Али Мамед, пообедав, вышел прогуляться в сад. Его роскошные одежды сверкали в свете солнца. Аль-Фарук всегда имел слабость к красивым одеяниям. Впрочем, как и любой знатный араб. Белая рубашка, расшитая египетским золотом, не скрывала мощи его торса. Белые штаны слегка облегали сильные ноги, кожаные сапоги покрывала искусная вышивка. На широкие плечи Али накинул халат из красного шёлка, по краям которого пробегал затейливый орнамент.

Прогулявшись, халиф вернулся во дворец, достойный своего хозяина. Стены в главной зале выложены разрисованной причудливыми узорами плиткой, стены прятались под вязью орнаментов, полы устилали персидские ковры, поражавшие яркостью красок. В многочисленных нишах прятались диванчики, забросанные шкурами, в некоторых из них стояли столики с блюдами, наполненными лакомствами и графинами с розовой водой. По краям арок ниш пролегали резные узоры, в высоких вазах стояли огромные букеты цветов. Лилии, розы, жасмин, гордые нарциссы и пионы гармонировали на фоне пальмовых веток. Огромную залу переполняло благоухание цветов. По углам стояли жаровни, от которых разносился терпкий аромат благовоний. Резной потолок почти был не виден из-за больших люстр, кругом на стенах висели красивые светильники, солнечный свет, проникая сквозь ажурные решётки окон, заставлял сверкать всё это великолепие, играл на гранях драгоценных камней, коими были инкрустированы мебель и утварь.

Говорят, что и гарем халифа не уступал по великолепию мужской половине дворца. Али Мамед был женат, и к своим годам имел семь жён, подаривших ему пока пятерых детей. Почти каждую ночь халиф предавался любовным утехам, хотя после возвращения из Кятифа он всё чаще вспоминал юного Джамаля. Али Мамед был тонким ценителем красоты – как женской, так и мужской.

Вернувшись в Сану, он начал готовить покои для нового обитателя, которого ждал с нетерпением. Покои для юноши он приказал выделить на своём этаже, недалеко от своих комнат. Лично следил за работой мастеров, добиваясь вместе с ними совершенства. В результате совместных усилий Джамаля ожидали покои, стены которых имели нежно-бирюзовый цвет, под резным потолком притаилась люстра, украшенная лучшим хрусталём. Изящная, лёгкая мебель заняла свои места, полы устилали цветастые ковры, огромная кровать расположилась посреди спальни, увенчанная огромным балдахином с занавесями из белоснежного, словно облако, тончайшего шёлка.

Али был удовлетворён проведённой работой. До своего момента покои по его приказу замкнули на ключ.

Али, вернувшись с прогулки, вошёл в залу. Там его ждал начальник барида, седовласый Мустафа Малик. Увидев халифа, он почтительно поклонился.

- Какие новости ты принёс мне, повелитель голубей? – Проворковал аль-Фарук, любезно пригласив старца присесть на диванчик в одной из ниш. Великолепные перстни на пальцах халифа сверкнули в такт движения его руки.

- Вам шлёт письмо эмир Назар, - Склонил голову начальник почты.

- Что пишет сей знатный муж? – Приподнял брови аль-Фарук, в его прищуренных глазах блеснули искорки интереса. Полноватые губы слегка растянулись в улыбке.

- Шлёт вам тысячу приветов, - ответил Мустафа, - И пожелание долгой жизни, приумножения богатства и благоденствия для вашего семейства. Он желает приобрести ещё кофе в одной из ваших провинций, а так же знаменитые финики.

- Хорошо, пусть приезжает. - Кивнул Али, - С эмиром Назаром я люблю иметь дела. Что ещё, Мустафа?

- Письмо из порта Ходейды, послание от градоправителя Даммара, и записка от начальника вашей шурты…

- Хорошо, Мустафа, оставь, я их изучу, - пригладил бородку Али. – Что ещё?

- Это всё, о, мой повелитель. - Вновь склонил голову Малик.

- Всё? – Удивился халиф, - А из Кятифа писем не было?

- Нет, господин, из Кятифа голубь не прилетал, гонцы тоже не приезжали.

- Спасибо, Мустафа, ты свободен. - Нахмурился аль-Фарук, - Я позову, если ты мне понадобишься!

Поклонившись, и поцеловав край одежды халифа, начальник барида удалился. Он любил бывать во дворце – приятно чувствовать себя нужным, если ты на службе у аль-Фарука.

А Али сидел, нахмурившись, и смотрел на узорчатый ковёр. Странно, столько времени прошло! Почему Адиль до сих пор не написал? Разобрался ли он в этой истории с жемчугом? Может, он и писал, да голубь в дороге погиб, такая жара стояла! Али решил подождать пару дней, потом написать другу – спросить о жемчуге и, конечно же, передать Джамалю тысячу вздохов и приветов.

От тяготивших мыслей его оторвал малолетний сын.

Джамаль скакал на запад, везя письма аль-Максуда, которых так ждал Али Мамед. Его снедала тревога – ведь в Кятифе осталась его мать. А она работала при дворе аль-Максуда. Что же происходит сейчас в городе? Мальчику не давала покоя картина, увиденная им с вершины холма – въезжавшие в ворота люди с факелами. Кто они?

Самир оказался прав в ту ночь – эти люди им были не друзья. То была шурта во главе с визирем и городским вали.

Аль-Наби, переиграв свои планы, решил изолировать судью, не позволив ему таким образом послать сообщение халифу Али. Прикинув всё, как следует, плут поехал к вали, подняв начальника стражи с постели и обвинил судью в измене. Сопровождаемый стражниками во главе вали, аль-Наби ворвался в ворота дворца кади.

Адиль аль-Максуд смотрел в окно, наблюдая за отъездом Джамаля с гонцами. “О, Аллах! – Думал он. – Помоги им добраться до Саны, не оставь их, одари своей милостью! Не дай предателю восторжествовать на наших костях! Обереги Джамаля, это дитя взаимной любви розы и соловья!”. Он стоял, глядя им вслед, надеясь на лучшее. Едва гонцы скрылись, настала тишина, тяжёлое предчувствие сдавило сердце судьи. Правильно ли он поступил? Доедут ли гонцы до Саны? В последнее время не поступало сообщений о нападениях разбойников, но ведь и караваны пока не часто ходят, не сезон. А вдруг… нет, об этом нельзя думать! Не имеет права Джамаль без вести пропасть в пустыне! Ни один разбойник не сможет поднять руку на это миловидное дитя, самум так же не в силах поглотить его красоту. Хотя история пустыни говорит об обратном. Надежда только на опыт Самира – он в числе стражей всегда сопровождал судью в поездках, и несколько раз ездил с тайными письмами. Самир в пустыне как рыба в воде.

От тяжёлых мыслей отвлёк шум на улицах города, непонятные звуки, докатившись издалека, оказались топотом коней. Свет факелов озарил двор. Предчувствия сбылись, но это, как ни странно, только успокоило кади – его не волновало, что будет с ним самим, лишь бы Джамаль добрался до Али!

Во дворец вошли визирь, вали и шурта.

- Правда ли, аль-Максуд, что ты участвуешь в заговоре по захвату в городе власти в свои руки?! – Грозно спросил его Мансур Осман, глава городской стражи. Он занимал эту должность уже давно, успев состариться. Сейчас ему было шестьдесят пять лет, его борода поседела, а волосы покинули его голову. На покрытом морщинами лице лежала печать власти. В городе он второй после визиря.

- Что за бред? – С видимым раздражением в голосе произнёс кади. – По какому праву вы врываетесь в мой дом в такое время?!

- Это не бред, - ответил Наби, с презрением глядя на Адиля, в глазах которого потемнело от гнева, но он умело держал себя в руках, ни один мускул не дрогнул на его благородном лице. – Ты сам прекрасно знаешь, о чём идёт речь! Я говорю о той интиге, что ты плетёшь вокруг меня!

- Что?! – Вскипел аль-Максуд. – Да как ты смеешь, сын пустоты? Ты врываешься в мой дом, оскорбляешь меня, придумываешь обвинения! Чего ты добиваешься, аль-Наби? Чтобы я сказал правду? Ты этого хочешь?

- Чтобы обвинять, нужны доказательства! – Пресёк их перепалку вали. – Пока я ничего, кроме пустых обвинений не слышал! У Аль-Наби есть свидетели, которые подтвердили ваше участие в заговоре, уважаемый кади! Я вынужден арестовать вас!

- Хорошо, не буду спорить с вами, Мансур, - склонил голову аль-Максуд. – Но придёт срок, и вы будете вымаливать у меня прощение!

- Грядущее известно лишь Всемогущему Аллаху, - чопорно ответил ему Осман. – Не нам судить о Его планах! Но сейчас я вынужден арестовать вас, ибо обвинение слишком серьёзно!

- Хорошо, Мансур, как скажете, - призвав секретаря, кади отдал ему необходимые распоряжения, и затем вышел в сопровождении охраны.

Судьба сама показала ему удачный ход – в тюрьме Кятифа будет безопасней. Там визирь не сможет достать его, и в распоряжении аль-Максуда появилось достаточно времени, чтобы обдумать следующий шаг. Пока дела, благодаря вспыхнувшему гневу и последовавшей за ним глупости визиря, текли в нужном направлении. Лишь бы гонцы доехали!

У здания тюрьмы визирь спросил разрешения у вали сказать пару слов аль-Максуду. “Образумить несчастного”, - как он выразился. Осман дал своё согласие, и аль-Наби вошёл в узилище своего врага.

- Ах, Адиль, - усмехнулся он, злобно глядя на судью. – Вот видишь, до чего доводит упрямство! А я по-хорошему просил отдать мне письмо!

- Как же оно тебе покоя не даёт, - засмеялся судья, не теряя своего благородства даже в неволе. – Я же сказал, что не отдам!

- Чего ты добиваешься? – Прищурил глаза визирь, теряя терпение.

- Я? Справедливости. - Приподнял бровь кади. – Ты должен понести наказание по заслугам! Ты поднял руку на Великого халифа!

- Значит, письма ты не отдашь?

- Нет, аль-Наби, не отдам!

- Я найду его, аль-Максуд, я его найду! – Прошипел визирь. – Ты увидишь его прежде, чем умереть!

- Ищи, - с насмешкой в голосе произнёс аль-Максуд, - Только не переусердствуй, тебе в твоём возрасте вредно напрягаться…

- Я найду его, где бы оно ни было!

Визирь быстро вышел из узилища, оставив судью одного. Аль-Максуд опустился на ложе, вздохнув. Сердце защемило в груди. Даже сейчас гонцы не были в безопасности!

Сидя на жёсткой подстилке, служившей постелью, прислушиваясь к звону падавших на пол капель где-то в углу, он размышлял, как быть в том случае, если аль-Наби доберётся до гонцов. То, что визирю это не представит труда, Максуд не сомневался…

Визирь уже думал над причиной, по которой он мог бы испросить у вали разрешение на осмотр владений судьи, чтобы при этом не присутствовали люди начальника стражи, когда явился Джума, его верный шпион, предавший своего господина.

- О, визирь, да благословит тебя Аллах! – Раб упал на колени и поцеловал ковёр у ног аль-Наби. – Я принёс вам известие, о важности которого вы сами рассудите…

- Какие новости ты принёс, мой верный пёс? – Довольно усмехнулся визирь, поглаживая бородку.

- Сегодня, за полчаса до вашего приезда во дворец мой господин отослал своего любимого мальчишку…

- Я не совсем понял, говори яснее!

- Мой господин отослал гаремного мальчишку, юного Джамаля, да иссохнет его плоть, под охраной прочь из дворца…

- Что?!! – Вскричал аль-Максуд, словно молнией поражённый. – Что ты сказал?!

Джума вжался в пол, ожидая побоев вместо привычного вознаграждения.

- Смазливый мальчишка под охраной отправлен халифу Али в качестве подарка…

Аль-Максуд нахмурился, в голове мелькнула догадка.

- И ты пришёл ко мне только сейчас? – Прошипел он. – Где ты шлялся, осёл?!.. Всё нужно делать самому!!!..

Голос визиря гремел на весь дворец, пугая слуг и рабов, не говоря о бедном Джуме, который сжался в комок, дрожа от страха за свою несчастную голову, украдкой наблюдая за визирем, бегавшим по покою и поносившим шпиона. Остудив свой гнев и охрипнув от крика, аль-Наби отвесил рабу здоровенного пинка.

- Убирайся прочь!!!

- Но, господин, - Жалобно пробормотал Джума. – Вы не отблагодарите верного раба?

- Не заслужил! Убирайся отсюда, пока я не приказал вырвать тебе печень и скормить псам!!!

Испуганный раб опрометью выбежал из дворца, не дожидаясь, когда визирь исполнит свою угрозу.

Визирь же, к которому вернулось самообладание, оценил ход кади. И возблагодарил Аллаха за посланного вовремя Джуму. Он успел помолиться и слегка перекусить, когда во дворец прибыл Хафиз, главарь печально известного клана бедуинов, занимавшихся убийствами.

- Что вы хотите, аль-Наби? – Недовольно начал гость, откинув капюшон запылённого плаща. – У нас был уговор не встречаться на территории Кятифа!

- На этот раз дело срочное и неотложное. – Тихо ответил ему визирь, пригласительным жестом указав на мягкие подушки. – Мне нужна ваша помощь, Хафиз. Ваша и ваших лихих парней.

- Моя помощь не безвозмездна! – Гордо проворчал разбойник, и в его глазах сверкнул алчный огонь.

- Я прекрасно об этом осведомлён! – Аль-Наби опустился на подушки. – Я заплачу вам сейчас, и ещё столько же потом, если вы согласитесь мне помочь и выполните мою маленькую просьбу!

Он положил перед Хафизом мешочек. Разбойник развязал его, вытряхнув содержимое на ладонь. В свете ажурных фонарей сверкнули бриллианты. Бедуин взял один из них, рассматривая сверкавшие грани. Потом глянул на сообщника.

- Что вы хотите, аль-Наби?

- Дело вот в чём: к одному влиятельному лицу попало письмо, содержание которого может лишить меня головы. И этот некто отправил письмо с гонцами в Сану, халифу Али аль-Фаруку. Я хочу, чтобы ваши люди поймали и убили гонца, а письмо уничтожили на месте.

- Как мои люди узнают это письмо? – Прищурился Хафиз.

- По этой печати, - Визирь показал разбойнику своё кольцо. Он взял клочок пергамента и припечатал его. – Возьмите, покажите это вашим карателям.

Разбойник принял кусок пергамента, разглядывая оттиск, где змея свернулась в причудливый узор. Он спрятал образец за пазуху, выпил предложенное вино, и поднялся.

- Я отправлю людей в погоню сегодня же. О результатах сообщу сразу, как только сам он них узнаю! – Он накинул капюшон, скрыв обветренное лицо, и покинул дворец, растворившись во тьме предутреннего часа.

Аль-Наби, успокоенный словами Хафиза, мирно спал, когда первый луч солнца осветил нескольких всадников, во весь опор нёсшихся по следу Джамаля и его спутников.

Когда с минаретов раздался мелодичный крик муэдзинов, прославлявших всевышнего, кади усердно молился в своём узилище, моля об удаче и справедливости.

Разбойники же, отправленные в погоню, вскоре поняли, что посланцев кади не догнать. Слишком много троп вело от города к селениям, разбросанным по округе. Извиваясь, пересекая и огибая окрестности Кятифа, тропы эти сливались у границ пустыни, снова раздваиваясь: одна дорога вела купцов на северо-запад в Дамаск, и на север, в Басру и дальше Багдад, Город Мира. Вторая дорога, минуя небольшую пустынную полосу, пролёгшую вдоль берега Персидского залива, убегала на запад. Там, вдалеке, она пересекала длинный палец кроваво-красных песков печальной пустыни Нефуд, позволяя отдохнуть путникам после утомительного перехода в городе Эр-Рияд, и продолжала свой бег дальше. Огибая великие пески Руб-Эль-Хали по левую руку, и радуя скудной растительностью аравийской степи по правую, она приводила путника в благоухающий уголок нынешнего Йемена, прямиком в Сану, порядком истрепав путника, постоянно испытывая его на прочность.

Неудивительно, что погоня замешкалась, не зная, куда именно поскачут гонцы: либо в Багдад, дабы пасть к ногам Великого Халифа, либо в Сану, к халифу Али аль-Фаруку. Намерения судьи были неясны – в конце концов, посланники могли разделиться, - кто-то поедет в столицу, а кто-то к аль-Фаруку, а это усложняло задачу.

После недолгого раздумья было решено послать голубей, предусмотрительно взятых людьми Хафиза, своим сообщникам, грабившим караваны на этих двух дорогах. Послав письма, разбойники решили расслабиться – их друзья сделают своё дело, останется только Хафизу доложить. Разбив лагерь под тенью полуразрушенной стены, окружавшей древнюю башню, лежавшую в руинах, они стали ждать вестей.

Али Мамед кушал, восседая на высоких подушках. Сегодня повар приготовил ему суп из карпа с зеленью, нежное мясо барашка в остром соусе и курицу в меду. На гарнир были овощи, приправленные перцем и пряностями. На десерт – сладкие булочки, халва, рахат-лукум и крепкий, ароматный кофе с розовой водой.

Нет, Али Мамед не страдал обжорством, он был лакомкой, знавшим толк в изысканной еде, умел наслаждаться тонким ароматом и разнообразием вкусов приготовленных блюд. Даже повара из Багдада привёз.

Аль-Фарук, отобедав, и выпив чашечку кофе, угостился виноградом. С задумчивым видом он отщипывал янтарные ягоды от большой грозди, и отправлял их в рот. После обеда халиф расслабился на шёлковых подушках, рабы приготовили и принесли кальян. Али Мамед затянулся, жмурясь, как кот.

Халиф ждал начальника барида. Али, вернувшись из путешествия, терпеливо ждал вестей от друга, кади Адиля, с известием о результатах расследования. Прошло достаточно времени, а письма всё не было…. Может, что-то случилось? Вдруг аль-Максуд нащупал ту ниточку, которая вела к преступникам, потерял осторожность и попал в беду? Или он просто ещё не закончил проверку? Зря он Адиля нагрузил этой заботой – надо было самому разобраться. Теперь, лёжа на подушках в своём роскошном дворце, Али жалел, что не задержался в Кятифе, смутная тревога точила душу, колола сердце. Нахмурив густые брови, аль-Фарук тонкими пальцами поглаживал бородку на красивом подбородке. В глазах халифа, очерченных густыми ресницами, залегла грусть. Казалось, даже камни в его перстнях разделили печаль своего владельца, тускло сверкая в свете солнца, вторя бликам золотого шитья на шёлковом халате Али Мамеда.

Вскоре пришёл старый Мустафа Малик. Он почтительно склонил голову перед халифом:

- Вы изволили видеть меня, господин, да благословит вас Всевышний!

- Да, Мустафа, - Али указал ему на подушки и приказал рабу налить старику вина, - Присядь, в твоём возрасте нельзя сильно утруждать ноги. Скажи, не было ли голубя из Кятифа?

- Нет, господин, - Начальник голубиной почты сел напротив халифа. – Вы зря тревожитесь!

- Почему ты так думаешь? – Приподнял бровь аль-Фарук.

- Мой господин, лето в этом году было необычайно жарким, - Малик пригубил стакан с вином. – И сейчас ещё пески пустыни раскалены. Ни одна птица, будь то голубь или сокол, не перенесёт столь трудного пути, лишь зазря погибнет в дороге!

- А если птица вынослива? – Али затянулся, и выпустил облачко ароматного дыма.

- Исключено, - Мотнул головой начальник барида. – Ей придётся пересечь две пустыни, в одной из которых нет ни одной реки, я говорю о кровавых песках Нефуд. А впереди на пути птахи ещё не ожившие степи! Вам не птицу ждать из Кятифа нужно, а гонца.

- Ты так думаешь? – Прищурил глаза Али. На точёном лице его зажглась слабая надежда.

- Уверен, о, мой халиф! – Твёрдо настоял на своём старик. – Будь я на месте кятифского судьи, я бы сделал именно так! Важные письма надёжнее с гонцом отправлять, нежели с птицей.

- И когда мне ждать гонцов? – Слабая улыбка залегла в уголках полноватых губ халифа, он доверился опыту старого Малика.

- На исходе месяца, не раньше, - мысленно прикинув расстояние от одного побережья до другого, ответил Мустафа.

- Долго… слишком долго… но пусть будет по-твоему, - Вздохнул Али, с грустью поглаживая ленточку, украшенную бусинками из бирюзы. – И всё же будь готов к отправке письма в Кятиф. Да и ещё одно: мой писарь сейчас занят, напиши письмо Саддину, ты его помнишь – он всегда присылает письма в капсуле из слоновой кости. Пусть приведёт мне лучшего коня, достойного самого Аллаха! Это должен быть молодой жеребец, резвый, но покладистый, он мне нужен к началу осени.

Малик вытащил пергамент, и перо с дорожной чернильницей. Отписал краткое письмо и подал аль-Фаруку. Халиф, пробежав глазами по ровным строчкам, поставил свою печать и подпись. После этого старик ушёл. Али Мамед, призвав начальника полиции, приказал следить за дорогами – если появится гонец из Кятифа, немедленно доставить его во дворец!

Закончив с делами, Али вернулся к любимому занятию – любовался ленточкой юноши, пока его жёны развлекались в бассейне гарема. Сегодня у него будет ночь любви с молодой женой, а пока можно и помечтать. Этот прекрасный юноша пленил разум халифа, украл его сердце, заменив его тысячей своих улыбок. Скоро лето закончится, жара спадёт и придёт осень. А вместе с ней в гости приедет добрый друг, сопровождая прекрасный цветок, бутон которого раскроется во всей красе в безлунную ночь, благоухая и трепеща лепестками. И Али Мамед вполне насладится его ароматом и нежностью. Он, словно мотылёк, запустит в него свой хоботок, дабы испить сладкого нектара.

Халиф Али мечтательно улыбался, глядя на блеск бирюзовых бусинок. Он нежно поглаживал голубой шёлк тонкими пальцами, и в его глазах горело нетерпение. Он поднёс ленточку к полным губам, даря поцелуй, ощущая аромат жасмина, вновь напомнивший о садах Кятифа. Аль-Фарук вздохнул, шепча нежные слова, потом спрятал ленточку на груди и пригладил волнистые волосы. Поднявшись с подушек, и шурша тёмно-синим халатом, расшитым золотой нитью, он направился в покои. Нужно одеться и сходить в баню.

Послы и Джамаль продолжали свой путь по тропе верблюдов. Уже почти двое суток прошло с тех пор, как они покинули Кятиф и пересекли рубеж небольшой пустынной полосы – жалкое подобие Руб-Эль-Хали, своего рода, проверка на прочность перед тем, как попасть на сковородку Аллаха.

Сумку с письмами Самир отдал на хранение Кариму – его обязанностью было охранять мальчика и следить, чтобы с юношей ничего не случилось. Так же Кариму следовало бежать, спасая Джамаля и почту, если с отрядом что-то случится. А Самир и Абдулрахман, будучи опытными воинами, будут прикрывать их отход. Такой план придумал верный слуга аль-Максуда на случай нападения разбойников или бедуинов-грабителей, что, впрочем, почти одно и тоже. По мнению Самира, такой план позволял сохранить самое ценное в отряде – мальчика для гарема халифа и письма.

Остановки делали только в самое пекло – дать роздых лошадям, и ночью – чтобы поспать хоть несколько часов. В остальное время скакали вперёд, плелись шагом, ехали рысцой – аль-Максуд приказал доставить письма как можно скорее!

Они почти миновали тонкий перешеек Великих песков, стараясь объехать зыбучие ловушки, когда пришла необходимость пополнить запасы воды. Подступил вечер, солнце, устало осветив далёкие барханы, склонилось к горизонту и исчезло в глубинах мира, постепенно холодало, стрекотали сверчки, изнурённые за день лошади похрапывали.

Неподалёку виднелись строения караван-сарая, выхваченные из тьмы светом костра, с языков которого ветер схватывал искры и уносил в тёмно-синее небо. Подозрительная тишина стояло вокруг. Но в это время года это неудивительно – затишье на караванных путях пока ещё сохранялось, но скоро дороги оживут, и по тропам пойдут караваны верблюдов и лошадей, развозя товары по заброшенным уголкам полуострова.

- Абдулрахман, съезди туда, посмотри, безопасно ли? – Приказал Самир, вглядываясь в очертания стоянки. – Сразу же возвращайся!

- Да, господин! – Суровый воин направил коня к стоянке. Вскоре его широкоплечая фигура едва виднелась в темноте. Абдулрахман был испытан в битвах, участвуя в походах, охраняя караваны кади. Опытный, суровый, с волевым выражением лица, он быстро обратил на себя внимание судьи, поднимаясь по служебной лестнице. И вскоре из простого воина стал командиром небольшого отряда. Сейчас внутренне чутьё говорило Абдулрахману, что впереди небезопасно. Непонятная тревога снедала его разум и сердце. Он осадил коня и прислушался. Тихо. Где-то фыркнула лошадь. Воин тут же направил взгляд в том направлении, стараясь вглядеться в наступившую ночь. За костром явно мелькнули очертания всадников – может, тоже ищут безопасный ночлег. Нет! Абдулрахман развернул коня и поскакал назад, закричав:

- Это ловушка!... – Меткая стрела бедуина сразила его, и он умер прежде, чем упал с лошади, которая в испуге умчалась куда-то вдаль.

- О, Всевышний, этого я и боялся! Уходим! – Нещадно настёгивая коней, все втроём бросились прочь. Сердце юноши бешено колотилось в груди, ему было страшно, он вцепился в луку седла, а его конь, словно чувствуя состояние седока, мчался за скакуном Самира, соревнуясь с ним в скорости бега. Карим немного отстал – пусть лучше бедуины ранят его, чем мальчика. Так и случилось. Свистнувшая стрела вонзила своё жало в спину Карима, и он припал к холке коня, издавая предсмертные хрипы. Самир, обернувшись, заметил отставшего спутника, хотел вернуться, но тут увидел преследователей. Их было человек двадцать, они быстро нагнали Карима, окружив со всех сторон – либо уезжать отсюда, либо пасть в неравном бою, и сгинуть в песках, не выполнив поручения. Что выбрать? Самир замешкался.

- Самир, где Карим? – Дрожащим голосом окликнул воина Джамаль, осадив своего коня. – Самир!

- Он тоже убит… письма… - воин перевёл взгляд назад, где разбойники были увлечены обыском Карима. – Зря я их при себе не оставил! Теперь и речи нет ехать в Сану, нам придётся…

- Самир, увези меня отсюда! То, что в письмах, я на словах передать могу! – Джамаль дрожал, словно в лихорадке – он первый раз в жизни видел убийство. – Самир, мой господин сказал доехать до Саны любой ценой! – Мальчик ни слова не сказал о письмах, что бережно хранил, выполняя наказ аль-Максуда. Он умоляюще глядел на воина, и слёзы блестели на его щеках, отражая звёздный свет. Взглянув на юношу, преисполненного страха, Самир в последний раз взглянул туда, где бедуины возились с телом Карима, и стегнул коня.

К счастью, разбойники, завладев почтой, забыли о двух других всадниках. Они выполнили данное им поручение. Обшарив убитого гонца, нашли сумку с бумагами. Заметив на пергаментах печать аль-Наби, уничтожили письма на месте. Вернувшись в караван-сарай, пировали до утра. С первым лучом солнца их главарь, одноглазый разбойник, больше похожий на турка, нежели на араба, отправил голубя с известием своему другу Хафизу.

Когда лошади выбились из сил, а предательская ловушка осталась далеко позади, Самир разбил вынужденную стоянку. Джамаль, спрыгнув с лошади, поёжился – холодный ночной ветер пробрал его до костей, он совсем замёрз от бешеной скачки.

- Может, костёр разожжем? – Жалобно обратился он к хмурому Самиру, который отвязывал от седла бурдюк с водой.

- Нет, ещё темно, огонь будет далеко виден, нас могут заметить, - он подал бурдюк юноше. – Утоли жажду, потом позавтракаем, когда ещё поесть придётся, неизвестно.

- Я замёрз, - любимец судьи принял бурдюк, сделав пару глотков, и отдал его Самиру.

Воин внимательно посмотрел на спутника – мальчика трясло, словно в лихорадке, он никак не мог унять дрожь, в глазах стоял страх и отчаяние.

- Это шок, - он снял дорожный плащ и накинул на плечи Джамаля. – Так ты быстрее согреешься. Костра я не разведу, уж извини!

- Что это было? – Нарушил тишину юноша, когда Самир, приготовив скудный завтрак, присел рядом. – Кто эти люди?

- Я не знаю, Джамаль, - задумчиво протянул воин. – Но они охотились за нами. Вернее за письмами нашего господина. Не представляю, что их могло так заинтересовать… ты сказал, что знаешь содержание посланий…

- Это не моя тайна, Самир, - мотнул головой юноша, грустно взглянув на спутника. – Под страхом смерти мой господин запретил говорить об их содержании. Я могу сказать об этом только халифу Али…

- Боюсь, теперь о них знает кто-то ещё. Я даже знаю, кто! – Горько усмехнулся Самир, поглощая сушёные финики вперемешку с вяленым мясом и хлебом.

- Самир… Самир, что теперь будет? – Мальчик без аппетита ковырялся в содержимом своей миски. – Я так понимаю, что аль-Наби нас в покое не оставит? Ты ведь его имел в виду?

- Надеюсь, он от нас отстанет. По крайней мере, пока. Он получил, то, что хотел. Надеюсь, Карим умер до того, как разбойники обыскали его…

- Как ты можешь так говорить?! – Задохнулся Джамаль, на глаза опять навернулись слёзы. – Карим был таким храбрым! Он верно служил моему господину, и меня прикрыл, жертвуя собой, а ты…

- Джамаль, ты совсем не знаешь жизни! Тебе кажется, что всё вокруг замечательно, как в садах аль-Максуда! Но пустыня – это не гарем! Ты не представляешь, на что способны разбойничьи шайки бедуинов! Как зверски они умеют пытать! Если Карим остался жив, под их ножами он вспомнит даже то, о чём никогда не знал! А его сообщение о том, что я велел глаз с тебя не спускать, очень их заинтересует! Думаю, тебе не надо объяснять, что последует за этим признанием?! Могу только пожелать тебе лёгкой смерти, но этого не будет, прости! Твоё красивое, столь дорогое тело, которое пришлось по нраву халифу, разделают на части, демонстрируя тебе твои внутренности! Трепещущее сердце будет последним, что ты увидишь в этой жизни, если тебе перед этим глаза не вырежут! Так что прекрати реветь и упрекать меня в смертных грехах! Аллах свидетель, я пытаюсь спасти твою жизнь!

Он отбросил тарелку, и отправился проверять подпруги коней, оставив тихо плачущего Джамаля одного. Зачем, зачем он согласился ехать? Лучше бы остался во дворце, там безопаснее. Может быть. Спрятав лицо в ладонях, мальчик рыдал, проклиная безысходность. Что теперь будет? Суждено ли ему доехать до далёкой Саны, или же он обречён сгинуть в песках? Увидит ли халифа Али, услышит ли ещё его голос? Безумная мысль мелькнула в голове напуганного обрушившейся на него реальностью. Он встал, и направился к Самиру.

- Может, нам назад вернуться? – Он утёр рукавом слёзы.

- Ты последний ум потерял? – Воин похлопал по холке коня, и повернулся к мальчику. – Думай, что говоришь!

- А что? В Кятифе безопаснее! Вернёмся, попросим помощи у нашего господина…

- Думай, что говоришь, юный красавец! – Прикрикнул на него Самир. Он всего ожидал от Джамаля, но под его чопорностью и глупостью скрывалась детская наивность, которая быстро погасила гнев воина. – Мы можем вернуться, но жив ли кади? Может, и помощи просить уже не у кого!

- Как?!

- Очень просто, о, наивнейший из живущих! Если визирь так стремится к власти, он попытается устранить с дороги свидетеля, который может лишить его и принца головы! А если ты вернёшься, и твой господин будет мёртв, то тебе только одна дорога – на рынок рабов! По той причине, что сыновья кади не разделяют страсти своего отца к юным созданиям мужского пола! Ну, что, едем назад?

- Не смей так со мной разговаривать! – Внезапно проснувшийся гнев заполнил грудь Джамаля. – Я не тупой!

- Не сердись, - Самир сжал хрупкое плечо юноши. – Я тебе помочь хочу! Клянусь, я доставлю тебя в Сану! А теперь сядь и съешь завтрак. Потом продолжим путь. Я подтянул тебе стремена, будет удобнее сидеть на коне.

- Куда мы поедем?

- Нам нужно найти колодцы, вода почти закончилась, и лошадей напоить нужно. Насколько я знаю, в этих местах должны быть стоянки.

После завтрака продолжили путь. Мальчик молчал – всё ещё дулся на грубое с собой обращение. Годы, проведённые в гареме, среди ласки господина и обожания других его обитателей, не прошли даром. Джамаль знал себе цену, будучи опытным любовником, лучшим среди двух сотен мальчиков, возвышенным аль-Максудом, а теперь ещё и перейдя в собственность самого халифа Саны! И какой-то воин, грубый, неотёсанный мужлан позволяет себе подобные речи! Но благовоспитанность мальчика боролась с гневом, кипевшим в душе, не позволяя ему застить разум юноши. Потому Джамаль просто молчал, стараясь не смотреть на Самира, и не давать повода для разговора. Тишина – лучший способ сдержать себя в руках, Сана ещё далеко, и вместе ехать ещё долго… Джамаль уже жалел, что позволил себе проявить чувства при спутнике. Впредь нужно держать себя в руках! Мир продолжал учить юношу – не все люди одинаковы, не все будут уважать и любить его, как это делали судья и халиф.

В сёдлах провели почти весь день, сделав остановку у найденного колодца. Тут пополнили запасы воды, мальчик немного вздремнул и направились дальше. К ночи разбили лагерь, поставив маленькую палатку у небольшого оазиса. Пока Самир разводил костёр, мальчик сидел внутри походного жилища. Вскоре носа юноши донёсся аппетитный запах – араб сварил суп из вяленого мяса, приправив пряностями, добавив бобов. Он разломил финиковую лепёшку, снял с огня готовый суп, и позвал юного спутника:

- Джамаль, ужин готов!... Джамаль, иди, поешь, тебе нужны силы, с первым лучом солнца мы продолжим путь.

Юноша вышел из шатра и направился к костру. Грациозно опустился на песок, скрестив ноги. Он омыл руки и плеснул живительной влагой в лицо. Блестящие в закатном свете солнца капельки застыли на его щеках, будто залюбовавшись бархатной кожей. Юноша расстегнул ворот рубашки, и вечерний ветер ласкал его шею, пытаясь забраться под лёгкую ткань и щекотнуть нежную грудь. Искуситель снял гутру, освободив волосы от плена ткани, и кудри цвета эбенового дерева волнами упали на хрупкие плечи и грациозную спину. Самир отвёл глаза, покраснев – нельзя так смотреть на мальчиков из господского гарема.

- Что ты приготовил? – Джамаль взял предназначенную ему часть лепёшки, глядя на аппетитный пар над котелком.

- Суп из мяса, с пряными травами и бобами, попробуй, - Самир взглянул в лицо юноши, заметив в его глазах холод. Воин протянул юноше ложку, и оба приступили к трапезе.

- Ты хороший повар! – Нарушил молчание Джамаль, допив после ужина чашку кофе. – Суп отменный, кофе тоже. Хотя во дворце моего господина он вкуснее, там в напиток добавляют розовую воду, а суп варят только из свежего мяса.

- К сожалению, мы не во дворце…

Юноша направился к шатру, где с удовольствием вытянулся на походном ложе. Здесь было тепло, благодаря коням, стоявшим за занавесью, делившей палатку на две части. Тело ныло от усталости, от непривычно долгой езды верхом болела спина, но сон предательски не шёл. Перед глазами стояли события последних часов – ночная погоня, потеря двух спутников, и грустные глаза аль-Максуда, его нежные объятия, тихий голос, и наставления. Джамаль ощутил одиночество, заползшее в сердце подобно змее. Аль-Максуд и родная мать остались далеко позади, а до халифа Али ещё ехать и ехать... Юноша оказался один, вдали от всех, кого он хорошо знал. Совершенно одинок и беспомощен…

Скоро его грустные мысли прервал Самир, вошедший в палатку. Воин скинул сапоги и плащ, которым накрыл мальчика. Потом лёг рядом, кутаясь в другой плащ. Араб понял, что юноша не спит, чувствовал его боль, и пожалел о своей утренней вспышке гнева. Он посмотрел на спину Джамаля, и нарушил тишину, тщательно подбирая слова:

- Джамаль, не сердись на меня,… я не хотел тебя обижать, так уж получилось, что с моих губ сорвались жестокие речи… - В ответ тишина. Самир облизнул пересохшие губы. – Джамаль, я знаю, что ты не спишь…

Юноша тихо всхлипнул, и вздрогнул, когда суровый воин дотронулся до его плеча.

- Прошу, не сейчас, – прошептал мальчик, отстраняясь. – Оставь меня!

- Джамаль, я не хотел! Я воин и не умею быть нежным. Мой господин велел мне жизнь отдать за тебя, если потребуется, и я готов выполнить его волю!

- Боюсь, этим всё и закончится!

- Не бойся, я довезу тебя до Саны, жизнью клянусь!

- Не давай клятв, одному Аллаху известно, что нас ждёт впереди, - вздохнул Джамаль, глядя на стенку палатки, отгородившую их от холодной ночи, пронизанной блеском звёзд и шорохом песчинок, гонимых ветром. Звук этот напоминал шёпот мёртвых земель, и сводил с ума одиноких путников, решивших в одиночку пересечь раскалённые пески.

- Джамаль,… что тебя тревожит? – Как можно мягче спросил Самир. До этого путешествия он не общался с юношами из гаремов, и не знал, как себя вести в разговоре с изнеженными существами, коими эти мальчики являлись. – Наше путешествие началось с потрясений, но я,… желая обезопасить наш путь, совсем забыл о тебе, то есть, не уделял тебе должного внимания, был груб с тобой, не заботясь о твоих чувствах, а я обязан оберегать тебя, таков приказ моего господина… Поговори со мной, Джамаль, мне можно доверять, Аллах свидетель, я воин до дна души, но в сердце добр…

Джамаль перевернулся на спину и взглянул в глаза Самира, полные искреннего раскаяния и удобнее лёг на тёплую подстилку, слёзы на его щеке блеснули в лучах светильника, горевшего под потолком шатра. Потом нарушил повисшую тишину:

- Я боюсь, Самир… Я никогда не был ТАК далеко от дома. Никогда не бывал дальше Кятифского рынка, да и то украдкой – нам запрещено покидать гарем. – Он закусил предательски задрожавшую губу, и Самир загрубевшими пальцами смахнул слезинку с нежной щеки мальчика, не нарушая тишину, позволяя высказаться, излить душу. – Мой господин, Адиль аль-Максуд всегда был добр ко мне, и он… он не хотел меня одного отпускать, я по глазам это видел. Что с ним теперь? Жив или змеи лакомятся его плотью?

- Я уверен, что аль-Максуд жив. – Задумчиво произнёс Самир.

- Откуда ты знаешь?

- Даже если предположить, что огни, что мы с тобой видели, принадлежат людям визиря, и судью посадили в темницу, то визирь не так глуп, чтобы поднять на аль-Максуда руку.

- Ты в этом уверен? – С надеждой в голосе спросил Джамаль, глядя на суровое лицо Самира.

- Уверен. Аль-Максуд не тот человек, с которым можно легко расправиться и забыть, ведь он лучший друг халифа, они росли вместе, а халиф найдёт и разорвёт в клочья каждого, кто посмеет поднять руку на его друга, будь то кочевник, убийца или визирь. Слишком много они пережили вместе, сроднились, словно братья. Не волнуйся, наш господин жив, и ты скоро получишь подтверждение моих слов!

- Да услышит тебя Аллах! – Вздохнул мальчик. – Кто знает, может, сам Всевышний вложил в твои уста эти слова?

- Джамаль, а ты давно в его дворце живёшь? – Переменил тему разговора Самир, стараясь отвлечь мальчика от грустных мыслей.

- Почти шесть лет, - прошептал Джамаль, - Меня аль-Максуду мой отец продал, сначала я был просто наложником, а потом стал любимцем господина, со мной он проводил времени больше, чем с любимой женой…

- Однако, как я слышал, он подарил тебя халифу? – Приподнял бровь Самир, удивлённо глядя на юношу.

- Верно, твой слух не обманул тебя. Дело в том, что аль-Максуд предпочитает мальчиков, а я… я уже вышел из того возраста, став юношей, и мой господин даже здесь позаботился обо мне, преподнеся в дар своему лучшему другу.

- Позаботился? Это, по-твоему, забота? – Глаза воина округлились.

- Да, позаботился. Предпочтя преподнести меня в дар дорогому другу, а не продать на рынке, эта судьба постигла многих мальчишек из его гарема, таковы причуды нашего господина. – Мечтательно улыбнулся Джамаль, вспоминая живописный дворец аль-Максуда, и глаза вновь наполнились слезами. – Самир, страх разрывает мне сердце с тех пор, как мы покинули город… Мы так далеко, здесь страшно, днём невыносимо жарко, по ночам холод гложет тело и душу, кругом ничего, кроме песка, и палящего солнца… Я боюсь… боюсь остаться здесь навсегда и ветер будет вот также свистеть, полируя песком мои кости… ну почему, почему всё именно так?! Почему Судьба не позволила аль-Максуду самому отвезти меня к моему новому господину? О, Всевышний, как же мне страшно! Страшно за себя, за аль-Максуда, я боюсь, что никогда не увижу халифа Али…

- Хватит! – Закричал Самир, зажав рот Джамаля рукой, потом прижал юношу к себе, и зашептал в его ухо, обжигая дыханием: - Запомни, я не первый раз пустыню пересекаю, и даже не второй! И всегда возвращался живой! Прекрати запугивать себя, выкинь этот бред из своей головы! Ничего с нами не случится, мы идём тропой караванов, тут полно колодцев. Скоро мы достигнем Эр-Рияда, там отдохнём день, ты наберёшься сил. Лето почти закончилось, жара с каждым днём всё меньше, за Эр-Риядом начнутся степи, и будет немного легче… Потерпи, и ничего не бойся, с тобой ничего не будет, пока я рядом, запомни это! И ещё одно: не молчи, говори мне обо всём, что тебя тревожит, я должен знать о мыслях, что бродят в твоей очаровательной голове! Успокойся, я доставлю тебя халифу!

Он укутал дрожавшего юношу в плащ, и снова прижал к себе, стараясь согреть и защитить от мрачных мыслей.

- Как ты думаешь, нас будут искать? – Тихо спросил Джамаль, - Те, кто…

- Думаю, нет, - вздохнул Самир. – Разбойники получили то, что им было нужно, теперь, наверное, к своему хозяину скачут. Что им до нас, раз письма попали им в руки? Наверное, решили, что мы погибнем в песках.

- Ты так уверен?

- Да. Когда ты дремал на стоянке, я осмотрел окрестности, никаких следов погони.

- И всё же…

- Не думай об этом, тебе необходимо отдохнуть. Ты спи, а я покараулю.

- Как мы днём поедем, если ты не выспишься? – Удивился Джамаль.

- Я воин, о, юноша, я привык к походной жизни. Потом высплюсь, спи, хватит болтать!

Вздохнув, Джамаль закрыл глаза и вскоре заснул. Ночью ему снился халиф Али, встречавший его в садах своего дворца, подозрительно похожего на дворец аль-Максуда. Али улыбался, идя на встречу юноше, и Джамаль с удовольствием приник к сильной груди араба, чувствуя всю нежность его объятий…

Утром после молитвы и завтрака продолжили путь. За день нужно будет покрыть большое расстояние, чтобы добраться до небольшой стоянки впереди, где можно немного отдохнуть. А после, с новыми силами, пересечь полосу пустыни Нефуд, преграждающей путь. Самир торопил юношу, гнал коней по жаре, ведь в кроваво-красных песках Нефуда, усеянных острыми камнями, так не поторопишься! Джамаль послушно следовал за воином, полностью доверившись его знаниям и опыту.

Мерный стук конских копыт отсчитывал расстояние, ландшафт постепенно менялся. Джамаль, закутавшись в гутру, смотрел вдаль, в надежде увидеть стены города, где им предстояло отдохнуть. Самир ехал рядом, то и дело бросая взгляды на гаремного красавца, тревожась за его душевное и физическое состояние. Пустынный зной совершенно измотал мальчика, что неудивительно – днём сёдла и одежда нагревались под лучами солнца так, что до них было не дотронуться, редкий порыв ветра поднимал песок, клубки колючек перекатывались под копытами коней, иногда встречалась чахлая поросль травы да полусухих деревцев, боровшихся за жизнь. Ехали молча, слушая стук копыт, терпя зной, делая стоянки только вечером, когда солнце касалось горизонта. Молились, ужинали и ложились спать, накормив и напоив коней. К счастью, колодцы в этой местности хоть изредка, но попадались – и тогда уж пили досыта, радуясь ещё одному пережитому дню. Местность эта была центром караванных путей, и бедуины регулярно ходили здешними тропами, делая стоянки у колодцев. Сейчас же караваны не встречались – торговые пути оживут лишь когда окончательно спадёт зной. С одной стороны, это хорошо – значит, и пустынные разбойники сидят по своим логовам, не делая вылазок на тропы: кого им грабить?

Скоро достигли кроваво-красных песков Нефуд. Эта пустыня не могла сравниться по величию с Руб-Эль-Хали, но вот по жестокости превосходила. Острые камни, усеявшие её территорию, ранили ноги верблюдов и коней, рвали обувь путников. Но это не так страшно, как самумы, когда в воздух поднималась туча красного песка, поднятого ветром. Со стороны зрелище было жутким – словно кровь кипела над землёй. Часто неопытные путники сходили с ума от этого зрелища. Так родились легенды об ужасном пустынном джинне, пожиравшем целые караваны.

Самир с Джамалем пересекли вытянувшуюся шею Нефуд без особых проблем. Благодаря опыту воина, оба путника покинули пустыню, восхваляя Аллаха за его милость. Но в конце путешествия их ждал неприятный сюрприз: колодец, где Самир рассчитывал пополнить запасы воды, отсутствовал.

Вернее, колодец был, но вместо воды в нём обнаружился песок, и над каменным горлом беспомощно висели остатки деревянного ворота.

- О, Всевышний, чем мы разгневали тебя, что ты наказываешь нас столь жестоко? – Воззвал к небу воин, в отчаянии упав на колени.

- Что с этим колодцем? – Спросил Джамаль, не желая покидать седло. – Что случилось, Самир?

Воин поднялся с колен, обернулся к юноше, закутанному в плащ, и безутешно вздохнул.

- Колодец пуст, Джамаль…

- Как пуст?

- По-видимому недавно был самум, и колодец засыпало. Странно, что бедуины не закрыли его, ведь песчаные бури здесь не редкость.

- Ты хочешь сказать… - Юноша сглотнул комок. - Что мы можем умереть от жажды?

- Ох, Джамаль, - Самир подошёл к юному всаднику и положил руку на его колено, ощущая дрожь. – Мы не успеем умереть от жажды, но воду придётся экономить, пополним запасы только в Эр-Рияде.

- А он далеко? – С надеждой взирал на воина юноша.

- Примерно день пути. – Мысленно прикинул расстояние Самир. – Самое большее полтора. Вот что. Давай сейчас разобьём лагерь и отдохнём. А ночью продолжим путь, так быстрее будет.

- Но, Самир, как мы поедем ночью? – Удивился Джамаль и спрыгнул с коня. – А зыбучие пески? И как ты дорогу найдёшь? – Он взглянул в суровое лицо воина, в глазах которого сверкнула добрая усмешка.

- Зыбучих песков здесь нет, а выведу я нас по звёздам, - Самир быстро стреножил коней, и начал разгружать скромную поклажу. – Ночью прохладно, и мы сможем ехать быстрее. Пустыня кончилась, и здесь вполне ровные дороги, коней рысью или даже галопом погоним. А сейчас помоги мне разбить шатёр, потом я приготовлю нам поесть.

Юноша с радостью принялся помогать, украдкой наблюдая за спутником. Самир, грозный на вид, оказался вполне дружелюбным и общительным. После их откровенного разговора в палатке они сблизились и стали понимать друг друга лучше. В дополнение к покладистому характеру, Самир имел ещё и приятную внешность, что так же не ускользнуло от Джамаля. Нет, юноша не желал Самира, он чувствовал себя обузой, и хотел хоть как-то отблагодарить своего проводника за заботу. А отблагодарить Джамаль мог только дружбой… Самир же не подозревал о мыслях юноши, но всё чаще натыкался на его кроткий, чуть виноватый взгляд. Когда же воин повышал голос, или гневался, глаза Джамаля наполнялись слезами, что тут же обезоруживало Самира. Больше всего он боялся, что юноша повредится рассудком, или, что ещё хуже, умрёт в дороге – Джамаль выглядел хрупким, как хрустальный сосуд, и был соблазнителен, как сочный плод, вызревший под солнцем и покрытый капельками утренней росы. И плод этот постоянно испытывал стойкость воина.

Дневали в палатке, наспех поставленной – лишь бы солнце не жгло. Юноша почти весь день дремал, иногда пробуждаясь от полусна, чтобы припасть к бурдюку с тёплой водой. Самир полулежал рядом, разглядывая спутника, пытаясь определить, сколько ещё выдержит Джамаль, и планируя дальнейший путь.

Когда солнце склонилось к горизонту, предвещая прохладу ночи, свернули лагерь, оседлали коней и отправились в путь. Кони бежали ровной рысцой. То и дело попадались заросли кустиков, небольшие рощицы пальм, даже колодцы. Им удалось напоить коней и пополнить запас живительной влаги. Но, к удивлению Самира, при приближении к городу все попадавшиеся колодцы оказывались засыпанными песком, что насторожило воина, но он решил не беспокоить Джамаля.

Следующий рассвет застал их посреди равнины, заросшей араком и редкими пальмами. Здесь и дневали, устроившись в их тени. Вечером продолжили путь. Самир понял, что немного сбился с пути, выйдя из пустыни чуть дальше, чем предполагал. Поэтому до Эр-Рияда они добрались не через день-полтора, а через два, достигнув его стен, когда время перевалило за полдень. Ещё с наступлением утра воин заметил блеск солнечных лучей на куполах мечетей, и решил продолжить путь под палящим солнцем. Это была вынужденная мера – бурдюки опустели, кони тоже устали и мучились от жажды, как и их седоки. Джамаль, совершенно измотанный и уставший, из последних сил держался в седле, мысленно вымаливая у Аллаха милости. В глазах юноши блеснул огонёк надежды при виде городских стен, приближавшихся с каждым шагом.

Мальчик разглядывал множество минаретов, возвышавшихся над городскими стенами, отбрасывавшими живительную тень, и над ними поднимались дымки от множества костров.

Недалеко от запертых городских ворот Самир осадил коня, и оглядел мрачные стены большого города. Тишина. Даже муэдзинов не слышно. Обычно гостеприимный город, ворота которого закрывались лишь на ночь, выглядел неприступной крепостью. Сомнение блеснуло в глазах воина.

- Это и есть Эр-Рияд? – Почти шёпотом спросил Джамаль, глядя на Самира из-за гутры.

- Да, Джамаль, - глядя на город, произнёс воин. – Подожди здесь, я узнаю, в чём дело…

- А что не так? – Удивился юноша. – Ты говорил, что в Эр-Рияде можно отдохнуть, и…

- Подожди здесь, Джамаль, - повторил Самир, нахмурившись. – Что-то меня настораживает…

Он хлестнул коня, и тот рысью побежал к воротам. Подъехав, Самир окликнул стражников. К его удивлению, никто не ответил. Стены города были мертвы.

- Эй, есть кто живой?!!! – Закричал путник. – Мы немного заблудились в пустыне, и у нас почти нет воды и запасов пищи!!!

Наконец, на его зов ответили. На городской стене появился худощавый стражник.

- Уходите прочь! – Крикнул он. – Ищите пристанище в другом месте!

- Но как же так? Откройте, во имя Аллаха! – Возразил удивлённый Самир. – Эр-Рияд слывёт своим гостеприимством! Впустите нас! Мы только пополним запас воды! По дороге мы встретили множество колодцев, но по воле Всевышнего, они все засыпаны песком! По злому року самум лишил путников воды …

- Это не самум, о, путник! – Перебил его стражник. – Мы сами засыпали все колодцы в округе!

- Но зачем, помилуй вас Аллах?!

- В городе чума! Вымерло больше половины жителей! Мы побоялись, что ветер разнесёт заразу, и засыпали колодцы, чтобы болезнь не перекинулась дальше, - мрачно ответил стражник.

- Чума?! – Испуганно переспросил Самир. – Но… как же так?

- Не в нашей воле выбирать судьбу, добрый путник! Погребальные костры горят каждый день, совсем скоро город вымрет. Уходи, если тебе дорога жизнь. Я не открою ворота!

- У нас нет воды, мы не выживем! – Отчаялся Самир, но ему никто не ответил, наверное, стражник ушёл со стены, не желая затягивать пустую беседу.

Решив не мешкать, воин отъехал от ворот обречённого города. Вернувшись к ожидавшему его Джамалю, он впервые не знал, что сказать.

Самир изучающе взглянул на юношу – сколько тот ещё выдержит? Уже неделя прошла, как они покинули далёкий Кятиф. Всю дорогу их сопровождали зной, лишения и страх быть пойманными. За это время мальчик осунулся, немного похудел, глаза его уже не светились задорным огоньком, а улыбка увяла на его устах, словно роза на разогретом солнцем камне. Посеревшие от пыли штаны и рубашка продувались ветром, гутра защищала его голову от пустынного жара, скрывая не утратившее красоты лицо. Всего семь дней лишений в песках, а у мальчишки уже истерики. Что дальше будет?.. Джамаль поднял на своего проводника взгляд, полный надежды. Тревога кольнула сердце при виде мрачного и даже немного растерянного вида Самира.

- Так мы едем в город? – Тихо спросил Джамаль, - Нам нужен отдых и вода…

- Знаю, Джамаль, знаю, - вздохнул воин, пытаясь как можно мягче обрисовать ситуацию. – Но в городе мы этого не найдём… Нам придётся продолжить путь, здесь полно троп, и второй палец Нефуд не такой широкий…

- Что ты говоришь? – Распахнул глаза юноша. – Не ты ли говорил мне, что в Эр-Рияде мы сможем набраться сил? А теперь хочешь ехать дальше? Без еды, без воды, на едва живых конях? Будь благоразумен ради Аллаха, и пропусти меня в город!..

Юноша направил коня к воротам Эр-Рияда, уверенный в безумии Самира.

- Не езди туда, Джамаль! Не надо!!! – Самир хлестнул своего скакуна, догнал юношу, и схватил его лошадь под уздцы. - Не надо, мальчик! Давай лучше уедем отсюда! Не езди в город, ради Аллаха, не езди!

- Что случилось? – Юный путник недоумевал. – Почему мне не нужно ехать в этот город? Что ты узнал, Самир?

Воин отпустил его коня, и вздохнул, облизнув пересохшие губы.

- Джамаль… колодцы в округе не самум уничтожил… это жители сделали.

- Но почему? – Удивился юноша.

- В Эр-Рияде чума, Джамаль, она унесла уже больше половины его жителей… колодцы засыпали песком, чтобы предотвратить распространение заразы, может, они и правы…

- Чума??? – Юноша судорожно вздохнул. Он слышал об этой болезни, даже читал в книгах аль-Максуда. Болезнь поистине страшная. – И что нам теперь делать?

- Справедливый вопрос. – Самир взглянул на испуганного юношу, находившегося уже на гране безумия. – Продолжим путь, у границ пустыни должны быть колодцы, или оазисы, там и запасёмся водой…

- А если всего этого НЕ БУДЕТ? Что тогда? – В отчаянии воздел руки к небу Джамаль. – Ляжем на песок и будем ждать смерти?

- Я, кажется, поклялся доставить тебя к аль-Фаруку, - напомнил юноше воин. – Если же Аллаху будет угодно даровать нам смерть в песках, ты не будешь мучиться, обещаю! – Он дотронулся до рукояти своего меча.

Джамаль с ужасом поглядел на Самира.

- Ты… ты убьёшь меня?

- Это лучше, чем медленно запекаться под солнцем! Но до этого не дойдёт, будь уверен! Через семь дней мы будем в Сане! А теперь разворачивай коня, и едем из этого проклятого места!

Потрясённый юноша послушно поскакал за своим проводником. А что ему оставалось? Сидеть под воротами обречённого города смысла не было, остаётся ехать вперёд и молить Всевышнего о милости…

- Куда мы едем? – Нарушил тишину Джамаль. Уж лучше говорить, чем слушать шорох чахлой травы под ногами коня.

- В Эль-Хиллу, там должна быть вода, - задумчиво произнёс Самир. – Это поселение достаточно удалено от пустынь, и там вполне живописная местность. Пополним запасы, и караванным путём придём в Сану, оставив Руб-Эль-Хали по левую руку…

- А если и в Эль-Хилле свирепствует чума, что тогда? – Взволнованно спросил Джамаль, тревожась неизвестности, поджидавшей их впереди.

- Там мы это и узнаем. Но, думаю, что Эль-Хилла не пострадала, караваны ещё только начнут ходить по тропам, в летний период здесь затишье. А это значит, что заразу разносить некому… Уверен, что там безопасно.

- Разве нет другого пути? – Приподнял брови юноша.

- Почему, есть ещё путь, но мы его не перенесём. Нам придётся податься на север, то есть двигаться в направлении, противоположном тому, которое нам нужно. Пересечь второй палец Нефуд, придти в Шакру, и по караванному пути спуститься в Мекку, а оттуда – по побережью в Сану. Можно, конечно, сократить путь, но я плохо знаю те места, и боюсь, мы заблудимся. К тому же, вдали от караванных троп редко бывают колодцы. Ну, так что ты выбираешь?

Мальчик задумался, оценивая полученную информацию. Затем, приняв решение, ответил:

- Идём в Эль-Хиллу. Как я понял, так мы быстрее доберёмся до цели?

- Ты смышлёный мальчик! – Самир протянул ему полупустой бурдюк. – Много не пей, это всё, что у нас осталось. Чуть позже напоим коней, в бурдюках, что я припас для них, ещё есть немного воды. Потом им тоже придётся терпеть, если, конечно, в пути не случится чудо.

Юноша глотнул тёплой, затхлой воды и отдал бурдюк спутнику. Тот тоже отхлебнул немного. К вечеру остановились на отдых, поужинали тем, что осталось – сухим хлебом и финиками, запив глотком воды. Кони фыркали в бурдюки, из которых Самир сделал дорожные поилки, допивая остатки воды. Стреножив скакунов, улеглись в палатке, набираясь сил на следующий день.

Утром продолжили путь. Эр-Рияд давно растаял вдали, оставшись где-то там, за горизонтом, обречённый на вымирание. Утомлённым глазам юноши предстала равнина, лишь вдали виднелись очертания гор, при более пристальном рассмотрении оказавшиеся барханами, грозно вздымавшимися у границ мёртвых земель.

Ехали молча, лошади шли шагом, утомлённо фыркая. На второй день пути ветер стих, и над землёй разлилось зыбкое марево раскалённого воздуха. Колыхавшийся жар создавал картины поистине жуткие, потрясая и без того воспалённый мозг ужасной реалистичностью. Джамалю казалось, что там, впереди, их поджидает чудовище. Как раз на их пути располагалась его зубастая пасть, глаза горели, словно угли, когти впивались в камни, а крылья застилали небо. Мальчик задрожал всем телом, представляя, как эти острые клыки вонзятся в его кожу.

Самир же оглядывал местность, стараясь не пройти мимо селения, немного удалённого от караванного пути. Он уже еле держался в седле, из последних сил сохраняя волю двигаться вперёд. Кони, эти дети из табунов бедуинов, привыкшие к трудностям, пожалуй, лучше переносили тяготы пути, чем их седоки.

- Джамаль, потерпи, скоро приедем, - глухо произнёс Самир. – Ещё немного…

А юноша всё смотрел вперёд, любуясь на страшного зверя, ехидно глядевшего на своих жертв, шедших прямо в его пасть. Его глаза горели всё ярче, крылья становились всё меньше… юноша пригляделся.

- Самир, нам надо туда! – Он махнул рукой вперёд. – Едем! Самир, давай же!

- Мы должны попасть в Эль-Хиллу, а она должна быть правее… - Упрямо мотнул головой воин. И что пришло на ум этому мальчишке? – Я знаю, куда ехать!

- Самир, доверься мне! Прошу! – Юноша стегнул коня, и погнал измученное животное вперёд.

- Куда?! – Кляня Джамаля на все лады, воин погнался за ним.

А юноша, настёгивая коня, скакал вперёд. Чудовище становилось всё меньше. Его хвост оказался цепью холмов у пересохшего русла реки. Туловище обернулось морем палаток, раскинувшимся под беспощадным солнцем, его глаза были кострами, а крылья – дымом от этих костров.

- Это не чудище, это…

- Лагерь бедуинов! – Закончил за юношу Самир, догнав его. – Но нужно быть осторожнее, среди бедуинов полно разбойников!

- Как ты думаешь, нас заметили? – Юноша повернул голову к воину, не зная, радоваться или бояться.

- Похоже, что да! – Самир указал на трёх всадников, галопом скакавших в их направлении.

Джамаль присмотрелся – три кочевника быстро приближались, ветер играл с их походными плащами, а из-под копыт коней поднимались облака пыли. Юноше сначала было страшно, но сейчас, измучившись без воды и еды, в почти бессонных переходах, опасаясь за свою жизнь, он внезапно перестал бояться. Мирные ли это кочевники, или же разбойничье племя – не всё ли равно? Конец будет один.… Свет перед глазами Джамаля померк, ненавистные земли и скачущих по ним всадников поглотила тьма, и мальчик упал с коня…

Очнувшись, юноша лежал с закрытыми глазами, пытаясь понять, жив он или уже мёртв. Лежал он на мягком ложе, ноздри щекотал аромат амбры, откуда-то издали доносилось ржание лошадей, мужские и женские голоса, слышался лязг камня о затачиваемый им клинок, журчание воды, наливаемой в сосуды…

Джамаль вздохнул, открыл глаза, и начал оглядываться вокруг. Лежал он в большом шатре, устланном дорогими коврами, у стен палатки стояли столики с серебряной посудой и подносами, наполненными лакомствами. Мальчик откинул лёгкое одеяло, разглядывая руки, ощупывая лицо и тело – похоже, что он жив, и происходящее ему не снится. С тревогой мальчик проник под рубаху, и с облегчением вздохнул – письма аль-Максуда были на месте. В палатку бесшумно вошёл Самир, тревожно глядя на юношу.

- Слава Аллаху, ты очнулся! Ну и напугал же ты меня! Как твоё самочувствие?

Джамаль пошевелился, прислушиваясь к своим ощущениям.

- Нормально, только нога немного болит…

- Неудивительно, ты же с коня упал! Нога не сломана?

- Не знаю, вроде бы нет…

- Дай, посмотрю! – Самир, присев на ложе, откинул одеяло с ног юноши, и прикоснулся к точёному бедру Джамаля. Это его движение заставило беднягу вздрогнуть и отстраниться от воина. – Не бойся, я просто посмотрю.

Самир аккуратно ощупал ногу юноши, с радостью заметив лишь небольшой синяк. Перелома не было. Араб закончил осмотр, но всё же не мог отказать себе в удовольствии пробежать пальцами по нежной коже юноши в очередной раз, ощущая её шёлк. На губах его мелькнула едва заметная улыбка. Незнакомое доселе чувство проснулось в Самире, запретное желание мелькнуло в его душе, внезапно захотелось прижать Джамаля к себе и утешить, успокоить, прильнуть к его устам, таким соблазнительным…

- Ты закончил? – Голос мальчика вернул Самира к действительности. Он, немного опешив от своих желаний, взял себя в руки и взглянул в глаза юноши. Интересно, Джамаль догадался о его мыслях? Судя по надменному взгляду, да…

- Ты, когда с коня упал, я думал, всё, не сносить мне головы, не уберёг мальчика! – Как ни в чём не бывало, начал рассказ Самир, стараясь не смотреть на Джамаля. Юноша, поднявшись с постели, взял со столика кувшин с водой и стал пить прямо из него. – Подъехавшие кочевники оказались, на наше счастье, из клана Саддина аль- Абдульбари.

- Кто он? – Оторвался от кувшина юноша.

- Саддин разводит породистых лошадей, торгуя ими в крупных городах. Он горд и не в меру заносчив, абсолютно независим от всех. Большую часть времени проводит в кочевье, иногда месяцами может стоять лагерем на одном месте.

- Откуда ты про него столько знаешь? – Джамаль принялся за финики, лежавшие на блюде.

- Его лагерь почти полгода стоял у ворот Кятифа года два назад, наш господин покупал у него лошадей. Потом, в ночной темноте аль-Абдульраби свернул лагерь и увёл людей, ища новое пристанище. – Самир наблюдал за юношей, с аппетитом кушавшего сыр. – Он обещал нам помочь, его караван идёт на запад, и, кстати, он велел явиться в его палатку, когда очнёшься. Сейчас принесут воду и чистую одежду, только постарайся побыстрее привести себя в порядок – Саддин не любит ждать!

С этими словами Самир вышел из шатра, оставив Джамаля одного. Но юноша не долго пробыл в одиночестве – ему принесли воду и серебряную посуду. Он омылся, переоделся, не забыв перепрятать и письма, бережно завёрнутые в шёлковую ткань и хранимые всё это время у сердца.

Закончив с туалетом, юноша вышел из шатра и огляделся. Караван кочевников встал огромным лагерем, насчитывавшим около двух сотен шатров. Тут были и женщины, готовившие еду на кострах, бегала детвора, ржали кони, верблюды лениво жевали свежую зелень. Шатры раскинулись по долине, окружив единственный колодец с водой, источник жизни. Вдалеке виднелись дымки – где-то там располагалось поселение, куда совсем недавно стремились утомлённые путники.

- Идём! – К Джамалю подошёл Самир и оба направились к самому большому шатру, рядом с которым на ветру развевались флаги клана. Палатка была довольно большой, яркая её ткань спорила с окружающим миром в яркости красок. Над входом в шатёр красовались тяжёлые шёлковые кисти, один из кочевников приподнял занавесь, приглашая гостей войти к шейху племени.

Оказавшись внутри, юноша окинул взглядом пышное убранство шатра – множество персидских ковров, создававших мозаику узоров, несколько столиков, заставленных светильниками и серебряной посудой. Посреди всей этой роскоши красовались мягкие подушки, положенные вокруг небольшого столика. Это была комната для приёма гостей. Вторую часть шатра скрывала тяжёлая занавесь.

Осмотревшись, юноша встретился взглядом с хозяином жилища.

Обитатель шатра был одет в шёлковые одежды, отделанные по краю золотым шитьём, с кинжалом за широким поясом, и в кожаные сапоги. На пальцах его рук красовались перстни, ценность которых не поддавалась подсчёту.

Шейх племени (а Саддин был именно им) пристально разглядывал Джамаля. В глазах араба застыло немое потрясение – не смотря на долгий путь в песках, юноша не растерял своей красоты и грации. Облачённый в облегающие штаны и рубашку, подчеркнувшие хрупкость юного тела, Джамаль поневоле привлёк к себе внимание Саддина.

- Господин, это и есть мой спутник, - Нарушил тишину Самир, не замечая напряжения, повисшего под куполом шатра. – Он лишь подтвердит вам мои слова.

- Посмотрим, - сухо ответил шейх. Голос его был приятный, но холодный, как вода горной реки. – Я пока так и не узнал, как зовут твоего спутника, воин.

- Джамаль, господин, - юноша слегка склонил голову в знак почтения, и затем без страха взглянул в лицо Саддина.

Предводитель бедуинов имел приятную внешность. На вид Саддину было около тридцати двух лет, волосы его были черны, как душа шайтана. Высокий, широкоплечий, нормального телосложения сын арабских земель. Высокий лоб, чёрные, нахмуренные брови, карие глаза, в которых горели искорки недоверия и любопытства одновременно, орлиный нос, полные губы, окладистая бородка и аккуратные усики – Саддин слыл красавцем и сердцеедом. Жертвой его чар пали многие красавицы, окончившие свою свободную жизнь в его гареме, не был он равнодушен и к юношеским ласкам.

Но это была лишь одна сторона его личности – таким его знали его соплеменники. Для посторонних Саддин представлял собой строгого, имевшего деловую хватку коневода. Лошади его табунов были по карману только знати, но даже среди, казалось бы, богатого сословия были такие, кто значился в списках Саддина должниками. Он давал деньги в долг, под огромные проценты, а так же доставал вещи, какие не продавали на городских рынках – услуги убийц, отравителей, колдунов и опытных воров.

Да, у Саддина друзья и подельники присутствовали во всех слоях общества. На плату он не скупился, вёл чёткую бухгалтерию, на каждого клиента составлял бумагу, хранившуюся в сундуке, стоявшем в его спальне. Посетить шейха этого племени можно было только с его разрешения. Саддин сам решал – выгодно ли ему иметь дело с тем или иным человеком. Аль-Абдульраби, суровый и гордый шейх племени бедуинов, прищурившись, смотрел на юношу, разглядывая полную грации фигуру, от его опытного взгляда не ускользнула “дворцовая” (так он сам её называл) осанка, выдававшая в Джамале обитателя богатого дома.

Шейх высокомерно улыбнулся, встретив ответный, кроткий взгляд мальчишки. В глазах заплутавшего путника не было и тени гордыни, над верхней губой выступили капельки пота, выдавая его волнение. Наверное, и сердечко трепещет в груди!

- Просто Джамаль? – Приподнял бровь Саддин.

- Джамаль ибн Абу Селим, - опустив глаза в пол, ответил юноша. Он с детства ненавидел это имя, и мужчину, его носившего. Обида давно умерла в сердце мальчика, уступив место ненависти к отцу. – Так меня зовут.

- Джамаль ибн Абу Селим, - задумчиво протянул аль-Абдульраби, хмуря брови. Он налил себе воды в стакан из высокого кувшина великолепной чеканки. – Теперь ты расскажешь мне историю вашего путешествия.

- Но, уважаемый шейх, - возразил Самир. – Я уже всё вам рассказал!

- Молчать! – Прикрикнул на него предводитель бедуинов. – Вы находитесь в моём шатре, и будете исполнять мои приказы!

- Мальчику нужен отдых, - как можно мягче произнёс воин, боясь разгневать Саддина. – Ему нечего добавить к моим словам…

- Посмотрим, - сухо ответил шейх, повернувшись к Самиру. – А теперь иди в отведённый для вас шатёр, ты мне пока не нужен более.

- Вы обещали помочь, шейх, - цеплялся за соломинку Самир.

- После разговора я подумаю и приму окончательное решение. Я позволил вам отдохнуть на нашей стоянке и укрепить силы. Я не говорил, что возьму вас с собой в путь! А теперь иди и не смей больше испытывать моё терпение! - Аль-Абдульраби хлопнул в ладоши, призвав одного из стражей, стоявших у входа в палатку. – Проводите нашего гостя в его шатёр! И пусть меня никто не беспокоит!

Поклонившись, охранник приподнял плотную занавесь, знАком приглашая Самира следовать за собой.

- Гостя? Или всё же пленника? – С этими словами воин покинул шатёр, с тревогой оставляя юношу наедине с этим разбойником. Только бы Джамаль лишнего не сказал! Как бы этот разбойник, почуяв наживу, не продал мальчика…

Когда шаги Самира стихли, шейх аль-Абдульраби взглянул на юношу, всё ещё сохранявшего видимость храбрости.

- Итак, Джамаль ибн Абу Селим, я тебя слушаю, - с этими словами он положил ладонь на плечо несчастного, заставив того вздрогнуть. – И не вздумай лгать мне! А если попытаешься скрыть от меня что-либо, я сумею развязать тебе язык! Я слушаю, юноша!

Мальчик с трудом сохранял спокойствие. Находясь наедине с шейхом бедуинов, столь грозным, он по-настоящему испугался. Мысли беспорядочно скакали в голове, не желая складываться по порядку. Только одно ясно пульсировало в голове – сохранить в тайне письма аль-Максуда. Саддин не должен о них узнать. Предводитель племени испытующе смотрел на мальчика. Юнец явно чего-то боится. Но чего? Сейчас это не имело большого значения. Саддина заинтересовал сам мальчик. Такой красивый, пугливый, беспомощный… подобный ветру, несущему на крылах ароматы благоухающих садов. Аль-Абдульраби выжидающе поднял бровь.

Взглянув на развалившегося на подушках бедуина, мальчик облизнул пересохшие губы, и начал свой рассказ, многое утаив от шейха. В частности, историю с визирем, не имевшую значения и последующие события. Но, пытаясь спрятать свой страх, мальчик не учёл острого ума Саддина.

- Очень хорошо, - кивнул шейх. – Ваши слова совпадают. Смею надеяться, что твоя кротость не позволит тебе лгать! Так ты говоришь, на ваш караван разбойники напали?

- Да, о, шейх, - вздохнул Джамаль. – Мы не осмелились вернуться, и решили продолжить путь, неся халифу тысячу приветов и мольбу о помощи…

- Ах, юноша! – Осадил мальчика Саддин. – На этом месте замолкни, ради Аллаха! По лицу вижу, что ты скрываешь в сердце тайну, и видит Всевышний, я не хочу её знать! Дворцовые интриги не доводят до добра!

- Но…

- Продолжай, если желаешь, но для начала я залью свои уши воском! – Отмахнулся от него Саддин. – Я знаю твоего господина, аль-Максуда. Он покупал у меня коней, и его шурта охраняла наш лагерь, когда мы стояли у стен Кятифа! Я доведу тебя до Саны, только не мучь меня своими секретами!

- О, шейх, да благословит тебя Аллах и осыплет своей милостью! – Поклонился мальчик.

- А за это, юный Джамаль, украшение гарема, ты скрасишь моё одиночество! До меня дошли слухи о твоём прекрасном голосе, и я хочу насладиться им!

- С радостью спою вам, о, шейх! Но не более.

На этом Саддин отпустил Джамаля. Юноша удалился в свою палатку, а Саддин сидел на подушках, загадочно улыбаясь. Он поглаживал бородку, мечтательно жмурясь. Стоя несколько месяцев у стен гордого Кятифа, он не раз слышал о красоте и нежности прекраснейшего цветка из гарема аль-Максуда…

Вернувшись в палатку, юноша без сил упал на ложе, отказавшись от ужина – разговор с шейхом измотал его. Он только порадовал Самира известием, что аль-Абдульраби доведёт их до земель халифа Али.

Едва Джамаль расслабился на ложе, как в палатку вошёл иссушенный солнцем бедуин.

- Славный шейх просит вас, о, путники, отобедать с ним! – Ответил он на удивлённый взгляд мальчика. – И просит напомнить тебе, юноша, о твоём обещании!

С этими словами кочевник вышел из шатра, провожаемый полным недоумения взглядом воина. Мальчик задумался, переживая заново разговор с Саддином. От мыслей его отвлёк Самир.

- Что ты обещал ему? – Сухо поинтересовался воин.

- Он просил меня спеть. Придётся сдержать слово…

- Ты обязан принять приглашение Саддина. – Взглянул на расстроенного мальчика Самир. – Иначе он опозорит тебя. Об одном молю: будь благоразумен, о, прекрасный Джамаль!

- Я знаю… - вздохнул мальчик. – Самир… я боюсь его!

- Я рядом! Ничего не бойся.

Ближе к вечеру они отправились в шатёр Саддина, где их ждала роскошно накрытая скатерть. Прожаренное мясо, натёртое перцем, нарезанный огурец, поджаренные ломтики хлеба, тонкие, как хлопковая ткань, пьянящий шербет и свежие фрукты.

Вознеся хвалу Всевышнему, принялись за еду. Трапеза прошла за беседой. Путники рассказали бедуину о своих злоключениях, рассказав и об эпидемии чумы в Эр-Рияде.

- Да, я знаю, - ответил Саддин. – Чуму в город занесли бродячие торговцы камфарой. Эр-Рияд закрыли совсем недавно, по приказу градоправителя были засыпаны колодцы.

- Куда лежит ваш путь? - Поинтересовался Самир. – У вас довольно большой табун превосходных коней!

- Я вёл караван по тропе верблюдов, ведущей в Багдад. Хотел разбить лагерь у стен Города Мира, на берегу реки. Но мои планы изменил голубь, принесший весть от халифа Али, - эти слова заставили вздрогнуть юношу, что не ускользнуло от кочевника. Улыбнувшись, Саддин продолжил. – Славный Али Мамед, да пребудет с ним мир и удача, пожелал купить у меня лучшего скакуна, и пригласил меня погостить в его дворце. Я не мог отказать себе в удовольствии заключить с ним сделку, и осесть ненадолго у стен Саны, в живописных садах халифа Али.

После ужина в шатёр принесли кальян. Воин принял предложение шейха, и с удовольствием затянулся. Юноша же полулежал на подушках, лакомясь рахат-лукумом. Значит, благодаря чуду они набрели на стоянку Саддина.

- А ваш лагерь долго здесь стоит? – Поинтересовался Джамаль.

- Мы пришли в эту долину вчера вечером, завтра мы пополним запасы воды, и на следующее утро отправимся в путь. И, конечно же, вы пойдёте с моим караваном! А теперь, Джамаль, спой мне!

Шейх подал юноше рубаб, и мальчик коснулся его струн.

- Счастливец тот, кому не до мирских забот,

Не водит он пером, ни слова не прочтет.

Как некогда Меджнун, стремится он в пустыню,

А то живет в горах, газелей там пасет…

Юноша спел несколько песен, пряча взгляд под полуопущенными ресницами. Он старательно отводил взор от Саддина, словно не замечая его сладострастной улыбки. После ужина и пения юноша сослался на усталость. В сопровождении воина он удалился в свой шатёр, оставив Саддина наслаждаться лишь несбыточными мечтами.

Самир нёс стражу у входа в палатку. И лишь когда последний костёр угас, стих последний шёпот, он, замёрзший, вошёл в шатёр. Юноша спал, вытянувшись на ложе. На лице Джамаля застыла счастливая улыбка. Воин тихо прилёг рядом, и вскоре тоже заснул, сдавшись перед многодневной усталостью.

День Джамаль провёл в палатке, прячась от палящего солнца. Общество ему составлял только Самир. Шейха Джамаль опасался, и решил как можно реже попадаться ему на глаза. Юный красавец, проживший четыре года в гареме городского кади, прекрасно воспитанный и благоразумный, обученный тайнам любви, всегда был верен своему господину. Теперь же, храня и лелея в сердце любовь к халифу Али, он не хотел осквернять это чистое чувство грубой похотью с бедуином. Да, плоть звала после столь продолжительного воздержания, но Джамаль желал утолить этот голод только в объятиях халифа. Лишь Али имел право слиться с Джамалем воедино, только Али мог познать сладость его поцелуев и нежность его ласк. Джамаль – мальчик из гарема знатного кади, а Саддин… всего лишь бедуин.

Ближе к вечеру Самир отправился проверить лошадей, и юноша остался в шатре один. Этим не замедлил воспользоваться шейх. Он вошёл в шатёр в тот самый момент, когда юноша пил воду из кувшина и серебристая струйка стекала по его лебединой шее, пропадая за воротом рубашки. Услышав шорох, Джамаль обернулся.

- Ах, это вы, шейх! – Он поставил кувшин на стол, демонстрируя тонкие запястья.

- Я напугал тебя, прекрасный цветок? – Улыбнулся Саддин, подходя к юноше. – Здесь тебе нечего бояться!

Он протянул руку с намерением прикоснуться к волосам юноши, но Джамаль сделал шаг назад.

- Уверен в храбрости и силе воинов шейха! – Ответил он, глядя газельими глазами.

- Однако ты вздрогнул, когда я вошёл, - хитро улыбнулся Саддин. – Или ты боишься величия шейха?

- Нет, не боюсь! – Гордо поднял голову Джамаль. – Величие не пугает меня, я давно живу в его тени!

Шейх пригладил бородку, оценивающе глядя на юношу – невысокий, стройный, полный грации мальчик – словно персик в полном соку. Надломи – и брызнет нектаром. Кроткий взгляд кофейных глаз пленял, коралловые губы звали в мир поцелуев, тонкая талия просила обвить её руками, а бёдра грозили сладчайшим пленом. Но юноша был неприветлив.

- Может, ты одаришь меня своей райской улыбкой? – Проворковал аль-Абдульраби, пытаясь скрыть обуявшее его желание.

- Не стоит обесценивать улыбку вымученными ухмылками, - потупив взор, ответил юноша.

- Даже так? – Приподнял бровь Саддин. – Тогда я готов заплатить тебе за неё! – Он шутливо подбросил на ладони серебряную монетку.

- Моя улыбка стоит не жалкий грош, а миллион динаров! – Гордо ответил мальчик. Обладая острым умом, он понял намерения шейха, и теперь искал способ безболезненно от него отвязаться.

- Что ж, - Саддин спрятал монетку. – Не суждено мне увидеть её на твоих устах, ибо не обладаю я таким богатством!

- Истинно богат не тот, кто носит за спиной мешок с золотом, - ответил Джамаль. – А тот, кто, имея доброе сердце, способен постичь истинную любовь!

- Ты заговорил о любви? – Улыбнулся шейх. – Нет, прекрасный цветок, ты заговорил о себе! Ибо любовь – это ты! И я желаю тебя познать!

Он подошёл к Джамалю, готовый пленить его, но юноша, увернулся от его рук. Полным грации движением мальчик схватил со столика кинжал Самира.

- В таком случае, соки любви впитает песок! – Он приставил клинок к своему горлу. – Даже не смей прикасаться ко мне!

Саддин опешил. Однако выходка мальчишки охладила его пыл. Быстро сообразив, чем может обернуться их разговор, он сдал позиции, пытаясь успокоить мальчика.

- О, роза! Неужели я настолько ужасен, что ты способна умертвить себя своим же шипом?!

- Аромат и нежность моих лепестков неподвластны тебе! Зачем мне бесцветный мотылёк? Лишь многоцветная бабочка может насладиться моим нектаром!

- Я не муха, о, Джамаль! – Обиделся Саддин. Не имея возможности переговорить юношу, он устыдился. – Ты и комариного крылышка не стоишь, смея оскорблять давшего тебе кров!

- И вы лишены благородства, намереваясь силой овладеть мной! – Юноша угрожающе выставил клинок.

- Боюсь, я все руки израню о твои шипы! – Фыркнул шейх. Возбуждение покинуло его, и его место занял здравый смысл. – Что за удовольствие наслаждаться ароматом бутона, истекая кровью?

Он повернулся, чтобы выйти и столкнулся с вернувшимся Самиром. Увидев юношу с кинжалом, Самир мгновенно оценил положение, и выхватил меч.

- Бутон этот призван цвести в садах халифа, но не в твоём шатре! – Ответил он на последнюю фразу Саддина. – А потому, благородный шейх, оставь Джамаля в покое, или, раз он так притягивает тебя, отпусти нас с миром! Ради Аллаха, умерь свою похоть, иначе…

- Успокойся, воин! – Вздёрнул голову пристыжённый аль-Абдульраби. – Я не стану более штурмовать эту крепость!

С этими словами Саддин вышел. Взбешённый, убежал в свой шатёр, схватил меч и вонзил его в мягкую подушку. Потом рассмеялся, утирая слёзы – нет, на это дитя нельзя злиться! На себя – да. Но не на Джамаля! Юноша знает себе цену, и верен господину.

Шейх приказал сварить кофе и наслаждался крепким напитком, припоминая беседу с нежным юношей. Саддин был пленён его красотой, и готов был совершить непоправимую глупость, но речи кроткого юноши обезоружили шейха, усмирили бушующие страсти. Аль-Абдульраби начал питать уважение к Джамалю – он вёл себя с ним на равных, не уподобляясь мальчишкам, бесстыдно предлагающим свою плоть в бедных трущобах столичных городов.

Допив кофе, Саддин отписал записку халифу, предупредив о своём скором прибытии. К сожалению, кусочек бумаги был мал, и шейх сообщил лишь, что приедет не один, и его спутники весьма заинтересуют халифа. Спрятав письмо в костяную капсулу, Саддин привязал её к лапке голубя и, выйдя из шатра, подбросил птицу вверх. Расправив крылья, голубок быстро набрал высоту и скрылся из виду.

Вечером аль-Абдульраби, возвращаясь от сторожевого костра, заметил Джамаля, который прогуливался возле палатки.

- Ах, Джамаль, достойнейший из моих гостей! – Тихо начал шейх. – Позволь просить тебя об одной милости!

- О какой милости ты говоришь, о шейх? – мальчик с опаской взглянул на Саддина.

- Прости мне моё недостойное поведение, - склонил голову аль-Абдульраби. – Я не хотел обидеть тебя. Твоя красота ослепила мой разум, но сейчас я смотрю на отражение, а не на само светило!

- Ах, шейх! – Улыбнулся уголками губ юноша. – В таком случае я вас прощаю, но это всё, что я могу сделать. Удовлетворить ваше буйное желание я не смогу, ибо тело моё, как и сердце, принадлежит другому!

- Джамаль, юный красавец из гарема халифа, но прогуляться со мной ты сможешь? Не бойся, моё слово крепко, как дамасская сталь! Я не обижу тебя!

Юноша задумался. Потом кивнул. Они медленно прогуливались по спящему лагерю. Мальчик держался уверенно, ни на миг не сдавая позиций. Он был любезен, но твёрд с Саддином, ни словом, ни жестом не подавая ему повода для флирта. Джамаль ещё раз принял извинения кочевника, узнал об отправленном халифу послании.

- Долго ещё до Саны ехать? – спросил он, глядя на шейха бездонными глазами.

- Нет, мой юный друг, мы будем там, самое большое, через три дня. Но это при условии, что мы сократим стоянки. – Саддин украдкой посмотрел на Джамаля, восхищаясь его грацией и достоинством.

- Пусть будет так. Я устал от бесконечного кочевья.

Они поговорили ещё немного. Саддин рассказал о себе, о своей жизни в бескрайних песках, долгих стоянках в живописных оазисах. Юноша оказался благодарным слушателем – он не перебивал бедуина, с интересом слушая его рассказ. Затем, исполняя просьбу кочевника, Джамаль поведал Саддину историю своего детства, проведённого на окраине Кятифа, о том, как отец продал маленького сына в гарем за горсть монет, удачно пропитых в притоне. Об уроках любви, преподаваемых судьёй.… Аль-Абдульраби взглянул на своего гостя: теперь перед ним стоял не похотливый юнец, каким его представил себе кочевник, а побитый судьбой ребёнок, выросший в юношу, толком не знавшего жизни. Барахтался, словно неопытный птенец, ища помощи у каждого встречного, свято веря в доброту людей. Наивный! К счастью, находясь под неусыпным надзором евнухов, а потом и Самира, мальчик был в полной безопасности. Одинокий, заброшенный в пески волею судеб, слабый физически, но сильный духом, он готов умереть, исполняя приказ господина. Хрупкий юноша, житель и украшение гарема, искушённый в любви, невольно притягивал к себе взгляд. Саддин видел одиночество в глазах мальчика – истосковался, наверное, по ласке.

Беседуя, подошли к палатке Джамаля.

- Когда вы снимаетесь со стоянки, о шейх? – сонно спросил мальчик.

- Завтра утром, сразу после завтрака. – Саддин положил руки на плечи мальчика, и поцеловал его в лоб. – Иди, тебе нужно поспать!

Как только юноша скрылся в палатке, аль-Абдульраби направился в свой шатёр. Лёжа в постели, он удивлялся сюрпризам, которые преподносит Всевышний.

Тихо текла над уставшей от зноя землёй ночь. Безветренная тишь – словно природа решила отдохнуть от солнечной пытки, и едва слышен во тьме жуткий, загадочный шёпот – где-то осыпался песок с бархана, и трущиеся песчинки пели о жизни в суровых землях Аравии.

После завтрака лагерь ожил – собирали шатры, вьючили верблюдов, охранники седлали коней, женщины пополняли запасы воды. Ближе к полудню караван, сопровождаемый табуном коней, двинулся в путь. Привыкшие к пустынным переходам лошади бодро вышагивали позади верблюдов, на побережье, где можно вволю попастись на сочных травах и вдохнуть запах моря. А если повезёт – то и украсить конюшню богатого араба.

Шейх покачивался в седле на спине верблюда, которого вёл в поводу старший погонщик. По расчётам Саддина, в Сану они должны прибыть не раньше, чем через четыре дня, а за это время можно ещё не раз вдохнуть аромат нежной розы. Юноша умён не по годам и беседы с ним доставляли Саддину удовольствие.