большей популярностью, но были и активы и универсалы, для любителей иных удовольствий.

Периодически Флё закатывала вечеринки, которые плавно переходили в оргии.

Разумеется, она в них не участвовала, но имела слабость наблюдать за ними, как тактичная хозяйка, удаляясь в самый разгар действия.

Но постоянные посетители знали, что лучше всего приходить к Флё вечером пятницы. Лучше часов в пять. Чтобы успеть посидеть в сауне и принять потрясающий массаж от пары симпатичных молодых людей. Потом отправиться в бар и там за стойкой с бокалом чего-нибудь веселящего, замереть в ожидании. В полумраке на сцене будут извиваться тела. Музыка будет уносить, как ветер выстуживая из головы все мысли, и потом появится ОН.

Никто не знал откуда приходит этот мальчик. Все знали, что зовут его Том.

Когда он появлялся в зале, это чувствовалось. Необъяснимым образом. Раздавался шорох одежд. На него оборачивались. Он шел сквозь полумрак и, казалось, светился сам таинственным приглушенным светом.

Флё любила стоять за стойкой сама.

ОН подходил и целовал пухлую ладошку женщины, а она, несмотря на возраст всегда почему-то глупо по-девчачьи хихикала, что, впрочем, не лишало ее очарования.

- Как обычно, моя госпожа, - он произносил это тихо, с придыханием и озорно улыбался.

В тот же миг на стойку ложилась купюра, право положить которую часом раньше выиграл в преферанс один из посетителей.

Короткие пальчики Флё хватали ее, она игриво целовала купюру и прятала ее в объемистый бюст.

Она всегда так делала перед тем как налить Тому Шабли.

А мальчик оценивающе оглядывал клиента, заплатившего за его бокал, а потом откидывал волосы за плечи и его губы касались тонкого стекла. Он опускал ресницы и только это зрелище обязательно срывало у кого-нибудь короткий вздох.

Потом Флё протягивала ему сигарету с травкой. Синеватый дым, струящийся с его губ, добавлял к его красоте что-то инфернальное. Хрупкий, но очень опасный демон с лицом ангела.

Он снова прикрывал глаза затягиваясь, а потом…

Музыка стихала. Танцующие юноши растворялись в темноте.

Том медленно поднимался на подиум, по пути снимая куртку и бросая ее в зал.

Голубоватый луч выхватывал его фигуру из мрака. Он замирал на секунду, а потом произносил что-то вроде:

- Gregorian…

Или

- Era…

И вот тогда начиналось то, ради чего клиенты особенно любили бывать у Флё в пятницу.

Стройное тело выгибалось у шеста. Одежда скользила на пол. Все взгляды были прикованы к мальчику. А он будто и не замечал этого. Он сливался с музыкой, и когда стихал последний звук, абсолютно обнаженным опускался на колени у края подиума.

В этот момент, кто-нибудь, к кому дар речи возвращался раньше, чем к остальным, произносил:

- Тысяча…

Каждую пятницу начальная цена становилась выше.

И каждый раз сумма возрастала не менее чем вдвое.

Пока собравшиеся оспаривали право на это тело, мальчик томно опускал глаза, облизывал губы и касался себя.

Надо ли говорить, что все это доводило присутствующих до исступления.

Флё была вынуждена останавливать эти импровизированные торги, когда понимала, что вот-вот клиенты начнут закладывать свое движимое и недвижимое имущество. Обычно это случалось минут через двадцать.

Тогда счастливый обладатель права на ночь с ангелом уводил его в номер.

Прочие посетители, немного остыв, удовлетворялись услугами мальчиков Флё, но поднимаясь в их комнаты, часто слышали совершенно непристойные стоны Андерса, что значительно укрепляло их боевой дух.

Утром, отпустив окончательно ошалевшего за ночь клиента, Том до вечера отсыпался.

Флё тихо входила в комнату и складывала его одежду на кресло. Это она тоже всегда делала сама. И всегда на минуту склонялась над спящим мальчиком и проводила ладонью по его волосам, улыбаясь странной, как у Джоконды улыбкой, в которой ко всему прочему сквозило некое подобие материнской нежности.

Вечером, приняв душ, Том спускался в бар, пил кофе, болтал с Флё у стойки и уходил, оставив ей все полученные деньги. Ему они были просто не нужны.

Все знали, что на вторую ночь он никогда не оставался, но, тем не менее, не расходились, чтобы просто увидеть этого потрясающе красивого юношу.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды во время таких увеселений, Том не изменил правила игры.

Ему захотелось большего. Ему захотелось совершенно разнузданных оргий. Ему захотелось принадлежать одновременно нескольким партнерам. Благодаря чему заведение Флё из просто хорошего превратилось в роскошное.

Следы такого времяпрепровождения Эрик видел на коже любовника каждый раз, когда тот возвращался в их дом.

Иногда потомок викингов задумывался, зачем он вообще нужен Тому. Просто для совместного ведения их опасного бизнеса? Но он не мог пожаловаться на холодность Андерса. За исключением того времени что он отсутствовал и суток после возвращения, Том готов был не вылезать из постели Лоренсена, единственным, что этому препятствовало, были повседневные заботы крупных наркодиллеров.

Так продолжалось некоторое время, но, как сказал герой Дюма “Жизнь скучна, если в ней нет подвигов и приключений”, а уж что-что, а приключения на свою задницу найти вовсе не проблема там, где есть секс и деньги.