Джамаль устал считать дни с того момента, как они покинули Кятиф. Раньше мальчиком управлял страх. Да, Самир опытный воин, знавший все тропы. Но они шли вдвоём, и могли стать лёгкой добычей разбойников, попадись они на пути. Теперь же они шли в сопровождении большого каравана, под охраной вооружённых до зубов воинов Саддина. Сам кочевник возглавлял вытянувшуюся цепочку бедуинов, гордо восседая на верблюде, определяя время и продолжительность стоянок, выбирая самый удобный и безопасный путь. Без его разрешения и вздохнуть самовольно нельзя было. Суровый предводитель свободного племени – таким увидел Саддина Джамаль. Шейх вызывал у юноши неподдельный интерес: впервые в жизни мальчик столкнулся с настоящим, огромным миром, окунувшись в бесконечное море событий. И Саддин оказался одним из них. Нет, то, что испытывал юный усластитель к кочевнику, не было любовью, это было влечение ученика к знаниям.

Уже третий день караван петлял по арабской степи, огибая границы Руб-Эль-Хали. Погода благоволила – жара немного спала, задувал тёплый ветер, не предвещавший самума. На второй день небо закрыли тучи, но на землю не упало ни капли – влага испарялась, не успевая достичь измученной земли. Но вскоре начнётся сезон дождей, и степь оживёт.

Джамаль посмотрел налево – там, вдалеке, хранила молчание Великая пустыня, её не касались изменения в погоде – она навсегда останется безжизненной ловушкой для заплутавших путников, понадеявшихся на резвость коней и удачу. Сколько их лежит там, под грудами песка? Мальчик вздрогнул и отвернулся. В этот момент пропели трубы – команда к привалу. Бедуины принялись разбивать лагерь и готовить ужин.

Тихо промелькнули ещё два дня пути. Поход близился к концу, жар пустыни стал смягчать ветер, прилетавший с побережья Красного моря, и приносивший аромат солёных вод. Ещё немного, и караван войдёт на территорию богатых земель халифа Али, ухоженных старательным трудом земледельцев.

Со времени совместного пути посланников аль-Максуда и Саддина продолжительную остановку сделали лишь в селении эль-Лидам. Пополнили запасы продовольствия и воды, провели в отдыхе два дня, удачно продав пару коней, и направились дальше.

Джамаль, чем ближе они подходили к Сане, больше волновался. Как предстать перед халифом? В таком жалком одеянии, покрытом слоем пыли и пропахшим конским потом, и к дворцовым воротам не пустят! А вдруг в городе есть шпионы? Если визирь аль-Наби понял, что пташка ускользнула из его цепких когтей, и он предупредил своих людей в Сане? Своими тревогами мальчик поделился и с Самиром и с Саддином.

Остановившись на отдых в городке Аба-Сауд, почти у самых границ владений Али Мамеда, втроём они собрались в шатре шейха, и выслушали волнения мальчика. Обдумав его слова, аль-Абдульраби ответил:

- Тебе не о чем волноваться, Джамаль. Визирь не настолько богат и влиятелен, чтобы иметь шпионов по всей стране. О своём виде не беспокойся, я всё устрою. Я отписал халифу и он ждёт вас.

Сердце Джамаля взволнованно забилось в груди, когда копыта его коня ступили на столь желанную землю. Ещё два дня – и он у цели!

Караван встретили ухоженные сады, огромные поля и кофейные рощи. Это был уголок рая. Здесь шла оживлённая торговля, а из порта города Ходейда уходили корабли, груженные разнообразным товаром.

Оживлённые рынки Саны не шли ни в какое сравнение с лавками Багдада, а сорта местного кофе были известны далеко за пределами мусульманского мира. Богатый аромат рынков мешался с криками водоносов и купцов. Скромные деревеньки и богатые дворцы с пышными садами, крупный порт и рынки, буквально заваленные товаром – такими были владения халифа Али Мамеда из славного рода Фаруков…

Али Мамед благодушествовал на подушке в увитой цветами беседке, укрывшейся от посторонних глаз в глубине сада. Раб обмахивал халифа огромным веером из страусовых перьев, отгоняя от высокочтимого араба назойливых насекомых. Аль-Фарук пил кофе, и кушал сладкие цукаты.

Халиф пребывал в хорошем расположении духа вот уже три дня – с тех пор, как получил послание от Саддина. Со дня на день бедуин должен раскинуть свои шатры у стен города Саны. Правда, вопрос с Кятифом оставался всё ещё открытым.

Дело в том, что голубь всё же прилетел. Измученную птицу, едва живую после перелёта, доставили начальнику барида. Старец принёс письмо во дворец Фарука, не медля ни минуты. Али открыл костяную капсулу, и извлёк маленькую записку, написанную рукой аль-Максуда, по-видимому, в спешке.

“Дорогой Али, да продлит всевышний твои дни, и да дарует тебе свою милость! Я отправил к тебе гонца с ответами на твои вопросы. Сообщи о его прибытии к тебе и поторопись с решением, твой Адиль.”

От записки веяло какой-то недосказанностью.… О каком решении шла речь? Что выяснил аль-Наби? Неужели нельзя было сообщить всё письмом? Вот теперь сиди, жди этого гонца, да иссохнут его кости! Впрочем, нет, не надо! Эти кости ещё пригодятся. Надо узнать, что происходит в Кятифе. Али уже был готов сорваться с места, и отправиться в Кятиф, не дожидаясь гонца, но мудрый визирь отговорил его это делать. Может статься, что гонец везёт просто отчёт о проведённом расследовании, и судья решил испросить у халифа принять решение о наказании.

Раздумий халифу прибавила записка, доставленная голубем от Саддина. Бедуин вскоре прибудет ко дворцу, и вместе с ним два визитёра, встреченных им недалеко от Эр-Рияда. Путники имеют дело к халифу. Может, кочевник столкнулся с гонцами?

Али Мамед согласился с советником, и стал терпеливо ждать гонца. Уж он найдёт, как наказать мерзавца, посмевшего присвоить жемчуг, предназначенный для казны Великого Халифа!

Щедро наградив старого Малика, аль-Фарук отпустил его. Начальник голубиной почты правильно предсказал: кятифский кади послал гонца.

Закончив с делами, Али решил сходить в баню. Намывшись, он вернулся во дворец, где провёл остаток дня в обществе шёлковой ленточки Джамаля. Али начал скучать по мальчику. Любовная тоска грызла сердце халифа, а желание снедало его тело. Как хочется прикоснуться к этому цветку! Аль-Фарук улыбнулся, вспоминая смущение мальчика, его голос, подобный пению соловья, лёгкую, словно ветерок, походку, полный грации танец… ах, как хотелось вновь утонуть в его бездонных глазах, припасть к нежным губам! Ночь пролетела в объятиях любимой жены…

Прибывший во дворец начальник стражи сообщил аль-Фаруку о ступившем на его земли караване бедуинов. Араб улыбнулся, поглаживая бородку, и прищурив глаза: Саддин выполнил его просьбу. Скоро конюшню халифа украсит лучший конь из всех, что топтали арабскую землю. Скакун этот будет подарком для юноши.

Али Мамед приказал подготовиться к встрече знаменитого коневода – гостя нужно встретить с честью! Нужно ублажить шейха – и тогда он лично выберет лучшего скакуна из своего табуна.

Караван же неторопливо продолжал свой путь: десятки коней, верблюдов, навьюченных припасами и товаром, конные и пешие бедуины в развевающихся на ветру плащах, накинутых поверх запылённых бурнусов, растянулся длинной цепью. Возглавлял шествие сам Саддин, рядом с ним ехали два бедуина, пожелавшими скрыть лица, в сопровождении охраны. Следом шествовали верблюды, на спинах которых восседали жёны шейха, и его дети. Погонщики гнали табун гордых коней, истосковавшихся по сочной траве.

У стен халифского дворца трубы возвестили о конце долгого пути. Ревя, верблюды легли на землю, часть бедуинов принялась ставить шатры, кто-то разводил костры, а погонщики погнали табун на изумрудное пастбище халифа.

Джамаль улыбался, чувствуя, как тёплые струи воды смывают пыль дальней дороги с его молодого тела. Два раба, сохраняя молчание, намыли и привели юношу в порядок, умастив его кожу. По приказу Саддина ему нашли одежды, подошедшие по размеру: лёгкие кожаные сапоги с великолепной вышивкой, бледно-бордовый сирвал, такого же цвета лёгкую габу, под которой виднелся чудной работы ворот белой рубашки. Подпоясали мальчика широким поясом, великолепные волосы спрятали под гутрой, закрыв её краем нижнюю часть лица. Лишь карие глаза лучились в обрамлении пушистых ресниц. На пальце Джамаля красовался перстень, подаренный халифом, на тонком запястье блестел браслет - память о матери, скучавшей в Кятифе.

Спрятав письма под рубашку, юноша вышел из шатра. Здесь его ждал Саддин, разодетый в шелка, расшитые золотом, и Самир в неизменном одеянии воина – он не пожелал переодеваться.

Взяв под уздцы великолепного коня белой масти, чьи глаза светились, как два сапфира, а грива подобна индийскому хлопку, два кочевника следовали за своим шейхом, рядом с которым шёл Джамаль. Самир, взяв копьё, сопровождал их во дворец.

Али Мамеду сообщили о Саддине, пожелавшим увидеть его. Аль-Фарук лично вышел на встречу бедуину, любезно его поприветствовав.

- Я рад видеть тебя в моём дворце, о, славный Саддин, сын свободы, да благословит Аллах весть твой род!

- Я счастлив лицезреть милостивого халифа, да преумножит Всевышний ваши богатства, да осенит ваше сердце ещё бОльшей любовью! – Чопорно произнёс аль-Абдульраби, склонив голову. – Получив ваше письмо с желанием купить коня из моего табуна, я немедля поспешил к вам, о, халиф, и взял на себя смелость выбрать самого красивого, послушного скакуна!

- Я прощаю тебе твою самоуверенность, и желаю оценить твой выбор, - улыбнулся Али, поглаживая аккуратную бородку. Перстни на его пальцах блеснули в лучах солнца, в прищуренных глазах мелькнуло любопытство.

- Эй, покажи сына степей халифу! – Приказал собрату-кочевнику Саддин, и бедуин с гордой улыбкой подвёл коня Али Мамеду.

Халиф похлопал гордого скакуна по холке, с восторгом глядя, как тот в нетерпении роет копытом землю. Провёл руками по крутым бокам, заглянул в сапфировые глаза, заставил коня встать на дыбы, вздрогнув от его громкого ржания. Юноша украдкой следил за каждым движением аль-Фарука, стараясь держать себя в руках. Сердце рвалось из груди, его глухие удары отсчитывали мгновения, оставшиеся до того момента, когда Джамаль откроет лицо и попросит помощи. А пока он стоял позади шейха, едва подавляя крик, рвавшийся наружу.

- Что ж, это хороший конь, - заключил Али, закончив осмотр скакуна. – Он мне нравится, осталось определиться с ценой! Сколько ты хочешь за столь прекрасное животное?

Саддин назвал цену, и аль-Фарук приказал выдать названную сумму, даже не торгуясь. Купленного скакуна увели в конюшню.

- Рад, что смог угодить вам, высокочтимый халиф Али! – Склонил голову бедуин.

- Аллах мне свидетель, ты никогда не колеблешься в своей уверенности! – Довольно улыбнулся халиф. – А теперь сними завесу недомолвки со своего письма, и яви мне своих таинственных спутников, желающих видеть меня!

Колени Джамаля задрожали. Он потупил взор, чтобы не выдать волнения. Саддин повернулся к мальчику:

- Ты так ждал этого момента! Подойди к халифу!

Али Мамед с любопытством смотрел на таинственного пришельца, лицо которого было наполовину скрыто. Но эта походка, смоляные брови вразлёт… всё это халиф уже видел. Блики перстня на пальце пришельца отразились удивлением в глазах аль-Фарука. Когда юноша подошёл, и поднял на Али Мамеда взгляд своих газельих глаз, переполненных отчаянием и радостью встречи, сердце халифа взволнованно забилось.

Он открыл лицо юноши, и не сдержал удивлённого вздоха.

- О, Аллах, смилуйся над нами! Газелёнок мой!

- Господин… - Джамаль не смог сдержать слёз и упал на колени, целуя тёплые руки Али Мамеда.

- Но… как?! – Али поднял юношу с колен. Халиф был потрясён до глубины души, мысли вихрем носились в голове, он не мог понять одного. – Как ты оказался здесь, о, нежный цветок? Саддин, как это понимать?

- Я встретил его в песках, едва живого, - ответил с поклоном шейх. – Мальчик и его охранник чудом вышли на нашу стоянку, проделав огромный путь, почти не имея запасов воды и пищи. Остальное он поведает вам сам, ему есть, что сказать!

Халиф положил руки на талию дрожавшего юноши. Джамаль, не в силах сдержаться, прижался к Али. Аль-Фарук обнял мальчика, гладя его по волосам.

- Надеюсь, ты не сбежал от Адиля? – Тихо прошептал он на ухо газелёнка.

- Нет, господин мой, я здесь по его воле…. – Джамаль уткнулся в шею халифа, вдыхая аромат его кожи.

- Шейх, вы спасли жизнь юного создания, и я не останусь в долгу! Но кто его охранник?

- Я, - ответил за Саддина Самир. – Я сопровождал Джамаля от самых покоев нашего господина аль-Максуда.

- О, Всевышний, что привело вас ко мне?! Что случилось? Почему Адиль отправил тебя лишь с одним охранником? – Али выпустил юношу из объятий, и приподнял его голову за подбородок, заглядывая в его глаза, полные испуга. Мальчик пошатнулся, но халиф не дал ему упасть. – Нет, потом! Всё потом! Садитесь, вам необходимо подкрепить силы, а потом вы мне всё расскажете!

- Позвольте откланяться, о благородный халиф, - поклонился Саддин. – Эти два измученных путника сами поведают вам свою историю…

- Нет, шейх! – В глазах Али блеснул огонёк. – Тебя моё приглашение тоже касается! Поешьте на славу, отдохните в благодатной тени, все дела потом! Сначала отдых!

- Но… - пытался возразить Джамаль.

- Нет, о храбрый юноша! Слушать ничего не стану, пока не отдохнёте!

Понимая, что спорить с халифом бессмысленно, все прошли во дворец.

В большой обеденной зале их встретил аромат множества блюд. У Джамаля слюнки потекли от одного вида лакомств: рыбьи языки с орехами, сладкое мясо на цветках левкоя, куры, фаршированные вареньем из розовых лепестков и пышный хлеб. От гороховой похлёбки поднимался ароматный пар, на блюдах возлежали булочки с начинкой из мёда и орехов. Отдельно лежали сласти - цукаты, халва, финиковое варенье, лепёшки с кунжутом. Гордо поднимали носики серебряные кувшины с лимонной водой и шербетом.… Джамаль почувствовал дикий голод. Изголодавшийся по привычной еде, бедняга поглощал всё, что ему подавал раб халифа. Али Мамед, наблюдая за юношей, огорчённо цокнул языком:

- Бедный мальчик, ты совсем оголодал! Как же Адиль отпустил тебя одного? Кушай, и вы кушайте! Эй, подайте ещё шербета!

Ели молча. Когда почти все блюда опустели, а халиф и двое гостей затянулись кальяном, Али хлопнул в ладоши.

- Я занят, и никого не принимаю, - сказал он начальнику дворцовой стражи, вошедшему по его зову.

Ближе к вечеру, когда Саддин смог свободно дышать после обильной трапезы, он поблагодарил халифа за гостеприимство, после чего покинул дворец, не забыв подарить юноше по-отечески добрую улыбку.

– А теперь я хочу знать, какие силы привели тебя в Сану, мой мальчик! Что случилось? И где обещанный Адилем гонец?

- Мой господин посылал лишь одного гонца, и этот гонец я, - тихо произнёс юноша, глядя в полные удивления глаза аль-Фарука. Он поведал горестную повесть, от самого начала, и до сего момента (вы её уже знаете, а в повторе пользы нет). Окончив рассказ, он подал мрачному халифу два письма, бережно завёрнутых в кусок шёлка.

- Мда, - Али потёр переносицу, пытаясь переварить всё, что он узнал из писем друга. - Другой я представлял себе нашу с тобой встречу.… Горькие вести ты принёс мне, сладкозвучный соловей Кятифа…

- О, господин, в том не моя вина! О вашей доброте ходят легенды, - голос юноши задрожал. – Мудрый аль-Максуд молил вас о помощи, и просил поторопиться! Но, боюсь, я опоздал…

- Джамаль, ты, верно, пребываешь в неведении о делах в Кятифе, - аль-Фарук показал им записку Адиля. – Вот что я получил пару дней назад. Судя по дате, письмо отправлено семь дней назад… вы в это время были в пути!

Не скрывая удивления, Самир с юношей изучали записку. Джамаль узнал почерк аль-Максуда – он знал его слишком хорошо, чтобы легко перепутать. Мальчик с надеждой взглянул на Али, и халиф попытался успокоить Джамаля, проведя рукой по его шёлковым волосам.

- Интересно, что могло произойти в городе за наше отсутствие? – Задумчиво произнёс Самир. – Джамаль, ты уверен в почерке? Я слышал, есть люди, умеющие подделывать документы.

- Это написано его рукой, Самир, - полным уверенности голосом мальчик.

Аль-Фарук пригладил аккуратную бородку:

- О, мой нежный цветок! Ты испил горечи из чаши судеб! Но ты с честью исполнил просьбу твоего бывшего господина! Теперь можешь отдохнуть.

- Но, благородный халиф, я…

- Не спорь, мой мальчик! – Мягко улыбнулся Али. – Благодаря тебе я узнал о беде в Кятифе, и теперь нам нужно обдумать, что делать. А в этом мне поможет Самир, ибо он опытный воин, хорошо знающий каждый камень в Кятифе! Отдохни, душа моя, я прикажу приготовить тебе ложе!

- О, халиф, - робко улыбнулся Джамаль. – Если вы считаете, что в вопросах стратегии я не принесу вам пользы, не буду с вами спорить! Но я бы предпочёл погулять в вашем великолепном саду, пока не узнаю о вашем решении!

- Иди, Джамаль! Как только мы всё обсудим, я сообщу тебе о своём решении! – Халиф призвал свою личную охрану, доверив её мечам жизнь и безопасность юноши. Мальчика проводили в тот самый уютный уголок, который для него создал Али Мамед. Здесь юноша устроился в беседке, укрывшись от посторонних глаз, наслаждаясь ароматом множества роз, под бдительным вниманием стражей.

Во дворце Али Мамеда мальчик мог чувствовать себя в полной безопасности – территория эта хорошо охранялась. Сотни неусыпных глаз смотрели с дворцовых стен, десятки мечей стояли на страже покоя и порядка – даже мышь не проскочит незамеченной.

Вскоре одиночество юноши нарушил Саддин.

- Саддин, откуда ты здесь?

- Я ходил на конюшню, ещё раз взглянул на коня, а теперь пришёл попрощаться с тобой, нежная роза гарема! – Кочевник преподнёс юноше брошь великолепной работы: изумруды-листья переливались на солнце, на тонком золотом стебельке, лишённом шипов, рубиновые лепестки розового бутона замерли, храня своё изящество. – Позволь преподнести тебе прощальный дар, ведь знакомство с тобой подобно благоуханию прекрасного сада!

- О, Саддин, - Джамаль принял из рук улыбавшегося кочевника брошь дивной работы. – Она великолепна! Но…

- Не говори ничего, - аль-Абдульраби отрицательно мотнул головой. - Просто возьми её! Эта вещь сделана руками мастера Хикмета из аль-Харана, но эта брошь лишь жалкая тень твоей красоты!

- Мне тоже приятно было делить с тобой дорогу, - смущённый юноша залился краской. Потом снял золотую цепочку с кулоном, усыпанным бриллиантами. Джамаль купил её на кятифском рынке, куда украдкой ходил, тратя часть своего жалованья. – Пусть он будет у тебя, вспоминай обо мне,… хоть иногда…

- Спасибо, о щедрейший! Ты выбрал правильный путь – халиф грозен, но сердце его наполнено добром!

- Прощай, благородный шейх, достойный повелитель своего народа! – Губы мальчика дрогнули. Саддин пригладил его волосы, поцеловал в лоб, и в спешке покинул дворец, боясь, что Джамаль может совершить глупость. Юноша, перенеся столько потрясений и страхов, запутавшись в чувствах и мыслях, мог оступиться на лезвии, по которому сейчас проходил его нелёгкий путь.

Джамаль проводил глазами фигуру кочевника, и вернулся в беседку, созерцая щедрый дар Саддина. Брошь переливалась в лучах солнца, ослепляя фонтаном цветных бликов. Мальчик приколол брошь на рубашку, глядя на прудик, где на поверхности прозрачной воды плавали лотосы. Тишину нарушала трель соловья, поющего любовные песни розам, лёгкий ветерок играл с прядками волос Джамаля.

Медленно проходили минуты, складываясь в часы. Стражи безмолвными статуями стояли вокруг беседки, охраняя покой халифского наложника. По приказу Али Мамеда Джамалю принесли обед, и мальчик утолил голод и жажду. Солнце клонилось к горизонту, по дорожкам протянулись длинные тени, ветер принёс вечернюю прохладу, когда юноша услышал приближающиеся шаги.

- Не замёрз ли мой нежный бутон? – Раздался тихий голос Али, такой родной, такой долгожданный! – Тебя, верно, утомило долгое ожидание?

- Нет, мой господин, - Юноша поднялся с диванчика, невольно поёжившись. – Я терпеливо ожидал вестей от вас… и спасибо за угощение…

- Ты очень учтивый юноша, - Улыбнулся Али, накинув на плечи мальчика свой плащ. – Я рад сообщить тебе, что мы пришли к общему решению. Я соберу войско, и через два, самое большее, три дня, отправляюсь в Кятиф, дабы навести там порядок!

- Три дня… так долго…

- Быстрее я воинов не соберу, - Аль-Фарук взял руки мальчика в свои. – Я сокращу количество и время стоянок, и домчусь с войском до вверенного мне Кятифа на крыльях ветра!

- Господин, смею ли я просить позволения сопровождать вас в походе? – Тихо спросил красавец, глядя в бездонные глаза халифа.

- Нет, мой соловей, ты останешься здесь! Это карательная миссия, и мы не станем медлить в пути! Соловью не место в соколиной стае!

- Господин, возьмите меня с собой! – Джамаль упал перед аль-Фаруком на колени. – Возьмите, молю!

- Но почему я должен исполнить твою просьбу? – Али Мамед прищурился, с удивлением глядя на мальчика. – Что ты скрываешь от меня?

- Я скрыл от вас и от моего бывшего господина лишь одну тайну.… При дворе судьи швеёй служит моя матушка… - Испуганно ответил Джамаль, и его глаза наполнились слезами, когда он поведал халифу свою историю. – Моя душа изболелась о ней… позвольте поехать с вами, и припасть к её груди!

- Ах, газелёнок, - Али заставил мальчика подняться с колен, утёр его слёзы, и прижал дрожавшего наложника к себе. – Хорошо, я возьму тебя в поход!

- Благодарю, господин! – Джамаль приник к плечу Али, ощущая тепло его тела, аромат сандала, исходивший от его кожи.

- Сокровище души моей, - аль-Фарук обвил руками его талию. – Я прошу только об одном: прекрати называть меня господином! Услади мой слух, называй меня просто Али!

- Но…

- Джамаль!

- Хорошо… Али…

Юноша прижался к сильной груди халифа, и вдохнул терпкий аромат его кожи.

- Газелёнок, - нарушил тишину Али Мамед. – Хранит ли твоё нежное сердечко те слова, что упали каплями бальзама на мою душу?

- Да, благородный халиф! Я хочу вечно быть в плену ваших объятий!

- И твоя любовь к халифу не зачахла под палящим солнцем пустыни? – халиф пригладил мягкие волосы Джамаля.

- Нет, господин мой Али, испытания только напитали её, и моя любовь к вам расцвела буйным цветом! – юноша заглянул в глаза аль-Фарука, лучившиеся любовью и нежностью.

- И ты, подобно соловью, поёшь трели на её ветвях, - Али крепче обнял своего возлюбленного, губы юноши обожгло горячее дыхание халифа, и влюблённые вновь слились в поцелуе после долгой разлуки. Мальчик тихо застонал, когда язык Али Мамеда ворвался в его рот, а сильные ладони сжали желанные ягодицы. Прервав сладкий поцелуй, Джамаль откинул голову, отдаваясь во власть настойчивых губ Фарука, ласкавших его шею.

- Как долго я ждал этого момента, как долго пребывал в грёзах! – Шептал халиф, сжимая юношу в объятиях. – Как я желал тебя всё это время! Позволь мотыльку утолить жажду, дай испить нектара из твоего бутона!

- О, Али! – Выдохнул в ухо аль-Фаруку Джамаль. – Отдохни на моих лепестках, испей моих соков!

Халиф увлёк партнёра в свои покои. Али Мамед угостил Джамаля лимонной водой и засахаренными фруктами, налил в чашу ароматного мёда. Мальчик, обмакнув тонкий палец в благоухающий мёд, слизнул золотистый янтарь, наслаждаясь отменным вкусом.

Наблюдавший за ним Фарук приблизился вплотную, обнял стройный стан своего возлюбленного, и приник к его мягким губам, хранившим вкус мёда. Джамаль застонал, впуская в рот настойчивый язык халифа, отвечая на его жаркий, полный страсти, поцелуй.

Халиф освободил мальчика от одежды, любуясь грациозными изгибами тела, понимая, как близок он был от правды в своих мечтах! Его руки и губы без устали услаждали Джамаля.

Али Мамед взял юношу за руку, и подвёл к своему ложу. Здесь, опустившись на мягкую постель, они всецело отдались друг другу. Халиф ласкал нежную кожу, наслаждаясь её ароматом, слушая тихие стоны Джамаля. Юноша отвечал на горячие поцелуи, дрожа в объятиях своего повелителя. Его руки неустанно путешествовали по телу халифа, будя в нём безумное желание, пытаясь добраться до сокровенных мест Али Мамеда, подмявшего юношу под себя. Наконец, мальчик легонько сжал через одежду возбуждённый член Фарука. Араб глухо застонал, и, игриво куснув партнёра за ухо, освободился от одежд, демонстрируя Джамалю своё великолепное тело.

Обнажённый юноша полулежал на подушках, и в глазах его отражались блики света ночной лампы. Соблазнительно улыбаясь, он приглашал господина в плен своих смуглых бёдер. Халиф не мог оторвать взгляд от этого прекрасного тела без единого изъяна. Изящная шея, красивые руки, возбуждённо вздымавшаяся грудь, аппетитный живот и стройные ноги… а эти волосы цвета ночи… Роза гарема, возлежавшая на арабском шёлке, благоухала во дворце халифа Али. Жемчужинки пота над верхней губой были подобны капелькам росы на нежных лепестках.

Облизав пересохшие губы, Али вернулся в объятия юноши, получая наслаждение от его опытных ласк. Джамаль хорошо знал искусство любви: он исследовал тело Фарука, лаская языком, щекоча дыханием, безошибочно находя чувственные места. Когда он лизнул сосок Али Мамеда, халиф отстранился, и его тёплая ладонь заскользила по аппетитному бедру юноши.

Он провёл рукой по податливому животу Джамаля, смазал свой член маслом, и властно проник в дрожавшее от желания юное тело, сжимая его в стальных объятиях. Али старался двигаться как можно осторожнее, входя глубоко и выскальзывая почти полностью. Мальчик обнял своего повелителя за плечи, и шире развёл бёдра, позволяя его члену проникать на всю длину. Халиф, слушая стоны юноши, продолжил сладкую пытку. Он чувствовал, как мальчик ритмично сжимался внутри, как дрожало его тело, покрывшись потом. В такт движениям звучали стоны. Али ускорил темп, проникая лишь на половину, потом его неторопливые, но резкие толчки вызвали несильную боль, которая, смешавшись с удовольствием, вырвалась наружу из груди Джамаля криком. Мальчик дрожал, словно беззащитная лань, попавшая в когти голодного тигра.

Аль-Фарук, продолжая своё занятие, прошептал юноше на ухо:

- Тебе со мной нравится?

- О, да! Ещё, мой господин, - взмолился Джамаль, плача от сладкой боли, разрывавшей его на части, пульсирующей где-то там, в потаённых глубинах тела. Член халифа был слишком велик для хрупкого юноши. – Владейте мною!

Распалённый араб удвоил усилия, и вскоре пролился горячим семенем внутрь мальчика, страстно дыша ему в ухо, чувствуя, как разливается тёплый нектар юного тела. После безумной страсти Джамаль мог лишь жалобно стонать. Халиф лёг рядом с юношей, улыбаясь. Гаремный мальчик залился краской – он тоже кончил, оросив живот халифа. Али Мамед привлёк смущённого Джамаля к себе, и, пригладив его густые волосы, припал губами к его жарким устам.

- Ты прекрасный любовник, о, Джамаль! Я рад, что такое сокровище попалось на моём пути!

- Вы были столь щедры и нежны, мой господин!

- Я причинил тебе боль? – Халиф поцеловал юношу в лоб.

- Нет, только удовольствие, - Джамаль взглянул на аль-Фарука из-под полуопущенных ресниц.

Мальчик прижался к Али Мамеду, слушая его дыхание. Тело ныло после проникновения халифа. Его довольно большой член принёс больше боли, чем наслаждения. Но аль-Фарук знал своё дело, и не повредил юношу – ни единой капли крови не упало на простынь.

Вскоре Али снова ощутил желание. Нежно поцеловав наложника, перевернул его на живот, раздвинув его ноги, и осторожно овладел его телом. На этот раз Джамалю было легче. Он тихо стонал, подаваясь навстречу халифу, принимая его всего, ощущая ставшую сладкой несильную боль, чувствуя власть аль-Фарука, утоляя своё желание, нахлынувшее волной…

До утра они занимались любовью, и только с первым лучом солнца утомлённый, но счастливый Джамаль уснул, убаюканный в объятиях Али Мамеда.

Робкий солнечный зайчик спрыгнул с золотой вазы, в которой стояли пышные лилии в компании пальмовых листьев и скромников-пионов. Пронзил полог из воздушной органзы и упал на ресницы юноши, мирно спавшего на мягкой постели.

Джамаль, вздохнул, нежась в океане сновидений, и открыл глаза. Он сладко потянулся, издав сладостный стон, и улыбнулся, почувствовав на своём бедре тёплую руку Али Мамеда.

- Мой нежный цветок раскрыл лепестки навстречу солнцу, - араб подарил мальчику нежный поцелуй. - Это была самая прекрасная ночь в моей жизни! Как сладострастен ты, сын соловья и розы!

- О, повелитель, - Джамаль провёл пальцем по щеке халифа, наслаждаясь каждым моментом долгожданного счастья. – Как сладок плен ваших объятий, как желанны поцелуи! Скажите, вы сохранили то, что украдкой забрали у меня в садах Кятифа?

- Как мог я не сохранить то, что напоминало мне о тебе? – Аль-Фарук извлёк из шкатулки на столике, располагавшимся рядом с кроватью, заветную бирюзовую ленточку, поцеловав её. – Она до сих пор хранит аромат твоих волос, душа моя!

Халиф вернулся в объятия мальчика, лаская его рот глубоким поцелуем. Джамаль с тихим стоном отвечал на его ласки, потом откинул голову, ощущая полные губы араба на своей шее, плечах, груди, и развёл красивые бёдра, приглашая Али овладеть собой. Халиф ворвался в юношу, даря ему сладкую истому, боль от совокупления, будя желание, рождая страсть. Мальчик чувствовал каждое движение араба внутри себя, горячее дыхание Али Мамеда обжигало губы, Джамаль постарался увернуться от особенно глубоких и сильных толчков, но аль-Фарук сжал его в объятиях, продолжая сотрясать юное тело. Мальчик покраснел, когда рука халифа легла на его член. Али ласкал напрягшийся ствол любовника в такт своим движениям, и сам застонал, источая влагу в желанное тело, чувствуя, что и Джамаль разлился нектаром.

- О, господин мой, благородный Али, - юноша припал к полным губам араба. Сорвав поцелуй, склонил голову на его сильную грудь, слыша, как бьётся сердце аль-Фарука, вещая миру о переполнявшей его любви.

Так промелькнули три дня. Войско халифа стекалось в Сану, сам же аль-Фарук проводил время в обществе нежного юноши. Вместе они гуляли по саду, купались в пруду, притаившемуся в тени апельсиновых деревьев. Ночами наложник пребывал в постели Али Мамеда – араб не в силах был утолить жажду, мучившую его почти два месяца…

Находясь в Сане, мальчик иногда в мыслях возвращался в Кятиф, пытаясь понять, что же там произошло. Он искренне переживал за аль-Максуда, ведь, по сути, судья не стал перечёркивать счастье юноши, пойдя навстречу своему другу. Он мог бы продать мальчика на рынке, такие любовники, как Джамаль, стоят дорого, но Адиль предпочёл потерять возможную прибыль, чувствуя в глубине души симпатию к юноше, ставшему платой за стакан щербета.

Отправив юношу в Сану, кади отправился в тюрьму, где и пребывал следующую неделю. Его одиночество скрашивали лишь крысы, да назойливые москиты, музыкой служила изрядно надоевшая капель в углу узилища. Свет проникал через маленькое отверстие в потолке, кормили скудно, да и визирь будто забыл о сметённом с дороги препятствии. Однако это не сломило воли аль-Максуда, дни напролёт он планировал побег, и способ известить халифа о гонце. Тревога точила сердце Адиля – его дорогое сокровище, несравненный Джамаль, пересекал пески жестоких земель… доедет ли? Лишь бы не погиб, не завял на камнях нежный цветок!

Его думы прервал визит Мурада аль-Наби. С довольной, издевательской улыбкой вошёл в узилище визирь. Его мясистый нос сморщился от вони, а лицо искадила гримаса брезгливости.

- Ах, дорогой аль-Максуд, да помилует тебя Аллах, - Заискивающим голосом начал преступник. – Как живётся тебе в сём скорбном жилище?

- Твоими стараниями, - Гордо поднял голову кади. – Но если ты думаешь, что темница сломит меня, ты заблуждаешься. Впрочем, вся твоя жизнь одно сплошное заблуждение! Иначе бы ты не был так уверен в победе, грязный предатель!

- Ты о письме? О том самом письме, что вёз твой гаремный любимец? - Растянул губы в улыбке предатель, плотнее запахнувшись в плащ, что бы спастись от сырого холода. Визирь довольно цокнул языком, видя страх в глазах пленника. – Да, как видишь, я знаю слишком много! Я взял на себя смелость отправить своих людей по его следу! Сегодня утром мне сообщили о смерти гонца… вернее, гонцов! Письмо, которое я так наивно доверил птице, и которое стало твоей добычей, благополучно уничтожено! Я вырвал твои ядовитые зубы, аль-Максуд! Кусай теперь, если сможешь!

- Да проклянёт тебя Аллах! – Судья задрожал, дышать стало тяжело, и он грузно осел на скамью, стоявшую у стены. – Убийца! Ты посмел поднять руку на безобидного юношу, вся вина которого состояла лишь в том, что его отцу не хватало денег на выпивку, и он продал родного сына мне!

- Надеюсь, несчастный сполна ощутил твою любовь, когда его сердце пронзил клинок! – Усмехнулся аль-Наби, наслаждаясь причинённой болью, и продолжая истязать душу кади. – Поделом ему, он мне никогда не нравился. Ненавижу женоподобных мальчишек!.. Ах, да, забыл тебе сказать: я собираюсь отписать о твоём предательстве халифу! Пусть знает, что городской кади под видом сбора налогов набивает свой карман! Как думаешь, халиф прикажет тебя казнить?

С этими словами визирь покинул темницу, оставив аль-Маскуда наедине с его болью. Случилось то, чего Адиль так боялся: юноша мёртв. Его бесценный цветок, нежный Джамаль, сладкозвучный соловей, лежал бездыханный в песках…

Кади спрятал лицо в ладонях: что же он наделал?! Зачем, зачем он отправил мальчика? Он же клятву Али дал, что сбережёт юношу! А теперь… что теперь? Пустота… никогда в этом мире не зазвучит нежный голос Джамаля, соперничавший с соловьём, не вдохнуть боле жасминовый аромат его шёлковых прядей, не коснуться губами смуглой кожи… а эти карие глаза газелёнка, светившиеся кротостью, нежная улыбка красивых губ, тихие стоны в ночи, звонкий смех в саду, лёгкая поступь … всё разрушилось в миг. В тот самый миг, когда охотник подстрелил грациозную газель. Безжалостная рука Садовника сорвала благоухающий бутон.… Аль-Маскуд заплакал. Первый раз в жизни по его щекам текли слёзы. В этот момент он понял, что любил Джамаля. Любил, но не смог сберечь.

Так какой теперь смысл сопротивляться? Пусть аль-Наби пишет халифу, пусть обольёт грязью. Поскорей бы умереть, и воссоединиться с дорогим мальчиком в лучшем мире! Тишину нарушил крик сокола, парившего над городской тюрьмой. Адиль отнял руки от лица, глядя на противоположную стену, по которой ползал залетевший в темницу мотылёк. “Как такое в голову пришло?” - Осадил сам себя кади. – “Поддаться проискам предателя, оставить смерть Джамаля безнаказанной? Ведь мальчик старался выполнить его просьбу. А как же законы страны? Нет, визирь должен сполна рассчитаться за причинённые страдания!”.

Всю ночь аль-Максуд провёл в раздумьях. Надо вырваться из темницы, но как? Десятки планов зарождались в голове, но все они не имели реализации. Мозг отказывался служить, пытаясь привыкнуть к мысли, что Джамаля больше нет…

- Господин! – Раздался сверху тихий шёпот. Показалось? На голову кади упал мягкий комок земли, и Адиль поднял голову. Бледный лик луны был загорожен силуэтом человеческого торса, нависшего над отверстием в потолке. Смуглые руки ночного гостя впились в решётку, отгораживавшую судью от мира, где он недавно имел влияние. – Господин, это я, покорный вашей воле Джума! Я пришёл узнать, как вы?

- Слава, Аллаху, он вовремя тебя послал! – Аль-Максуд задумался, чем ему может пригодиться нашедший его раб.

- Господин, в городе беспорядки, - Перебил его ночной гость. – Визирь захватил власть в свои руки!

- О да! Он ведь уничтожил единственное доказательство своей измены…

- Вы о письме? – Злобно засмеялся Джума. – Да, он уверен, что оно уничтожено, но это не так!

- Что?!

- Да-да, убиты двое гонцов, храбрые Абдулрахман и Карим. Джамаль и Самир живы, и скачут в Сану! – Торопливо шептал Джума, временами оглядываясь по сторонам. На его счастье, разленившиеся стражники стояли далеко, а в темноте раба было не видно. Он услышал удивлённый вздох судьи. – Но визирь пока об этом не знает!

- Мне интересно, откуда об этом знаешь ты? – Взволнованно спросил судья, и Джума пришикнул, призывая судью говорить тише. – Так Джамаль… жив?

- Да! Но об этом потом! А знания о письме дарованы моим предательством, ибо это я сказал визирю об уехавшем в Сану Джамале. Но аль-Наби не заплатил мне НИЧЕГО!

- Ах, ты, сын пустоты! – Прорычал судья. – Придёт время, и я снесу тебе голову! Всё это время ты шпионил в моём дворце!..

- Господин, мы много болтаем! – Осадил судью раб. – Я задам вам лишь один вопрос. Если я освобожу вас отсюда, вы простите мне мою измену?

Кади почувствовал, как к нему возвращается уверенность, он уже не был затравленным зверем.

- Я прощу все твои грехи, только вытащи меня! – Прошептал он.

Голова Джумы исчезла, раздался шорох, в камеру посыпалась земля, раздался тихий скрежет, и решётка сдвинулась в сторону. В следующий момент в темницу упала длинная верёвка. Кади не заставил себя долго ждать, - он вскарабкался наверх, и Джума помог ему вылезти из вонючего узилища. Адиль перевернулся на спину и с наслаждением вдохнул предутренний воздух, глядя на звёзды, уже ничем не отгороженные. Свобода! Свобода и счастливая весть о его мальчике!

- Скорей! – Раб пополз прочь от тюрьмы, расположенной на территории дворца градоправителя, увлекая за собой судью. Добравшись до кустов, осторожно пробрались к стене. Протиснулись сквозь зияющую дыру, и бросились к лошадям, спрятанным Джумой в переулке. – Я собрал верных вам воинов, их немного, но это сущие звери! Они ждут вас в доме купца Хасана, что в селе ловцов жемчуга!

- Ах, хитрец, - Тихо засмеялся кади. – Хитрец, ты нашёл подходящий момент, чтобы сохранить свою никчёмную жизнь, и я выполню данное тебе слово, ибо благодарность моя не имеет границ! Но впредь остерегайся предавать меня!

По дороге в селение раб рассказал судье все последние новости, о том, как узнал о засаде для гонцов, слышал доклад об уничтоженных письмах. О том, как его двоюродный брат поведал о двоих путниках, остановившихся на отдых у колодцев на следующий день. Суровый воин и неописуемой красоты юноша, подобный напуганному голубку, спешившие в Сану. Брат не мог ошибиться – это Самир и Джамаль. Джамаля брат Джумы видел не раз. Он содержал ювелирную лавку, и мальчик, украдкой покидавший гарем, частенько там бывал.

Хасан с радостью встретил спасённого кади. Судью омыли, надушили и переодели. После чего вознесли благодарственные молитвы, и с аппетитом поужинали. По окончании трапезы обсудили создавшееся положение и разработали план действий.

По просьбе аль-Максуда Хасан любезно предоставил своего почтового голубя, и судья отписал торопливую записку своему другу, халифу Али с просьбой сообщить о приезде нежного Джамаля…

Джамаль проснулся. Он лежал на мягкой постели в шатре Али Мамеда, и не мог понять, сон то был или явь. Общество судьи было столь осязаемым! Юноша прикоснулся к губам – казалось, они всё ещё хранили печать поцелуя. Освободившись от нитей сновидения, Джамаль поднялся с ложа.

Накануне утром большой отряд, сопровождаемый караваном с провизией, шатрами и прочими нужными в походе вещами отправился в далёкий Кятиф. Халиф Али возглавлял внушительное по численности войско. Несколько боевых галер, осенённых знамёнами с гербом аль-Фарука, вышли из Ходейды, дабы обогнуть Аравийские земли, и прибыть к стенам Кятифа с востока.

Али Мамед нехотя взял мальчика в поход – караван будет двигаться быстро, с минимумом остановок. Выдержит ли Джамаль такой темп? Он привык жить во дворце, ведя размеренное существование, нежиться в тени беседки. В военном походе этого не будет. Мальчик едва не погиб, добравшись до Саны, и халиф боялся, что с Джамалем что-нибудь случится на обратном пути к берегам Персидского залива. Но, подумав, всё же пошёл навстречу нежному юноше. Они ещё плохо знали друг друга – властный повелитель обширных земель и кроткий юноша из гарема, и Али решил наладить отношения с возлюбленным – и развлечение в походе, и время зря не потеряет.

Аль-Фарука печалила тихая грусть Джамаля. Халиф безумно, отчаянно влюбился в нежного, полного грации, юношу, отдав ему сердце и разум. В ответ же получил любовь, облачённую в страх и рабское послушание. Не этого он ожидал от Джамаля, увиденного в роскошном дворце лучшего друга.

Юноша был всецело послушен и покорен во всём – лучший ученик гаремной школы обольщения. Любимец аль-Максуда, усвоивший уроки любви и почтения. Джамаль искренне, безумно влюбился в халифа, но всё же боялся переступить невидимую черту, разделявшую повелителя и питомца из гарема судьи. Стреножил любовь, словно бедуин верблюда.

Али Мамед печалился, в предутренний час глядя на крепко спавшего Джамаля. Помолился в душе, и внезапно озарившая мысль заставила улыбнуться. Халиф понял, что в данном вопросе время - лучший союзник, и решил прибегнуть к его помощи. Мальчик привыкнет к халифу, познает всю глубину и силу его любви, и раскроет свои врата навстречу благородному чувству Али.

В душе Джамаля также кипели страсти. Он питал к халифу самые нежные чувства, бережно храня их в юном сердце, которое истекало любовью, словно спелый персик нектаром. Но, будучи учеником гаремной школы, юноша соблюдал все правила поведения, относясь к возлюбленном Али как к господину. Властный халиф вызывал в Джамале трепет и уважение, смешиваясь с любовью и нежностью, вознося на крылах восторга и страсти. Ему нравилось наблюдать за аль-Фаруком, дрожать в его объятиях, таять от страстных поцелуев халифа и тонуть в его глазах. Ни на миг не забывая, что любимый Али является господином. И эта мысль не позволяла полностью раскрепоститься, держа чувства мальчика на привязи. Джамаль понимал, что он всего лишь наложник…

В шатёр вошёл раб. Он помог мальчику одеться, расчесал его шелковистые волосы.

- Благодушный халиф просит вас не медлить с завтраком, - почтительно передал юноше волю Али Инсар. – Скоро войско продолжит путь.

- Хорошо, я не прогневлю повелителя, - вздохнул Джамаль, поправляя кушак.

Мальчик торопливо съел всё, что принёс раб: ещё тёплую похлёбку, отведал жареного зайца, пойманного соколом халифа утром, и выпил кофе. За трапезой юношу опечалила мысль о том, что Али даже доброго утра пожелать в шатёр не зашёл. Наверное, занят…

Войско собиралось в путь – разбирали шатры, вьючили верблюдов, пополняли запасы воды. Ещё полдня и караван покинет цветущие земли Али Мамеда, и направится кратчайшим путём, пройдя по пескам Руб-Эль-Хали тропой бедуинов, срезав, таким образом, довольно большой отрезок пути. Саддин, пощадив спутников, предпочёл обойти дышавшие жаром пески, сделав изрядный крюк. Теперь же пришла осень, принеся прохладу в царство песков. Али торопился, и, сократив путь, он мог сэкономить один драгоценный день.

Укрыв голову гутрой от палящего солнца, и спрятав за её складками лицо, измождённое душевными страданиями, Джамаль вышел из палатки. Ему подвели коня. Вспрыгнув в седло, юноша занял привычное место позади Али Мамеда.

Через несколько минут запели трубы, загремели барабаны – приказ двигаться. Над караваном подняли знамёна халифа и двинулись в путь. Джамаль огляделся по сторонам – с запада ползли тёмные тучи, загораживая рыже-голубое небо, дул несильный ветерок – скоро начнётся дождь. “А в пустыне бывает дождь?” - Подумал мальчик, взглянув на ехавшего впереди Али. Так хотелось его об этом спросить! Но не стоило тревожить господина глупыми вопросами. Вместо этого юноша украдкой наблюдал за ним.

Али Мамед, воплощение власти, ехал верхом на великолепном белом жеребце. Боевой конь гордо вышагивал по песку, сверкая богатой сбруей. Халиф, одетый в дорожный костюм – запылённые штаны, кожаные сапоги да в зелёную рубашку, покрытую искусной вышивкой, с длинным рукавом. Порывы ветра заставляли тонкую ткань облегать торс, и юноша представлял себе, как под ней вырисовывается мускулистая грудь халифа. С плечей аль-Фарука ниспадал длинный белый плащ, застёгнутый золотой брошью. На тонких пальцах араба красовались золотые перстни, сверкая в лучах солнца гранями драгоценных камней. До вечера оба не проронили ни слова. Когда солнце склонилось к горизонту, мелодичное пение труб известило об остановке на ночлег.

После молитвы и ужина Али подозвал юношу к себе, заключив в объятия. Мальчик взглянул в лицо Али - аккуратная бородка, и усики над полными губами. Между бровей залегла складка, говорившая о задумчивости, нос с горбинкой, и красивые глаза, лучившиеся заботой. Джамаль игриво улыбнулся.

- Почему ты весь день прячешься за моей спиной, улыбка благоуханного сада? – Нарушил тишину халиф, пытливо глядя на Джамаля.

- Боюсь затмить благодушное сияние вашего величия, - ответил юноша, склонив голову.

- Ах, мальчик мой, - вздохнул аль-Фарук, улыбнувшись и пригладив бородку. – Не обманываешь ли ты меня?

- Нет, господин, - мотнул головой юноша, решив не скрывать причину своего уединения. – Я не смел нарушить ваш покой, боясь вашего гнева…

- Моего гнева? – Засмеялся халиф. – Нет, я не гневаюсь на тебя, я всё ещё жду письма от твоего господина. Перед нашим выходом из Саны я отправил ему послание, но ответа нет до сих пор, и это тревожит меня!

- Как вы думаете, о, халиф, что могло произойти в Кятифе за это время? – Нарушил тишину юноша, с надеждой глядя на аль-Фарука.

- Не знаю, душа моя, - нахмурил брови Али. – Я сам теряюсь в догадках…

- Сегодня утром я видел удивительный сон, - Джамаль поведал Али о своём сновидении.

- Ах, алмаз моего сердца, - поцеловал юношу аль-Фарук. – Ты добрейший мальчик, и даже сейчас, когда аль-Максуд не властен над тобой, ты переживаешь за него! Хвала твоему сердцу, где каждому найдётся место! Дорогой мой Адиль лишился поистине бесценного сокровища, подарив мне тебя!

Джамаль покраснел и потупил взор.

- Я без сожалений подчинился воле моего бывшего господина, стремясь преклонить голову на ваше плечо, о халиф, - пролепетал мальчик. Голова кружилась от аромата сандала, коим пропитана кожа Али Мамеда, а сильные руки халифа, обвившие стан юноши, сводили с ума. Джамаль поднял глаза, и встретил взгляд халифа, переполненный восторгом.

- Съешь персик, повелитель кротких, - мягко произнёс халиф Али, и, взяв с блюда сладкий плод, протянул его возлюбленному.

Из разговора халиф понял, что Джамалем руководит в бОльшей степени учтивость. Да, мальчик любит Али Мамеда, но всё же считает его своим господином. А потому и чувства держит на привязи. Стреножил любовь, словно бедуин верблюда. Аль-Фарук посмотрел на себя со стороны – неужели он столь грозен? Потом посмотрел на мальчика.

Джамаль с аппетитом ел персик, сок тёк по его подбородку, как тогда, в ту ночь… сладкий персик и властный мужчина рядом. Только Али его любит. Аль-Максуд тоже любил своего наложника. Любил понятной ему одному любовью. И теперь Джамаль понял, что боится увидеть у чувств аль-Фарука ту же грань…

- Ты зря боишься меня, - нарушил тишину Али, заставив юношу вздрогнуть. – Я не хищный зверь, и твой страх печалит моё сердце.

- Я вас не боюсь. Почтение к господину – первая заповедь наложника, послушание – вторая, так мне говорил аль-Максуд, да пребудет он в милости Всевышнего, - пролепетал Джамаль, чувствуя горячую ладонь аль-Фарука на своём плече. Халиф обнял мальчика за талию, и прижался к его спине. Юноша задрожал, ощущая его сильное тело сквозь ткань их одежд. – Пять лет меня обучали искусству любви и покорности… Я боюсь навлечь на себя ваш гнев, господин мой,… наверное, я глуп в разговорах и неловок в постели…

- Ах, душа моя, - Али поцеловал возлюбленного в шею, потом развернул его и прижал к груди, гладя его шёлковые волны волос. – Не кори себя, не терзай моё и без того израненное сердце! Ты нежен и благовоспитан, твоей грации позавидует кошка, в твоих глазах сокрыты красоты мира, а в уста вложены сладчайшие речи! В постели тебе нет равных, ты искусен в любви и ласках! Таким я увидел тебя в Кятифе, и таким полюбил! Но ты словно пугливая газель, шарахаешься от меня, хотя и берёшь лакомство с ладони…

- О, господин мой, вы столь щедро сыплете комплиментами, - прошептал Джамаль, замерев на груди халифа, пребывая в его объятиях, таких надёжных и сильных. – Мне неловко…

- Джамаль, цветок моего сердца, я всего лишь сказал тебе правду! Я не прошу раболепствовать предо мной, я прошу, молю, дай свободу своим чувствам, выпусти их из темницы, подари мне это счастье, счастье познать твою любовь!

Юноша положил руки на мускулистую грудь халифа, и Али запечатал его уста поцелуем. Мальчик застонал, когда язык Фарука ворвался в его рот, а сильные руки сжали ягодицы. Он всем телом прижался к Али, столь властному и желанному. Джамаль распахнул рубашку аль-Фарука, лаская игривым влажным язычком его кожу, изучая кончиками пальцев живот, дразня, медленно опускаясь к заветной цели. Он безропотно позволил арабу раздеть себя, отдался в плен его ласк, градом сыпавшихся на нежное тело, заставляя гореть его в огне страсти, тонуть в море желания. Шатёр превратился в островок любви, где ветром было жаркое дыхание, солнцем влюблённый взгляд, а стоны – шорохом прибоя…

Халиф подхватил юношу на руки, и уложил на постель, затем стащил с себя рубашку и сирвал. Его смуглое, мускулистое тело возвышалось над мальчиком, словно скала. Али лёг рядом с возлюбленным, и Джамаль принялся дразнить его член, ласкать языком соски аль-Фарука. Али Мамед отвечал мальчику не менее жаркими ласками, наслаждаясь ароматом его тела, ощущая в нём дрожь. Он поглаживал спину юноши, затем его пальцы по ложбинке позвоночника спустились к аппетитным ягодицам, проникнув между ними, и оказались внутри сгоравшего от желания тела Джамаля.

Мальчик издал тихий стон, прижавшись к Али. Халиф позволил лечь любовнику на спину, и накрыл его своим телом. Джамаль развёл бёдра, и властный атлет вошёл в него как можно осторожней. Юноша откинул голову и прикрыл глаза, ощущая ни с чем несравнимое наслаждение, приправленное сладкой болью. Али посасывал нежную кожу на его шее, мучил её языком, припадал к податливым губам Джамаля, срывая с них поцелуи, сотрясая его тело.

Юноша трепетал в его руках, отзываясь стонами и всхлипами на каждое проникновение в своё тело. Он развёл ноги шире, открываясь халифу.

- О, Али, прошу, сильнее, ещё, - шептал он на ухо счастливого аль-Фарука, с готовностью исполнявшего просьбы возлюбленного. Этой ночью они поменялись местами – Джамаль был господином, а Али его верным рабом.

Член аль-Фарука продолжал проникать в юношу, нехотя выскальзывая назад, нещадно подчиняя. Волны желания захлёстывали Джамаля с головой, он утонул в собственной страсти, прося продолжать пытку. Его собственный член упирался в живот халифа, и Али принялся поглаживать горячий ствол любовника.

Излились они одновременно – Али со стоном, полным наслаждения уронил голову на хрупкое плечо Джамаля, чувствуя его сперму, ещё тёплую, забрызгавшую грудь и живот.

Мальчик превзошёл сам себя, нежные слова подействовали благотворно, но этого мало. Джамаль сидел в своей ракушке, боясь довериться возлюбленному. Ласковые речи единственное, что может заставить мальчика покинуть убежище.

- Спасибо, сокровище моё, за подаренное блаженство! – Али Мамед поцеловал возлюбленного в губы, даря ему благодарную улыбку…

Юноша стыдливо опустил глаза, слегка покраснев, словно налитой персик. Его ещё никто никогда не благодарил за ласки.

День проходил за днём, отряд продолжал двигаться вперёд, к конечной цели. Джамаль, чувствуя себя в безопасности рядом с халифом, по-другому смотрел на раскинувшиеся пески. Летний жар ещё веял над землёй, но небо восторжествовало, и из набежавших туч хлынул дождь. Укрылись в маленьком поселении бедуинов, переждали непогоду, и отправились дальше. Юноша ехал рядом с Али.

Внезапно Джамаль заметил бегущих мужчин-бедуинов, восторженно кричащих и машущих руками. Красавец присмотрелся к жителям песков – вода с близлежащих холмов мутным потоком прокладывала себе путь по пересохшему руслу в долине. Её несущие жизнь воды сопровождали радостные люди, восхваляя Всевышнего за долгожданный дождь. Это зрелище вызвало у Джамаля улыбку. Он обернулся в седле, глядя, как взрослые мужчины со смехом прыгали по воде, но несколько человек всё ещё сопровождали поток, и вскоре скрылись из виду. Юноша отвернулся от кочевников, тихо засмеявшись.

- Вижу, тебя развеселила сия картина? – Улыбнулся халиф Али. – Иногда я завидую этим людям, им так мало нужно для счастья!

- О, господин мой, - взглянул на него Джамаль. – Они счастливы, получив воду с небес! Ведь они её так долго ждали!

- Ты прав, душа моя! – Пригладил бородку аль-Фарук. – Они любят свои земли, и ничто не заставит их покинуть суровые пески.

- Кочевник как птица, - ответил юноша. – Он любит свободу, и счастлив лишь в полёте!

- Верно, - халиф взглянул в глаза Джамаля с весёлыми искорками. – Но если вольная птаха резвится в небесах, то соловей живёт в саду, изнывая любовью к благоуханным цветам!

- Соловья в саду может удерживать золотая сетка, - ответил мальчик.

- В моих садах птицы живут вольно, наслаждаясь жизнью, - Али Мамед не спускал глаз с Джамаля. Халифа забавляла их словесная перепалка, и араб поглаживал бородку, стараясь скрыть улыбку. – Не сетка удерживает их средь зелени, но благодатная тень и прелесть оазиса! Соловей пьёт росу с лепестков роз и питается спелыми плодами. Мне же хочется, чтобы он клевал зёрна с моей ладони, отбросив боязнь!

- О, халиф, - Юноша боялся разгневать аль-Фарука, и искал слова, чтобы безболезненно закончить беседу. – Вы просите розу сбросить шипы… но такой её создал Аллах…

- Тогда я превращусь в солнце и буду петь розе любовные оды! – Сверкнул глазами Али, забавляясь игривым спором. – Придёт день, когда роза сама сбросит шипы.

- Если вы исполните свой замысел, цветок погибнет! Его лепестки, печалясь о минувшей жизни, падут к вашим ногам, а вам останется лишь обгоревший в ваших лучах стебелёк! – Испуганно ответил юноша, трепеща при виде раззадоренного беседой Али Мамеда.

Что, ну что халиф должен сделать, чтобы юноша прекратил колоть его сердце искусно пущенными стрелами?! Глупый ребёнок!

- Я не собираюсь жечь тебя! Я ласково обогрею твои лепестки, о, роза! – Халиф со всей нежностью взглянул на собеседника. Джамаль отвернулся, пряча восхищённый взгляд.

Мальчик лежал на мягком ложе под верблюжьим одеялом, ожидая Али Мамеда. Ну, как вести себя со столь властным хозяином? Халиф сыплет комплиментами, одаривает ласками, шепчет на ухо любовные речи, требует быть с ним на равных… может, стоит попробовать? Подул ветер, хрупкий юноша, чувствовавший себя таким маленьким в огромном халифском шатре, плотнее закутался в одеяло, слушая беседу песка и чахлого тамаринда.

Халиф же проводил время, проверяя посты вокруг лагеря. С его широких плечей ниспадал дорожный плащ, почти не согревавший в прохладе ночи. Красивые брови Али сошлись у переносицы, в глазах залегла грусть. Аль-Фарук непрестанно вздыхал и охал, не находя покоя. Сделав ещё один круг по границам лагеря, он вошёл в палатку. Прислушался к ровному дыханию Джамаля. Спит. Тихо скинув сапоги, Али снял плащ, и лёг на ложе. Потёр переносицу, и взглянул на лежавшего рядом мальчика. Наложник спал, повернувшись к нему спиной, свернувшись калачиком. Такой маленький и беззащитный! Такой непознанный…

Аль-Фарук придвинулся ближе, обняв юношу, всхлипнувшего во сне. Так хочется быть к нему ближе, защищать, любить и чувствовать его любовь и доверие! Джамаль… краса садов, нежный бутон, благоухающий при первых лучах солнца. Ради его взаимной любви халиф готов пожертвовать весь свой гарем! Али Мамед тихонько поцеловал мальчика в шею, убрав прядь волос. Юноша во сне перевернулся на другой бок, уткнувшись лицом в грудь халифа. Араб провёл пальцем по изящной линии скул, носа, коснулся податливых губ, вдохнул аромат волос Джамаля.

Почти до утра Али любовался возлюбленным, притихшим у его груди, подобно уставшей птахе, пока его не сморил сон.

Оставшиеся дни пути измотали и без того утомлённого юношу – войско взяло быстрый темп, и двигалось вперёд почти без остановок, ведомое волей халифа Али. Трудности похода в обществе Самира были простой прогулкой по сравнению с этим внезапным рывком вперёд. Ели и пили, не слезая с коней, делали привалы лишь на краткий ночлег и снимались с места, не дожидаясь восхода солнца. И снова мерное покачивание в седле, скудный паёк, и перестук конских копыт в вечерней мгле. Всхрапывавшие кони несли всадников через безжизненные земли сквозь холод наступающих ночей, и лишь серебряный свет луны озарял их путь. Джамаль измучился, похудел, его весёлый нрав улетучился вместе с предрассветными туманами, уступив место тоске. Поселившаяся в сердце хрупкого юноши грусть встревожила аль-Фарука. Халиф пытался подбодрить своего мальчика, в душе жалея о своём согласии взять Джамаля в этот поход. Юноша улыбался, слушая сладкие речи Али Мамеда, но стоило мужчине умолкнуть, как юноша вновь замыкался в себе, украдкой роняя слёзы бессилия. Как Джамаль хотел оказаться в тени сада, где дорожки ежедневно поливались водой! Как он скучал по прохладным струям фонтанов, и мягкой постели, где его поджидали неторопливые ласки! Можно было бы остаться во дворце, и терпеливо ждать вестей, но эта мука казалась ещё более тяжёлой. Мысли мальчика замкнулись в круг, и он отмахнулся от них, опасаясь сойти с ума. Время от времени он встречался глазами с халифом – Али Мамед иногда оглядывался назад, пытаясь оценить состояние Джамаля.

В этот раз на ночлег встали раньше обычного – полыхающее солнце едва коснулось горизонта, залив пустыню кроваво-красными красками. Длинные тени людей и коней протянулись далеко вперёд, пугающе-тёмные, словно ожившие сны из царства кошмаров. Юноша, войдя в шатёр халифа, без сил опустился на мягкое ложе. Всё тело ныло от бесконечной качки в седле, глаза закрывались, но сон отказывался принять в свои объятия утомлённого Джамаля. Юноша потерял счёт времени. Сколько он так лежал? Час, два, или четверть часа – какая разница?

- Я предлагал тебе остаться во дворце, но ты меня не слушал, - раздался голос Али, бесшумно вошедшего в шатёр. – Мой нежный цветок, я боюсь за тебя, ты совсем плох…

- Господин мой, ожидание вестей во дворце ещё бОльшая мука. Лучше терпеть лишения в пустыне, находясь рядом с вами, чем пребывать в тоске разлуки, - тихо ответил Джамаль. Он хотел встать, но аль-Фарук знАком велел ему лежать.

– Отдыхай, сокровище моё. Тебе необходимо нормально поспать, но прежде…

Аль-Фарук хлопнул в ладоши, и в шатёр принесли миску горячей похлёбки из гороха и вяленого мяса, чашу с верблюжьим молоком и сушёные финики.

- Я не голоден, о господин, - попытался протестовать юноша, но халиф гневно пресёк его речи:

- Не смей со мной спорить! Подкрепи силы, мальчик! Ещё один день пути ожидает нас и ещё одна ночь, и только потом мы увидим стены Кятифа! Но чтобы ты добрался туда живым, тебе нужен отдых и еда!

Али Мамед сел рядом с ложем, и поднес к губам Джамаля миску с тёплой похлёбкой. Юноше ничего не оставалось, как покориться воле Фарука, что он сделал с удовольствием и едва заметной улыбкой.

Мальчик послушно съел весь ужин, после чего с наслаждением растянулся на ложе. Али Мамед лёг рядом с ним, заботливо укутав одеялом. Это была ночь без близости, но Джамаль испытал несравнимое ни с чем удовольствие от заботливых и крепких объятий халифа, убаюкавших его.

Благодаря отдыху, юноша посвежел, и радовал аль-Фарука беседами весь следующий день, проведя ночь любви в палатке.

С первым лучом солнца, пронзившим иссиня-чёрное небо, воинство оказалось на том самом пригорке, с которого когда-то обозревал город Абу Селим. Внизу, у вод Персидского залива, вздымались стены подвластного халифу Али Кятифа.

Отдав Джамаля под опеку личной охране, халиф Али пустил коня вперёд, и оглядел окрестности. Никакого движения, городские ворота закрыты, на воде залива стояли галеры из его флотилии, вошедшие в гавань ночью. Свежий ветер развевал на мачтах гордые флаги с гербом аль-Фарука.

Халиф подозвал визирей - Хасана и Муталиба, дабы решить, как быть дальше. Али Мамед не успел договорить, как пасть ворот открылась, и оттуда в их сторону направился всадник. В полном боевом вооружении – длинное копьё в руках, щит у седла, и меч у пояса – воин во весь опор скакал к воинству халифа. Осадив лошадь, он спрыгнул с седла, и пал ниц у ног халифского скакуна.

- О, всеславный халиф Али из воинственного духом рода Фаруков! Да пребудет над тобой мир! – Громко произнёс гонец, поцеловав землю. – Мой господин, храбрый аль-Максуд, справедливый судья, ваш друг и покорный вашей воле раб, просит вас войти в город, вверенный вашим заботам!

- Встань, гонец! – Улыбнулся Али, пригладив бородку, камни в его перстнях гордо блеснули, разбрызгав солнечный свет. – Так город находится во власти кади аль-Максуда?

- Да, о, повелитель! – Посланник встал, подошёл к халифу, и поцеловал его запылённый дорогой сапог. – Он просит вас вместе с войском войти в город. В его дворце вы узнаете все новости после того, как разделите с ним его скромную трапезу!

- Скромную? – Засмеялся Али Мамед. Смех его был полон веселья. – Знаю я его “скромные” трапезы! Хорошо, я исполню его просьбу!

Возглавляя войско, халиф вошёл под защиту стен Кятифа. Город встретил его восторженными криками жителей, раненых воинов и плачем обездоленных. Провожаемый толпой людей, словно ручьём, засыпанным лепестками, халиф ехал знакомой дорогой к дворцу друга. Али Мамеда сопровождал Джамаль, глядя по сторонам. В глазах юноши стояли слёзы радости – спустя столько времени, он снова в Кятифе! Вот дом аль-Куфи, где он с матушкой покупал шёлк, а там лавка сластей, мимо которой Джамаль часто проходил, наслаждаясь ароматом свежесваренной халвы. Торговец всегда прогонял нищего мальчонку, у которого вечно не было денег. Но, попав в гарем аль-Максуда, юноша пришёл к торговцу, и на первое жалованье купил ещё тёплой халвы. Сев в тени палатки оружейника, он ел это превосходное лакомство. А там городской базар. Мальчик вспомнил свой опыт в торговле, и улыбнулся. Пока он пытался хоть что-то продать, отец быстро заключил сделку со старшим евнухом из гарема.

Почувствовав на себе чей-то взгляд, Джамаль повернул голову, и у стены дома, в тени навеса, увидел своего отца. Он всё так же был одет в свой грязно-белый бурнус, но, судя по золотому кольцу на пальце, дела его шли немного лучше. Абу Селим, на лице которого лежала печать искреннего удивления, смотрел на сына, въехавшего в город на великолепном скакуне, в богатом одеянии, по правую руку от халифа. Юноша, бросив на отца взгляд, полный презрения и застарелой обиды, отвернулся от него. Конечно, отец, сам того не зная, подарил сыну прекрасную жизнь, но… оценить сына в стакан щербета…

Ещё поворот, и вот ставшие родными ворота дворца. Халиф, спешившись у входа во дворец, обнял дорогого друга, поцеловав в обе щёки. Спрыгнувший с коня Джамаль так же подошёл к аль-Максуду, и преклонил пред ним колени.

- Ах, мой мальчик, как я рад видеть тебя в добром здравии! – Воскликнул Адиль, подняв юношу с колен, и поцеловал его в лоб. – Вижу, мой друг Али хорошо заботится о тебе?

- Халиф милостив со мной, - ответил Джамаль, прижавшись к кади, переходя на шёпот. – Он страстен и добр.

Аль-Максуд вопросительно взглянул на Али, и ответом судье была счастливая улыбка Али Мамеда.

- Я рад за тебя, - судья выпустил юношу из объятий. – Отдохните в моём дворце, разделите со мной трапезу, а потом мы поговорим!

- С удовольствием пообедаем с тобой, дорогой Адиль, - Али вошёл в тень внутреннего дворика, сопровождаемый судьёй. Юноша оказался между двух мужчин, и слушал их любезную беседу. Ему так хотелось остаться в родных стенах судейского дворца! Надо будет после обеда найти предлог, и постараться встретиться с матерью.

- Благополучно ли вы проделали столь длинный путь? – аль-Максуд любезно улыбнулся другу. – Был ли всевышний милостив к вам?

- Спасибо, друг, - прищурил глаза халиф. – Путешествие наше прошло без приключений…

Пропустив вперёд увлёкшихся беседой господ, Джамаль бесшумно нырнул в заросли цветущего гибискуса. Миновав пышный розарий и небольшой пруд в тени кипарисов, юноша ступил на знакомую дорожку под сводчатыми шпалерами, увитыми фиалками. Лёгкая поступь его ног, обутых в сапоги из тонкой кожи, была подобна бегу юной лани. Нежный юноша оцарапал руку о шипы благоухающих роз, едва державших на ветвях тяжёлые бутоны, жасмин осыпал Джамаля лепестками, испуганная стайка птах вспорхнула из-под его ног и возмущённо защебетала, спрятавшись в листве абрикосового дерева. Но обитатель гарема ничего этого не замечал. Юркнув в едва заметную дверцу в стене, увитой плющом, юноша оказался в небольшом дворике, прилегавшем к зданию, где работали швеи и вышивальщицы. Джамалю повезло: он сразу увидел фигурку матери. Хельга сидела в тени пальм рядом с корзиной, наполненной шёлковыми одеждами. Перебирая расшитые наряды, она оценивающе их рассматривала. Лицо женщины почти полностью было закрыто, но вот глаза и брови он сразу знал.

- Мама! – мальчик бросился к мастерице, и буквально упал в её объятия.

- О Аллах всемогущий! Джамаль, откуда ты? – Хельга прижала сына к груди, гладя его по волосам. – Ах, сынок, как же я переживала за тебя!

- Я просил Хамида передать тебе записку…

- Он передал, но всё было так неожиданно, я ничего не поняла, а старший евнух сказал помалкивать и не докучать вопросами. Сынок, где ты был? Ты здоров?

- Ах, мама, - Джамаль ещё сильнее прижался к матери и поведал ей обо всех своих приключениях. Женщина удивлённо его слушала, возмущаясь решению аль-Максуда отправить её сына с опасной почтой через пустыню, юного и беззащитного, с малой охраной. Наконец, юноша закончил повествование. – А как твои дела?

- Замечательно, если ты о работе, сынок, - в глазах Хельги блеснула радость. – Теперь я старшая мастерица и слежу за работой молодых работниц. Кади повысил меня совсем недавно, работы прибавилось, но я рада.

- Я счастлив за тебя, - юноша погладил мать по руке. – Наконец-то твоё умение оценили!

Они ещё долго говорили, сидя в блаженной тени пальм.

- А теперь, мой Джамаль, возвращайся к господину, иначе тебя накажут, я не хочу, чтобы ты пострадал из-за любви ко мне. Завтра увидимся опять.

Поцеловав сына на прощание, Хельга выпустила его из своих объятий. Юноша нехотя встал и направился к потайной дверце.

Проделав обратный путь, красавец миновал внутренний дворик с колоннадой из алебастра. Словно тень, скользнул в залу, драпированную по стенам пунцовым шёлком, обставленную мебелью из красного дерева, устланную коврами из Ирана и Сирии, усыпанную подушками, набитыми страусовым пером и пропитанную ароматом сандала, Джамаль увидел халифа Али, шедшего в сопровождении рабов по направлению к дворцовым баням. Юноша нагнал процессию и занял привычное место за спиной господина.

В большом помещении их омыли и горячая вода была словно глоток свежего воздуха. Измученные долгим переходом тела расслабились под умелыми руками банщиков, которые намыли и натёрли их кожу ароматными маслами, облачили путников в чистые одежды. Полупрозрачный наряд облегал юное тело гаремного мальчика, сверкая серебряной вышивкой, но не позволяя узреть всю красоту тела. Волосы Джамаля уложили в привычную причёску, не забыв украсить их любимым колокольчиком, опоясали тонкую талию шёлковым кушаком, обули ноги в парчовые тапочки.

Юноша поднял глаза и встретил взгляд халифа аль-Фарука. Али Мамеда облачили в белую рубаху, такой же сирвал и красную джуббу, опоясав стан халифа синим кушаком. Властного мужчину до глубины души потрясла красота юноши, которая расцвела буйным цветом в родных садах, явив всю прелесть Джамаля. Мальчик, смутившись под влюблённым взглядом халифа, залился краской.

- О мой господин, вы заставляете меня краснеть…

- Ты смущён, Повелитель красавцев? – улыбнулся Али Мамед, подойдя к юноше и приподняв его голову за подбородок. – Что заставило замолкнуть соловья?

- Царственное величие садовника смутило птаху, - прошептал красавец, не в силах отвести взор от бездонных глаз халифа.

- Садовник готов поить соловья с ладоней, слушая его трели в ночной тишине, - Али Мамед прильнул к губам юноши в сладком поцелуе, и Джамаль ответил ему со всем жаром, стонами отвечая на ласковые движения рук аль-Фарука. Внезапно халиф выпустил возлюбленного из объятий. – Ох, мой прекрасный Джамаль, мы опоздаем к обеду, а это неучтиво! Скажи мне, юный цветок, где ты пропадал? – с хитрой улыбкой спросил юношу мужчина.

- Я… - мальчик осёкся на миг, но решил не лгать господину. – Я осмелился навестить мать, скучавшую по мне, сердце её изъедено тоской.

- Ах, пройдоха, когда ты улизнул? – засмеялся халиф Али, видя испуг юноши.

- Господин мой, не гневитесь! – Джамаль упал на колени, целуя край джуббы аль-Фарука.

- Не бойся, мой мальчик! – властный араб поднял несчастного с колен. – Ничего не бойся! Я не собираюсь наказывать тебя. Зная твой кроткий нрав и доброту души, я был уверен, что ты не замыслил ничего плохого!

Поцеловав мальчика в лоб, халиф увлёк его к выходу из бани. Вместе они вошли в залу, где их ждал стол, ломившийся от яств. Тонкий аромат изысканной еды витал в воздухе, пробуждая аппетит.

Куски мяса, натёртые перцем, куры в меду, фаршированные крупой, с тонко нарезанным огурцом. Нежная зайчатина, запечённая с финиками, бобовая похлёбка с ломтиками обжаренного хлеба так и звали попробовать своё совершенство на вкус. На серебряных блюдах расположились пышные булочки с начинкой из лепестков роз, нежная халва и рахат-лукум. Через края ваз свисали янтарные грозди винограда, соседствуя с персиками и апельсинами. В кувшинах ждали своего часа свежайший шербет и лимонная вода.

Вознесли молитвы и расположились на низких диванчиках, окружив изнемогавший под тяжестью блюд стол. Джамаль с аппетитом съел преподнесённое рабом мясо, попробовал курицу, отведал и похлёбку, заедая всё сладким виноградом.

Мужчины закончили трапезу шербетом, юноша предпочёл лимонную воду. Обед перемежался любезной беседой халифа и кади, но Джамаль почти их не слушал, наслаждаясь привычным вкусом дворцовой пищи, по которой он так скучал в походах. Аль-Максуд нарадоваться не мог, видя бывшего мальчика из своего гарема живым и здоровым. После обеда принесли серебряный таз с водой и полотенца, чтобы вымыть руки после обеда.

- Так что за новости ты обещал сообщить мне, любезный Адиль? – халиф перешёл к волновавшей его теме, когда принесли кальян.

- Ах, дорогой Али! – вздохнул кади, затянувшись ароматным дымом. – Много чего случилось с тех пор, как Джамаль покинул мой дворец… твой визирь, которому ты доверил город, пытался уничтожить меня, дабы скрыть следы заговора.

- Я вижу, что ты здоров, хвала Аллаху, но где же аль-Наби? – поднял брови халиф, поглаживая бородку. Он то и дело хмурился, слушая историю друга, и проклинал слугу, посмевшего выйти из повиновения.

- Сейчас аль-Наби в бегах, дорогой друг, - вздохнул аль-Максуд. – Где он скрывается, я не знаю. Он исчез сразу после того, как его попытка развеять моё ополчение провалилась… мы искали его, но безуспешно.

- Куда он мог сбежать? – после молчания спросил Али Мамед.

- Не знаю, наверное, к своим наёмникам. Пустыня велика, моих людей не хватает, чтобы просеять её пески.

- Я понимаю, Адиль, и не сержусь на тебя. Со мной большое войско, думаю, вдвоём мы справимся!

- Я знаю, кого нанял аль-Наби, но это племя преступников перекочевало в другое место и скрывается, недоступное для наших мечей.

- Мы найдём аль-Наби и я лично возведу его на ковёр крови! – сверкнул глазами аль-Фарук.

Притихший юноша слушал разговор знатных арабов, не перебивая. Лишь иногда, украдкой, поглядывал в сторону стрельчатого окна с золотой решёткой, глядя на залитый солнцем сад. Четыре года Джамаль гулял в тени кипарисов, благоденствовал в беседках, увитых виноградом, любовался танцами лебедей на зеркальной глади прудов.

В отличие от запылённых улиц Кятифа, в дворцовых садах воздух всегда был свеж и прозрачен, а дорожки ежедневно опрыскивались водой.

- Ах, драгоценнейшее из сокровищ, - молвил кади, взглянув на мальчика. – Тебе скучно с нами? Али, ты не возражаешь, если мальчик погуляет в моём саду?

- О, нисколько, любезный друг, - взмахнул рукой халиф. – Иди, мой газелёнок, отдохни с дороги.

- Благодарю за заботу, - склонил голову Джамаль перед халифом. Поцеловав руку судьи, он с грацией лани направился к выходу из залы.

- Джамаль был украшением моего гарема, его венцом, - вздохнул аль-Максуд, почесав грудь. – Сокровищница наслаждений, дыхание страсти…

- Что? – засмеялся Али Мамед. – Уж не жалеешь ли ты, Адиль о своём решении подарить мне юного повелителя сердец?

- Ах, Али, чего не сделаешь для друга, - усмехнулся кади. – Владей им. Ко всему прочему, мальчик сильно влюблён в тебя. Впрочем, и я к нему не равнодушен, но… душа моя не вынесет его страданий от разлуки с тобой. Истинно, Али, ты похитил у меня сокровище!

Халиф засмеялся, прищурив блестевшие глаза. Потом, приподняв бровь, спросил:

- Адиль, друг мой, уж не вознамерился ли ты отвоевать своё сокровище назад?

- Не думал, что ты столь низко ценишь меня, друг, - обиделся аль-Максуд. – Не в моих привычках подарки назад отбирать и терять друзей из-за алмаза!

- Не гневись, любезный кади, - халиф дотронулся до руки судьи. – Я люблю Джамаля, Всевышний свидетель! Но если юноша захочет остаться с тобой, изранив моё сердце, возражать не стану, смиряясь с болью утраты.

Кади улыбнулся, пригладив бородку, и разлил по стаканам шербет.

Джамаль прогуливался по дорожкам, вдыхая ароматы утонувшего в цветах сада. Яркие бабочки порхали над глядевшими в небо бутонами, стайки птиц перелетали с дерева на дерево, павлины гордо вышагивали по лужайкам, в зарослях азалий мелькнула тень газели… словно никуда и не уезжал! Может, весь поход просто приснился? Нет никакого халифа, кади не приказывал отвезти письмо с известием о предательстве и смерть двух воинов просто ночной кошмар? Мальчик остановился у розового куста, где впервые увидел халифа.

- Может, я сплю? – спросил юноша у пунцового бутона, но цветок промолчал, лишь капля росы соскользнула с его лепестка и упала на землю. – Больше всего я боюсь, что произошедшее окажется лишь сном, краски его сотрутся со временем, оставив от себя только воспоминание, которое в своё время развеется в прах…

Мальчик, почувствовав чей-то взгляд, обернулся. Позади стоял аль-Максуд, с едва заметной улыбкой глядя на юношу.

- Что так сильно печалит тебя, о прекраснейший из живущих?

- Господин… - Джамаль со страхом смотрел в глаза судьи. – Не гневайтесь на своего раба. Я всего лишь рассуждал о печальной судьбе прекрасных снов…

- Ты прекрасней любого сна, о украшение мира! – Адиль подошёл к юноше и его тёплая ладонь коснулась щеки Джамаля. – Так что печалит тебя? Может, ты несчастлив с халифом?

- Халиф… так это не сон? – улыбнулся мальчик, и в глазах его загорелись искорки счастья. – Ваше письмо, переход через пески, смерть и страх пути, любовь халифа, всё это правда?

- Конечно, мой юный Джамаль! Но ты не ответил на мой вопрос. Если тебе плохо и неуютно с халифом, ты волен вернуться ко мне… - аль-Максуд обнял юношу за талию, вдохнув аромат его волос.

- Господин… - пленённый красавец увернулся от губ кади. – Мне было хорошо и спокойно в вашем дворце, но халиф Али…

- Ты любишь его?

- Да, господин, - прошептал юноша, и виноватая слеза скатилась по его щеке. – Я…

- Не оправдывайся, мой соловей! – судья смахнул слезинку со щеки мальчика. – Я принял решение подарить тебя Али, поддавшись его просьбам. Я всегда заботился о тебе и не изменю своего решения, хотя мне будет не хватать твоих страстных стонов по ночам. Ты умный, красивый мальчик. И ты заслужил хоть немного счастья.

Судья поцеловал юношу, ещё раз насладившись нежностью его губ, и выпустил из объятий. С лёгким сердцем он отпускал от себя сына Абу Селима – мальчик повзрослел за недолгое время разлуки, ещё немного – и начнёт превращаться в мужчину. Адиль же предпочитал хрупких мальчиков, находившихся на середине пути между детством и первым шагом во взрослую жизнь. Джамаль и так задержался в гареме. Да, мальчик был прекрасен, не растеряв ни капли своей прелести, его взгляд, губы, голос пленяли до сих пор, но… он уже повзрослел. Кади понял, что воображаемая любовь к юноше была замаскированной страстью, полночной похотью.

Джамаль, благодарно улыбнувшись, направился к дворцу. Подступал вечер, скоро подадут ужин. Юноша до трапезы хотел успеть искупаться в прохладной воде бассейна.

Войдя в банную, красавец скинул с себя одежды. Он окунулся в воду, пропитанную ароматом ивы, с облаками плававших лепестков жасмина. Гаремный мальчик любил купаться и в умении своём достиг мастерства дельфина. Он плавал на спине, закрыв глаза, не чувствуя восхищённых взглядов, которые бросал на него халиф, прячась за колонной.

После купания юноша, обсушившись, облачился в свой наряд. В ожидании ужина он коротал время во внутреннем дворике, скрытый от посторонних глаз. После роскошного ужина, где блюд было не меньше, чем на обеде, Джамаль направился в свои покои.

Приятно было оказаться в комнате, где он провёл четыре года. Ничто здесь не изменилось – оконную решётку всё так же увивали фиалки, лёгкие занавеси колыхал залетавший в покои ветерок. Кровать с золотистым балдахином ожидала, когда юноша приляжет отдохнуть, драгоценные камни сверкали в узорах сирийского ковра, иранские вазы едва держали роскошные букеты благоухавших цветов. У стены стоял знакомый сундук, на столике – блюдо с фруктами и сластями.

Джамаль снял парчовые туфельки и, ступив на ковёр босыми ногами, блаженно потянулся. Луч предзакатного солнца, золотом залившего небо, пробился сквозь тонкую ткань одежд юноши, бесстыдно высветив изгибы молодого тела.

Тихо скрипнула дверь, мгновение спустя на талию Джамаля легли горячие ладони пришельца.

- Как же ты соблазнителен в сиянии сонного солнца! – шёпот обжёг шею, жадные губы коснулись плеча сквозь ткань, мальчик спиной чувствовал жар мужского тела.

- О господин, вы напугали меня, - почти укоризненно произнёс юноша, не оборачиваясь, он покорно позволил халифу прижать себя к груди.

- Как же ты пуглив! – игриво ответил Али Мамед, вдыхая аромат волос гаремного красавца. - И как кроток!

- Вам нравится пугать меня? – обиделся мальчик, ловко увернувшись от поцелуя в щёку.

- Мне нравится защищать тебя, - халиф лизнул Джамаля в оголённую ключицу, заставив его застонать. – Хотя ты не прочь принять помощь из других рук. Я видел вас с Адилем.

- Господин, - мальчик напрягся в объятиях аль-Фарука. – Он лишь предложил мне остаться с ним. Но я отказался, чувствуя необходимость в вашей любви!

- Ах, газелёнок! – халиф прижал к себе юношу ещё крепче, и Джамаль откинул голову на его плечо. – Ты дрожишь, оказавшись между двух тигров, готовых сцепиться за право обладания тобой! Ты так прекрасен, пленённый ароматными водами, что только ради этого зрелища я готов убить любого, кто посмеет произнести твоё имя!

- Нет, не нужно крови! Если тигр может быть милосердным, то пусть он услышит мольбы газелёнка…

Их разговор прервал вошедший в комнату раб. Испуганный мальчик-нубиец замер на пороге, держа в руках таз для умывания и кувшин с водой. Он растерялся, не зная, как себя вести в присутствии властного халифа и разнеженного ласками его наложника.

- Что тебе нужно? – нахмурил брови Али Мамед, недовольный тем, что их разговор прервали.

- Я… прошу простить мою тупость… умыться…

- Что?

- Мой господин пожелал умыться перед сном… - Пролепетал несчастный раб.

- Поставь всё на стол, мы сами справимся! – уже более дружелюбно ответил халиф нубийцу.

- Но… господин, кади прикажет высечь меня…

- Не бойся, я ему не скажу! – усмехнулся аль-Фарук. – А теперь оставь таз с кувшином и иди, сегодня ты больше Джамалю не понадобишься! Ну же, иди!

Выполнив приказ властного господина, мальчишка быстро покинул комнату.

- Зачем вы отослали его? – удивлённо поднял брови юноша.

- Я сам омою тебя, - халиф налил в серебряный таз воды, и обмакнул губку. – Сядь!

- Но, халиф…

- Не спорь!

Али Мамед подошёл к послушно севшему на кровать Джамалю, снял с него рубашку. Бережно собрал его волосы в хвост и осторожно провёл влажной губкой по точёному плечу. Капельки влаги, пропитанной розовым маслом, пробежали по лопатке Джамаля, скатились по его спине, приятно щекоча кожу. А халиф продолжал своё занятие, ничуть не смущаясь. Обтерев спину, он так же заботливо омыл грудь и мягкий живот мальчика. Джамаль не сводил глаз с лица аль-Фарука. В уголках полных губ пряталась улыбка, аккуратная бородка подчеркивала красивые скулы и подбородок, над верхней губой разлетались тонкие усики, а в глазах араба сияла любовь, согревая своим теплом полуобнажённого юношу.

Мужчина стащил с Джамаля сирвал, наслаждаясь видом его смуглых бёдер. Губка продолжила своё путешествие по стройным ногам мальчика, завершив путь на пальцах его ног.

Бросив губку в таз, халиф скинул с себя халат и заключил в объятия дрожавшего от желания Джамаля. Красавец встретил губы повелителя, принял в рот его язык, распаляя желание. Юноша развёл бёдра, приглашая мужчину, но аль-Фарук не торопился овладевать своим сокровищем. Он дарил нежные ласки, чувствуя на своей коже пытливые пальчики партнёра, слушал его стоны, вместе с ним воспаряя на крылах блаженства.

Разгорячённые тела сплелись на постели, жадные поцелуи сменяли друг друга, жаркие ласки превратились в сладкую пытку.

Юноша принялся играть с членом аль-Фарука, с восторгом ощущая возраставшую мощь. Следуя желаниям партнёра, Джамаль оседлал бёдра Али. Али Мамед, положив ладони на талию возлюбленного, заставил его приподняться. Затем мальчик медленно опустился, нанизываясь на жезл халифа, со стоном принимая его в себя. Аль-Фарук поддерживал юношу, помогая ему двигаться, с наслаждением ощущая горячий плен его тела. Джамаль часто делил ложе с господином, но врата гаремного красавца оставались узкими, будто он всё ещё был девственен. Глубокие проникновения аль-Фарука вызвали волны наслаждения, которые разлились по телу тысячей потоков, и соединились в члене юноши, пробудив приятное возбуждение.

Али Мамед помог мальчику соскользнуть со своего члена и лечь на живот. Джамаль растянулся на простыни, разведя бёдра, подаваясь навстречу аль-Фаруку. Халиф, обняв возлюбленного, утолил его желание. Теперь движения внутри юноши стали более резкими, более сильными. Член входил в него глубоко, выскальзывая почти полностью, заставляя кричать от наслаждения. И крики эти услышал Адиль, развлекавшийся с новым наложником. Ещё пара толчков, и Али разлился внутри желанного тела. Он поцеловал мальчика в плечо, ощутив солоноватый вкус пота. Приподнявшись, позволил юноше перевернуться на спину, с удовольствием заметив мокрые пятна на простыни – Джамаль тоже кончил.

- О, господин мой Али, - прошептал он. – Как сладки ваши ласки, как властны движения!

- Ты словно бездонный сосуд, и тесен и горяч внутри! Ты словно озеро, водами которого я никак не могу утолить жажду – чем больше пью, тем больше хочется! – Али Мамед подарил юноше нежный, глубокий поцелуй.

Этой ночью они почти не спали, отдаваясь друг другу, утопая в море страсти и наслаждения.

Утром аль-Максуд сидел у скатерти и пил молоко. Вошедшего в залу друга он встретил понимающей улыбкой.

Али Мамед только встал и облачился в длинный синий халат из дорогого хлопка, расшитый узорами в виде вьющихся листьев.

- Я вижу, пряный воздух моего сада пошёл тебе и твоему наложнику на пользу? – спросил судья и пригладил бородку.

Халиф Али довольно цокнул языком и выгнул бровь.

- Дело не в ароматах сада, хотя я не исключаю их целебных свойств.

- А в чём же, любезный друг?

- В трепетном соловье, что вьёт в моём сердце гнездо из веток древа любви и страсти!

- Умолкни, друг! Иначе я начну жалеть, что подарил тебе Джамаля!

Халиф громко рассмеялся.

- Не надейся, мой дорогой Адиль, я тебе его не отдам!

- Временами мне кажется, что Джамаль ифрит, принявший облик прекраснейшего существа. Мальчик умеет пленять сердца… кстати, где он?

- Спит ещё, - Али Мамед взял сладкую булочку с золотого блюда. – У нас была бурная ночь, пусть отдохнёт.

- Ай, друг, не измотай его до смерти! – шутливо цокнул кади. – Пока ты завтракаешь, милый друг, позволь изложить тебе мой план...

Аль-Максуд сообщил халифу, что ночью стража заметила двух шпионов, явившихся из песков, но поймать их не успели. Ясно, что бывший визирь ищет способ захватить город.

- Думаю, нам следует с небольшим отрядом навестить друзей аль-Наби, - протянул Али, наслаждаясь ароматом крепкого кофе.

- Всё в твоей власти, о халиф, - судья почтительно склонил голову.

Знойного красавца разбудила салюки аль-Максуда. Она проскользнула в дверь следом за рабом, принёсшим серебряный таз и кувшин с водой. Едва прислужник удалился, как собака запрыгнула на ложе, и стала лизать лицо юноши, щекоча кожу мягкой шерстью. Гаремный мальчик, вырванный из объятий сна, застонал, пытаясь руками защититься от чрезмерной любви животного. Но пёс не отстал и принялся нюхать и лизать руки юноши.

- Ашар, перестань, - плаксиво произнёс Джамаль, но ласки животного вызвали звонкий смех.

- Этот пёс разбудил тебя? – халиф Али, вошёл в комнату, и нахмурился, увидев на кровати охотничьего пса судьи. Видя его гневный взгляд, Ашар заскулил и прижался к юноше.

- Нет, - соврал Джамаль. – Я не спал, когда он пришёл. Не наказывайте его, господин, Ашар хороший пёс и у него доброе сердце… - словно в доказательство его слов, собака спрыгнула с ложа, лизнула руку халифа и легла под стрельчатым окном.

- Хорошо, в этот раз я прислушаюсь к твоей просьбе. Но чтобы я больше не видел это животное на постели!

- Вам стоит только приказать…

- Джамаль, - аль-Фарук подошёл к кровати и прикоснулся ладонью к щеке мальчика. – Ты кроткий юноша, не ведающий гнева и лжи… скажи мне, кто я для тебя?

Мальчик, не ожидавший такого вопроса, оробел. Испуганно глядя в глаза халифа Али, он почти шёпотом ответил:

- Вы халиф, правитель Саны и прилегающих к ней земель, верховный судья… и мой господин…

- Вот, значит, как, - нахмурился аль-Фарук. – А как же твои любовные речи?

- Я люблю вас, о господин, и я ваш раб! – Джамаль, сев на корточки, схватил руки Али Мамеда и покрыл их поцелуями.

- Раб… - Али прищурился и с улыбкой произнёс. – Мне не нужен раб.

- Господин?...

- Своей волей халифа я даю тебе свободу! Отныне ты вольноотпущенный!

Джамаль, не веря ушам, во все глаза смотрел на довольного аль-Фарука. Мужчина с интересом наблюдал за реакцией любовника.

- Но… господин мой, повелитель, я не нужен вам более? Как я должен расценить ваш приказ? Вы гоните меня…? – на глаза мальчика навернулись слёзы.

- Нет, Джамаль, я не гоню тебя, и отпускаю тебя на волю из-за сильной любви. Мне не нужен раб, мне нужен юноша, чувства которого не томятся в плену оков!

- Вы взволновали мою душу…

- И ещё об одном попрошу тебя: я хочу, что бы ты называл меня по имени! Я не тиран и не злобный джинн!

- Как скажешь…, Али, - мальчик робко улыбнулся и прижался к могучему торсу халифа.

- А теперь омойся, это животное… - Али осёкся, услышав рычание пса. – Смой поцелуи Ашара! Потом иди завтракать.

- А ты?

- Мы с Адилем отправляемся во главе отряда воинов в пески. Нужно найти предавшего меня аль-Наби…

- Али, - юноша сильнее прижался к халифу. – Не надо, он убьёт тебя!

- Не убьёт!

Аль-Фарук хлопнул в ладоши, призвав рабов. Пока один невольник помогал халифу одеться, другой омыл Джамаля, натёр его тело благовониями, после облачив красавца в лёгкие одежды бирюзового цвета.

Сжав возлюбленного в объятиях, Али подарил ему жаркий поцелуй и покинул роскошный покой. Подойдя к окну, мальчик видел, как халиф вышел во двор и ожидавшие воины поприветствовали повелителя.. Властный мужчина вскочил в седло и отдал приказ. Джамаль наблюдал за тем, как отряд двинулся в путь и в его поток влился аль-Максуд, пристроившись по правую руку от своего друга.

Несколько десятков всадников скрылись, миновав арку дворцовых ворот, оставив лишь эхо цокота конских копыт. Молодой халиф, преисполненный праведного гнева, отправился на поиски предателя-визиря. Жарко помолившись за удачу воинов, знойный юноша вернулся на ложе. Сердце его переполнял страх за жизнь возлюбленного. Почуяв переживания доброго Джамаля, Ашар вновь запрыгнул на постель и положил свою длинную морду на бедро бывшего наложника.

Два дня аль-Фарук разыскивал в песках лагерь сообщников аль-Наби. Но клан Хафиза словно провалился: никаких следов пребывания бедуинов. По донесениям вездесущих шпионов кади преступники скрывались к югу от Кятифа, среди барханов пустыни. Но тщетно – если Хафиз и пребывал тут со своими соплеменниками, то давно покинул эти места.

Халиф проявил упорство и не прекращал поиски, пока его отряд не истратил все запасы воды. Ещё полдня ушло на то, чтобы найти колодец. Сопровождаемый вздохом облегчения, бурдюк плюхнулся в воду. Бесценная влага, поднятая на поверхность из недр пустыни, сверкала на солнце. Один из воинов, не в силах терпеть жажду, схватил бурдюк и сделал два жадных глотка. Этого было достаточно. Корчась от невыносимой боли несчастный упал на песок и через пару минут затих. Вода оказалась отравлена.

- Да проклянёт Аллах того, кто осквернил воду ядом! – в гневе вскричал халиф Али.

- То есть, Хафиз, - спокойно уточнил аль-Максуд. – Али, ты гоняешься за призраком. Давай вернёмся в город, пока нас всех не перетравили. Надо подумать, что делать дальше.

- Ты прав, кади! – разгневанный аль-Фарук.

На утро третьего дня вернулись в Кятиф. Измученные, но не сдавшиеся. Халиф, покачиваясь в седле, задумчиво поглаживал бородку. Он вёл своё войско во дворец судьи, словно не замечая множество людей, уже толпившихся на городском рынке. Народ склонялся в почтительном поклоне перед аль-Фаруком и аль-Максудом, освобождая дорогу их мрачной свите.

- Какие приказания будут, мой друг? – прервал тишину Адиль, с любопытством глядя на Али Мамеда.

- Я не прекращу поисков до тех пор, пока не найду визиря, а вместе с ним тех, кто его прячет! – гневная складка залегла между бровей халифа Али. – Завтра я удвою войско. Прикажи явиться всем мужчинам города, способным держать хотя бы палку. Я эти проклятые пески просею через сито, словно муку!

- К закату солнца все мужчины Кятифа и ближайших селений будут в твоём распоряжении, друг!

Войско продолжало путь, пока не скрылось в воротах роскошного дворца. Худой бедуин с обветренной кожей, тощий, словно палка, закутался в запылённый плащ и покинул город…

Раздражённый Али вошёл в залу, скинув дорожный плащ. Покрытый пылью, пропахший конским потом, халиф не прекращал проклинать своё невезение.

- Успокойся, друг мой! – утешал его кади. – Мы найдём аль-Наби, но нам нужно время…

- Ах, Адиль, я спать не смогу спокойно, пока шкуру не спущу с этого предателя! Ох, что я с ним сделаю!

Судья едва смог унять гнев властного друга. Вместе они отправились в дворцовую баню, смыв с себя все тяготы похода. После мытья халиф облачился в белый сирвал и синий халат, расшитый золотом. Кади предпочёл одеться в рубашку и широкие штаны.

Облачившись в лёгкие одежды, мужчины отправились в трапезную залу, где их уже ждал поданный обед. Притихшие слуги дышать боялись, глядя на разгневанного халифа и расстроенного неудачей кади. Едва хозяин с гостем опустились на подушки, как к ним присоединился Джамаль. Юноша, услышав о возвращении возлюбленного, поспешил предстать пред его взором. Мальчика немного смутил грозный вид Али Мамеда. Но всё же Джамаль опустился на подушку, набитую беличьим мехом и принял из рук раба кубок с прохладной водой с ароматом апельсина.

- Как успехи в праведном деле? – тихо спросил мальчик, кротко глядя на аль-Фарука. Араб тяжело вздохнул, погладив переносицу. Перстни его сверкнули в полуденном солнце, брызнув миллионами искр. Джамаль отметил, что Али особенно красив в тёмно-синем халате.

- Ах, газелёнок, - ворчливо ответил мужчина, сдерживая клокотавшие в душе эмоции. – Я потерпел поражение! Всевышний укрыл предателя от моего карающего меча…

- Не гневи Аллаха, о халиф! – цокнул Адиль. Он откинулся на подушки и наслаждался любимым щербетом.

- Кади прав, - улыбнулся юноша. – Может, это к лучшему.

- Неужели? – приподнял бровь аль-Фарук. – И что здесь хорошего?

- О халиф, вы не знаете истинного числа людей в клане Хафиза. Подобная опрометчивость, как сегодняшний поход, может привести к плачевному итогу…

- К какому? – с любопытством спросил Али. Он видел, что юноша не смел продолжать развивать опасную тему, боясь его гнева. – Не бойся, мой мальчик, говори. Что ты предлагаешь?

- Я ничего не могу вам предложить, кроме своей любви, господин, - вздохнул юноша, глядя на всё ещё гневного халифа, беззащитный в своей робости. Щёки Джамаля зарделись, словно созревший гранат. – Могу лишь умолить вас быть более осторожным. Вы имеете дело с опасными людьми… бедуина следует заманить в ловушку, сыграв на его слабостях…

- А ведь мальчик прав! Прислушайся к его совету, Али, ради Аллаха прислушайся!

Аль-Фарук, нахмурив брови пуще прежнего, пристально вгляделся в лицо мальчика. Под его взглядом Джамаль сжался, словно испуганная пташка при виде удава. Сердце колотилось в груди, дышать вдруг стало тяжело. Мальчик боялся, что разгневал халифа. Помня нрав Али Мамеда, он ожидал смертного приговора, уже видя себя восходящим на ковёр крови.

- И какой же слабостью обладает Хафиз?

- Алчность его второе имя, и только одну любовь в своей жизни он познал… любовь к драгоценным камням. Словно злой гуль, сидит он в своей палатке, недостижимой для справедливой кары, и любуется блеском камней день и ночь. Блики граней для него дороже жгучих взглядов красавиц, холод изумрудов милей нежных поцелуев, а шорох пересыпаемого жемчуга слаще любовных речей…

- Откуда ты это знаешь?! – халиф поперхнулся шербетом.

- Так люди говорят, - пожал плечами юноша. – Молва до рынка доходит от странствующих бедуинов и из кятифской тюрьмы, где сидят те, кто решил прибегнуть к помощи головореза.

- О юноша, я обдумаю твои слова. – Пригладил бородку аль-Фарук, заметив довольную улыбку судьи. – Если ты окажешься прав, и благодаря тебе я изловлю этого шайтана, благодарность моя будет поистине щедрой!

- Мне ничего не нужно, кроме вашей любви, мой господин и повелитель! – учтиво склонил голову Джамаль.

- Ах, Али, думать будем завтра. А сегодня позволь сладкозвучному соловью пролить трели над моим дворцом, я так давно не слышал его нежного щебета!

- Я тоже не откажусь от удовольствия послушать твою песню, газелёнок!

Аль-Максуд хлопнул в ладоши, и раб принёс рубаб юноши, всё это время хранившийся в сокровищнице дворца.

Мальчик с удовольствием взял инструмент, и провёл тонкими пальцами по его струнам.

- Тот счастлив, кто к тебе любовь навек сберег,

Кто жаждет всей душой ступить на твой порог.

Мне издавна милы сраженные тобою,

Мне близки только те, в чьем сердце твой чертог.

Три горя у меня, все три одновременно:

Любимой брошен я, влачу оковы плена

Живу в чужом краю. Ну пусть чужбина,- плен,-

Но как перенести возлюбленной измену?..

Утром, разнеженный за ночь в жарких объятиях Джамаля халиф Али нехотя покинул мягкое ложе, оставив юношу дремать со сладострастной улыбкой на устах. Наспех одевшись, он последовал за рабом, который просил поторопиться к Адилю.

Стряхнув с себя сон, проклиная аль-Максуда, халиф вышел в сад. Там его ждал судья. Лицо Адиля выражало крайнее недоумение с примесью растерянности и ужаса.

- Что случилось, что ты не нашёл ничего лучше, как вырвать меня из объятий моего ангела? – произнёс Али Мамед вместо приветствия. Заметив выражение лица аль-Максуда, он встревожился. – О, всевышний, Адиль, что случилось?

- Али, мой властный друг, ты должен это видеть!

- Что именно?

- Едем со мною, мой халиф!

Вскочив на предложенного судьёй коня, недоумевающий Али следовал за аль-Максудом к городским воротам. Там им путь преградила многочисленная шурта кади. Выехав за городские стены, аль-Фарук на взмыленном коне подъехал к чему-то, что лежало на песке.

Недовольно храпящий конь, повинуясь воле властного седока, подошёл поближе к бесформенной груде, над которой жужжали стаи мух. В этой бесформенной куче, начавшей источать зловоние, Али Мамед узнал своего визиря. Изломанный, изрезанный ножами, с держащейся на одних жилах головой, смотрел он в небо невидящими глазами.

Ни один мускул не дрогнул на лице халифа, но сердце его сжалось. Как бы ни был властен и строг Али Мамед, но расправа над аль-Наби повергла его в ужас. Отведя взгляд от мёртвого, изуродованного тела, араб направил коня назад, к воротам.

- Когда его нашли? – обратился аль-Фарук к главе охраны.

- Рано утром. Наверное, ночью подбросили.

- Замечательно! Уберите его отсюда, - приказал он воинам. – Похороните по-человечески.

- Но, Али, он предатель, поднявший на тебя руку! – возразил аль-Максуд, вызвав неимоверное удивление и гнев своего друга.

- Согласен с тобой, Адиль. Но он достаточно мучился! И мне кажется, он вполне искупил свою вину, пав жертвой собственного заговора! Поэтому приказа я не изменю! А теперь я хочу вернуться во дворец! Советую и тебе сделать то же самое, нам есть над чем подумать!

С этими словами, не дожидаясь ответа кади, Али Мамед хлестнул коня и поскакал в сторону дворца. Больше всего на свете он хотел сейчас оказаться в бане, где можно смыть прилипший смрад. Жаль, что с памятью нельзя сделать то же самое…

Спрыгнув с коня, Али взбежал по ступеням, миновал роскошную залу, и торопливо проследовал в дворцовую баню, но ходу отдавая распоряжения. Прибежавшие на его зов банщики натёрли тело халифа мылом, омыли душистой водой, умастили ароматными маслами, облачили в чистые одежды.

Лишь после этого Али Мамед вернулся в объятия Джамаля. Юноша встал недавно и огорчился, не застав халифа рядом с собой. Он уже хотел одеться и отправиться на поиски возлюбленного, когда дверь в покои отворилась, впуская аль-Фарука.

- Рад видеть тебя бодрствующим, мой мальчик, - улыбнулся Али Мамед, присев на край кровати. Он взял руку Джамаля в свою и поцеловал его тёплую ладошку. Юноша почувствовал дрожь в губах халифа.

- Что-то случилось, мой господин? – тихо спросил мальчик, проведя пальцами по волосам араба. – Ты так взволнован…

- Ничего, душа моя. – Вздохнул Али Мамед.

- Тогда почему ты дрожишь? – юноша сел удобнее на постели.

- Ах, газелёнок, - аль-Фарук – тебе не следует этого знать!

- Скажи, прошу!

- Тело аль-Наби подбросили к городским воротам ночью. Он изуродован почти до неузнаваемости…

- О, всевышний! – юноша прижался к плечу Али. Халиф обнял Джамаля. – Что за зверь бросает тебе вызов?

- Это не вызов, мой мальчик, - усмехнулся Али. – Это выкуп!

- Выкуп? – поднял брови Джамаль.

- Да! Таким образом сообщник моего визиря, известный как Хафиз, пытается выкупить свою никчёмную жизнь! Он думает, что, бросив тело Мурада к моим ногам, освободится от ответственности. Слишком всё просто. Я не дам ему желаемого. Только вот добраться бы до него! А это сложно…

- Думаю, я знаю, как приманить зверя, - улыбнулся мальчик, глядя на удивлённого халифа. – Пока ничего не предпринимай, ведь скоро праздник. Пусть Хафиз расслабится, думая, что про него забыли. А потом ты используешь самую большую его слабость против него же.

- Что ты придумал, мой соловей? – Али Мамед не переставал удивляться сюрпризам юного любовника. С интересом он выслушал план Джамаля, всецело его одобрив.

После похорон аль-Наби, прошедших тихо и безлюдно, город подготовили к большому празднику в честь приезда Великого халифа. Кятиф было не узнать – стены домов украшали гирлянды благоухающих цветов, шёлковые ковры, улицы устилали лепестки роз. Рынок переполнили торговцы со всей Аравии, и всюду неслись хвалебные крики в честь Адиля аль-Максуда и халифа Али.

Али Мамед не забыл стараний своего друга, даровав ему должность судьи судей. В последующем кади стал правителем Кятифа – аль-Фарук доверял ему как себе.

Отгремели праздники. Великий халиф побывал в обновлённом Кятифе и по достоинству оценил старания Али Мамеда, отблагодарив его внушительной суммой денег, а так же подарил ему меч, о красоте и великой ценности которого разлетелись слухи. Ножны, сработанные из дорогого дерева, покрыты были золотом и усыпаны драгоценными камнями. Клинок из дамасской стали, сверкавшей на солнце, словно серебро, покинул кузницу лучших мастеров. Рукоять венчал огромный бриллиант, до сего момента хранившийся в сокровищнице Великого халифа.

Аль-Фарук, потрясённый щедростью правителя, отблагодарил его. В душе Али улыбнулся: никакие драгоценности не идут ни в какое сравнение с красотой Джамаля. Юноша и есть истинное сокровище этого мира. Роза гарема, цветущая во дворце. Нежные её лепестки благоухали, источая любовный нектар.

После отъезда правителя в дорогу стал готовиться и Али Мамед. Шейх его каравана с ног сбился, бегая по рынкам и лавкам города – слишком мало времени было отпущено на сборы. Но, спустя пару дней, караван укомплектовали. Военный отряд аль-Фарука должен был ещё задержаться в Кятифе – проследить за отбытием множества торговцев и помочь шурте предотвратить в городе возможные беспорядки. На возражения Адиля и его просьбы не отказываться от охраны, Али Мамед со смехом ответил:

- Дорогой мой друг, что может со мной случиться?

- А вдруг на тебя нападут грабители, охрани тебя Аллах?!

- Что у меня красть? Разве что мой меч! А на это никто не решится. Нет такого вора, который сможет подкрасться ко мне и стащить его!

Аль-Максуд, поняв, что спорить бесполезно, всё же проводил караван друга до ближайшего селения. Переночевав там, друзья расстались. Не остался без подарков и Джамаль – от аль-Максуда он получил в подарок красивое кольцо, изумрудное ожерелье и ещё несколько весьма дорогих безделушек. Вместе с мальчиком уехала из Кятифа и его мать – она получила должность при дворе аль-Фарука, чему не могла нарадоваться.

Караван халифа продолжил путь по пескам, утратившим летний зной. Юноша, пряча улыбку, гарцевал на коне по правую руку от Али Мамеда, вспоминая свою первую встречу с грозным владыкой в садах Кятифа. Он тогда и мечтать не смел о том счастье, что подарила ему судьба.

- О чём ты думаешь, мой мальчик? – нарушил молчание халиф, любуясь грациозной осанкой Джамаля.

- О тебе, мой господин, - обжёг его взглядом юноша.

- Я, кажется, просил не называть меня господином, - игриво нахмурился Али Мамед. – Я даровал тебе свободу. Ты забыл?

- Нет, не забыл, - опустил глаза юноша. – Но милостиво прошу тебя вновь лишить меня свободы…

- Что? Но почему?

- Помнишь наш первый поцелуй в Кятифе? – Джамаль взглянул на Али. – Я тогда говорил, что хочу вечно быть в твоём плену. И это так.

- Мой птенчик, я лишь хочу, чтобы ты жил в моём саду, а не в клетке, что висит в душной зале, - пригладил бородку аль-Фарук, с удивлением глядя на мальчика. – Я совсем не хотел обидеть тебя. Наоборот, я осыплю тебя золотом, подарю земли и дворцы, я боготворю тебя!..

- О, Али! Мне нужен только ты! – прошептал Джамаль, поражённый порывом возлюбленного. – Зачем мне дворцы и земли? Что я буду с ними делать?

- То же, что и я! – одёрнул глупого мальчишку халиф. – Твоей матери нужно где-то жить, или ты думаешь, что она всю жизнь будет вышивать твои рубашки?! Ты достоин бОльшего, чем мои скромные дары. Но я не джинн, чтобы подарить тебе что-то, равноценное твоей красоте! Джамаль?.. Мальчик мой, ты плачешь? О Всевышний, я обидел тебя?

- Нет, Али, - горячие слёзы обжигали шёлк нежной кожи. – Ты так щедр… а я… я всего лишь бывший раб, сын земледельца и могу отблагодарить тебя только любовью…

- А мне больше ничего не надо, - халиф подъехал ближе, и взял руку Джамаля в свою. – Я подарю тебе дворец на берегу моря и мы будем отдыхать там, когда я буду свободен от дел, я покажу тебе побережье, мы поплывём в Басру на моей галере, побываем на рынках Багдада, а потом вернёмся под сень садов моего дворца. Ради тебя я сровняю с песками горы и ввергну небесную твердь в море, только прикажи!

- Не надо, не разрушай сей прекрасный мир! – рассмеялся сквозь слёзы юноша. – Просто люби меня.

- Твоё слово закон для меня!

Вечером раскинули лагерь в тени живописного оазиса, и мальчик навестил мать. Хельга почти весь день продремала на спине верблюдицы и теперь с удовольствием гуляла возле шатра, разминая затёкшие ноги. Аль-Фарук пригласил её отужинать в его шатре и любезно разговаривал с ней. Хельга переживала в душе за сына, за ту дорогу, что выбрала для него судьба. Её дорогой мальчик обречён на мужеложство. А это значило, что внуков она уже не понянчит. Грустно. Но всё это уходило на второй план в тот момент, когда она видела счастливую улыбку сына. Да, лишь бы Джамалю было хорошо…

Со смешанным чувством оставила Хельга сына наедине с властным мужчиной. К счастью, её шатёр стоял поодаль, и до женщины не долетали полные наслаждения стоны Джамаля. Только лёгкий ветерок играл песчинками на просторе, да где-то вдали ржал конь.

Выскользнув из-под лёгкого одеяла, юноша накинул рубашку, надел сирвал и прислушался к ночной тишине. Рядом с палаткой стрекотал сверчок. Закинув длинные волосы за плечи, Джамаль взял могучий меч Али Мамеда. Едва сдерживая улыбку, выскользнул наружу. Прохладу ночи пронизывал свет полной луны, отражавшийся в воде небольшого озерца, питавшего оазис. Ветерок гнал по воде рябь и шуршал травой на берегу.

Юноша сделал пару шагов и взялся за рукоять клинка. Закалённая в печах Дамаска сталь с тихим звоном покинула плен ножен и льдисто сверкнула в лунном свете, драгоценные каменья брызнули искрами на тонкое запястье. Заворожено, едва дыша, мальчик разглядывал смертоносное оружие любовника. Осторожно провёл кончиком пальчика по лезвию и меч тут же отпил молодой горячей крови. Тихо ахнув, Джамаль прижал к губам порезанный палец.

- Отдай его мне, мальчик, - тихо прошелестел по шее шёпот. – Это оружие не для таких нежных рук. Отдай его мне и иди с миром!

Джамаль даже головы не повернул – он знал, что к его спине прижимался Хафиз. Бедуин принял брошенный халифом вызов. Горячее дыхание обожгло кожу на шее, сильная ладонь разбойника легла на хрупкое плечо.

- А ты уверен, что способен поднять его? – Тихо спросил мальчик.

- Могу развеять твои сомнения, если хочешь, - прошипел Хафиз, - Я пронжу им твоё сердце! Алая кровь на этом клинке будет последним, что ты увидишь в этой жизни!

- Хорошо, ты убедил меня. Но… я не могу отдать его просто так. – Едва заметная улыбка мелькнула в уголках губ юноши. – Ты должен заплатить мне за него.

- Ты слишком самоуверен, смазливый мужеложец! Яйца бы тебе отрезать, да возиться некогда!

- Ты напугал меня и моё требование кажется мне справедливым. В противном случае я закричу и тебя схватят!

- Прежде я убью тебя!

- И сам умрёшь от ужасных пыток. Я не сомневаюсь, что ты можешь убить меня, но, поверь, это не продлит твоей жизни.

- Хорошо, что ты хочешь? Назови цену! И поторопись, иначе я сам вырву его у тебя вместе с руками!

- Что может хотеть смазливый мужеложец? – усмехнулся юноша. – Всего лишь поцелуй… всего один поцелуй, и меч твой! Ты успеешь уйти незамеченным.

Ответом было рычание. Хафиз резко развернул мальчишку к себе лицом, заглянув в его бездонные глаза, полные страсти и лукавства. Он положил ладонь на рукоять меча поверх прохладной руки Джамаля. Мальчик даже сопротивляться не пытался. Хафиз заворожено смотрел в лицо юноши, слава о красоте которого гремела далеко за пределами Кятифа. В конце концов, этот глупец не так много требует. Всего-то и нужно удовлетворить его минутную похоть, отобрать меч и скрыться, пока халиф дрыхнет в своём шатре.

Хафиз остановил взгляд на губах мальчика. Наверное, податливые и тёплые, как у девушки, а поцелуй их сладок, как мёд. Бедуин представил себе, как он вонзит нож в это юное тело, расслабленное в его объятиях – достойная месть за унижение.

Он уже хотел сгрести мальчишку в охапку, чтобы истерзать его губы зубами, испив крови из этих уст, но острая боль в затылке вызвала холод во всём теле. Хафиз напрягся, всматриваясь в лицо юноши, сверкавшее в свете луны, такое прекрасное, но переполненное страхом и ненавистью. Уставший разбойник опустился на колени, после чего его накрыла тьма. Не издав ни звука, он рухнул к ногам Джамаля, сломав наконечник стрелы, торчавший из щеки.

Подбежавший халиф схватил в объятия едва державшегося на ногах мальчика. Покрыл поцелуями его похолодевшие щёки, отёр со лба брызги крови.

- Так будет с каждым, кто посмеет прикоснуться к тебе! – Али Мамед продолжал целовать ослабевшего юношу, на его крик сбежалась охрана.

- Али, почему так долго? – заплакал юноша, прижавшись к сильному плечу халифа. – Он едва не убил меня, я не знал, как сдержать его…

- О, мальчик! Ты натерпелся страху, но я выжидал удобного момента, боясь попасть в тебя! Это была твоя идея, но ты не учёл того, что ночью стрелять несколько несподручно!

- Али, уведи меня отсюда…

Подхватив своё сокровище на руки, аль-Фарук понёс его в шатёр. Там он положил Джамаля на постель. Раздев юношу, омыл его тело прохладной водой, продолжая покрывать душистую кожу поцелуями. Потом укрыл мальчика и лёг рядом, прижав к себе.

- Я же говорил тебе, что это опасно! Ты едва не погиб!

- Зато ты убил наёмника, которого никто до тебя поймать не мог, - борясь с дрожью, ответил Джамаль. – Не надеялся, что он клюнет на поцелуй…

- А я не надеялся, что твой план сработает! Но Адиль был прав – ты хитёр, словно лис! Спасибо тебе, Джамаль! Но у меня к тебе просьба – больше никогда, слышишь? НИКОГДА не рискуй собой!

- Хорошо, мой Али! – Джамаль развернулся и спрятал лицо на груди халифа. Вскоре юноша успокоился и заснул.

Хельга ничего не узнала – тело Хафиза увезли в пустыню, разрубили на части и закопали в песок. Так закончилась его никчёмная жизнь. Король убийц, прозорливый Хафиз, попался в сети гаремного мальчика.

Лучи восходящего солнца упали на купол дворца Али Мамеда. С минаретов долетели призывы к молитвам, мешаясь с пением птиц в пышных садах. Мальчик с улыбкой смотрел на стены знакомого города. Джамаль окончательно оправился от потрясений от встречи с бедуином и с нетерпением считал минуты, отделявшие его от момента, когда он войдёт в залу дорогого сердцу дворца.

Мальчик прогуливался по саду, любуясь бутонами роз и ароматом жасмина. Он кончиками пальцев пробежал по нежным лепесткам цветков, когда его талию обвили руки Али Мамеда.

- Вот ты где, моё сокровище! – халиф поцеловал возлюбленного в шею. – Я скучал по тебе!

- Я тоже, мой господин, - Джамаль откинул голову на плечо аль-Фарука. – Хочу растаять в твоих стальных объятиях!..

Он не успел договорить – Али Мамед подхватил юношу на руки и опустил на ковёр, усыпанный подушками, в тени беседки. От любопытных глаз любовников скрывал вьющийся виноград и кусты пионов. Джамаль положил ладони на мускулистую грудь аль-Фарука, и халиф прильнул к губам мальчика, похищая с них очередной поцелуй. Освободив возлюбленного от одежды и обнажив своё тело, он вернулся в объятия Джамаля, даря его телу щедрые ласки, наслаждаясь близостью с юным созданием. Мальчик застонал в ответ на прикосновение к нежной плоти, но не отстранился, закусив губу. Он ощущал горячие ладони Али на своих бёдрах и его нежный язык на своём члене, и никак не мог смириться с мыслью, что повелитель превращается в раба. Аль-Фарук тянул из него последнее сопротивление, волей и ласками заставляя юное тело подчиниться. Джамаль взлетел к облакам, обожжённый пламенем страсти, растаял и пал дождём под лучами оргазма. Он вскрикнул, изливаясь на грудь халифа, на губах которого играла довольная улыбка. Джамаль зажмурился, стараясь скрыть смущение и остатки стыда, но губы, миг назад ласкавшие его член, вновь припали к его устам. В живот упёрся затвердевший член аль-Фарука, готовый вонзиться в желанное тело.

Мальчик развёл бёдра, приглашая халифа к соитию, и Али Мамед со стоном наслаждения овладел Джамалем. Сколько раз он это делал, но с этим юношей всегда словно впервые! Сладкий плен смуглых бёдер был милее всех сокровищ мира, и каждый стон Джамаля отзывался в душе тысячей восторженный криков.

Два тела сплелись на пушистом ковре, наслаждаясь взаимной страстью, предаваясь любви. И несколько соловьев, прячась и бесстыдно наблюдая за соитием возлюбленных, вторили их стонам, сплетая свой щебет в песню любви.

КОНЕЦ.