ПРЕДИСЛОВИЕ

Абу Селим возвращался домой после торговли в ближайшем от города селении. Спускаясь с пригорка, он бросил взгляд на лежавший у вод Персидского залива ставший родным город КятИф. Вдали, на берегу виднелись пристани, на волнах точками прыгали лодки ловцов жемчуга. Именно этим даром моря и был славен город: здесь велась добыча перламутрового чуда. Благодаря торговле жемчугом город вырос и окреп, его мощёные гладким камнем улицы богатых кварталов славились далеко окрест.
Лучи солнца играли на зелёной крыше самой большой городской мечети, а её минареты стрелами вздымались в небо, и пять раз в день муэдзины призывали правоверных на молитву, и их зову вторили муэдзины ещё трёх, маленьких, мечетей. По праздникам в центре Кятифа гудел рынок, где разномастные купцы предлагали жителям разнообразный – дивный и не очень – товар. Арабский шёлк соперничал по красоте с китайским, лился реками сладкий мёд, в воздухе витал аромат специй и амбры. Торговец духами и ароматическими маслами ни на минуту не оставался без работы, умудряясь ещё продавать красавицам сурьму для глаз. Ряд, где сидели торговцы коврами, поражал разноцветьем красок. Болтливые купцы на перебой расхваливали персидские и китайские, арабские и иракские ковры для пола, стен и молитвенные коврики чудной работы.
Таким был Кятиф, когда Абу Селим приехал сюда впервые, и таким он был ещё пять лет, пока на него не напало воинственное племя Джадисов, мстя градоправителю, Вахиду Азруку, за посрамленную честь дочери Рашида аль-Джадиса. Нападение было кровопролитным и ужасным по своей жестокости. Бедуины не щадили никого, безжалостно поджигая дома и мечети, огнём полыхал и дворец градоправителя, сам же он был убит, и бедуины вырезали весь его гарем, и всех наследников до последнего младенца. Удовлетворившись местью, бедуины покинули город, оставив после себя стенания и плач ни в чём неповинных жителей, оставшихся на руинах некогда прекрасного города.
Пострадал и Абу Селим: сгорел его дом, лошадей угнали, и остался он на пепелище вместе со своими тремя жёнами и двенадцатилетним сыном. Двух старших сыновей он ещё раньше удачно женил.
На почве полученного потрясения Абу Селим начал пить. Коран запрещает употребление алкоголя, но между тем в Кятифе было питейное заведение, работавшее полулегально. Городская шурта закрывала на это глаза, получая от хозяина забегаловки щедрые откупные. Сюда и повадился ходить по вечерам Абу, заливая своё горе, впрочем, нельзя сказать, что он очень сильно горевал. Его не печалило то, что его жёны и малолетний сын всё чаще страдали от голода, а красивые джуббы и накидки, сшитые его женщинами, не давали большого дохода. Абу не умел торговать тряпками – всю жизнь он занимался только лошадьми и сомнительными сделками.
Но лошадей угнали, дом разрушили, и Селим второй год пытался встать на ноги. По утрам он шёл в селение, продавал там сшитые жёнами вещи, и вечером шёл в знакомую забегаловку, чтобы спустить там часть денег на выпивку. Впрочем, и раньше дела Абу шли не так уж и хорошо. Желая разбогатеть, он отбился от своего племени и пришёл с семьёй в Кятиф, где и осел в небогатом, но чистом квартале города, где жили такие же, как он искатели счастья.
Поначалу дела шли хорошо – он занимался торговлей лошадьми, скупал и перепродавал золото. Ещё чуть-чуть, и мечта бы сбылась, но на город напали разбойники, порушив вместе с ним и мечты Селима.
Сейчас он спускался под гору, глядя на обновлённый город. У градоправителя не было родни, и наследников не осталось, после долгих споров знатные жители написали письмо в Багдад, Великому халифу, с просьбой назначить нового, достойного, по его мнению, градоправителя. После недолгих раздумий Великий халиф подарил город Али Мамеду аль-Фаруку, молодому халифу города САны. Али Мамед, не смотря на свои двадцать девять лет, управлял довольно обширной областью, располагавшейся на берегу Красного моря. Места эти были богаты пшеницей, плодами, кофе и мёдом. Здесь располагались важнейшие торговые порты, а так же проходили караванные пути, ведущие в Медину и Мекку.
Обладая чутьём и хваткой, Али добился ещё большего расцвета своих владений, и Великий халиф без сомнений даровал ему некогда прекрасный Кятиф – Али был одним из немногих, кто мог поднять город в кратчайшие сроки. Аль-Фарук с благодарностью принял щедрый дар, и посетил город, где лично составил план его восстановления. Оставив там наместником своего визиря, Мурада аль-Наби, он призвал помогать ему давнего своего друга, кятифского судью Адиля аль-Максуда. Сам Али вернулся в Сану, призываемый заботами о процветании области.
Город восстановили довольно быстро, казалось, улицы его стали шире, стены домов белее, а рынок богаче. Поднялась из руин городская мечеть, и солнце вновь искрилось на её зелёном куполе. Снова над берегом летели песни ловцов жемчуга, отплывавших на лодках утром, и в честь восстановления города открыли праздничный базар. Жители неустанно воздавали хвалы халифу Али, которые долетали до окон дворца и достигали ушей его визиря.
Но Абу Селим не разделял радости жителей Кятифа: выпив щербета, он, покачиваясь, шёл домой, где опять ждали недовольные речи младшей жены. Она была самой молодой, и он искренне её полюбил с первого взгляда. Девушка попала в плен его племени, случайно набредшего в пустыне на остатки погибшего каравана. Похоже, её в эти земли привели научные изыскания, но волею судеб путешественники попали в самум, и в живых остались лишь эта чужеземная красавица и два проводника. Желая уберечь нежное создание от смерти или рабства, Селим женился на ней, даже во сне повторяя имя третьей жены, такое дивное и необычное: Хельга. Она родила ему сына, красивого мальчугана, немного смуглого, черноволосого и кареглазого красавца. Всю свою красоту он взял от матери, даже её женственность и чуткость.
Абу дал сыну имя Джамаль, хотя жена называла его по-своему, Томас, кажется. Вообще она скучала по Родине, живя в доме Абу и надеясь вернуться домой. Хоть когда-нибудь.
Хельга проклинала тот день, когда её мужу взбрело на ум прийти в этот город, и совершенно не поддерживала его бредовых идей, спорила с ним, не боясь получить от него взбучку. Да и вообще в этой рутине и постоянном поиске доходов на жизнь от прежней любви не осталось и следа. А страдал от семейных ссор Джамаль, встававший на защиту матери, что злило Селима.

Ворча и пошатываясь, Абу добрался до дома. Скромное жилище, стоящее в конце улицы, укоризненно глядело на Селима глазами-окнами. Здание имело два входа – на мужскую и женскую половины, и два этажа. Ветер шевелил листву небольшого, но ухоженного сада.
Во дворе припозднившегося мужа встретила Хельга, одетая по всем правилам, только лицо было открыто.
- Опять напился! – Заворчала она. – Господи, в доме ни куска хлеба, а он только пьёт…
- Не кричи, женщина! – Абу бросил ей мешочек с деньгами. – Завтра иди на рынок и купи хлеба!
Жена вытряхнула на ладонь и пересчитала монетки.
- Абу, нам этого хватит на два дня, а ведь ещё нитки для вышивки покупать надо! Абу перестань пить, умоляю, ради сына своего перестань! – Она утирала слёзы. – Мы все умрём с голоду! Зачем я только вышла за тебя?! Лучше бы я умерла…
- Что кричишь?! Привлеки Джамаля для работы, и тогда дела пойдут быстрее!
- Но что он должен делать? – Удивилась Хельга.
- Пусть иголки точит, - Икнул Селим, - Или мелет муку!
- Муку?! – Задохнулась Хельга. – Из чего?! Из моих костей, когда я умру над этими тряпками?! Ты всё время пьёшь и совсем не занимаешься с Джамалем!
- Хорошо! – Взбесился Абу. – Завтра я возьму его на базар, пусть торгует!
- Торговать? – Подняла брови женщина. – Но наш сын мал для такой работы…
- Ему уже четырнадцать, но он мал для работы?! – Заорал Абу. – А в тряпки твои рядиться да глаза сурьмой мазать он не мал?! Кого ты вырастила мне, женщина?!! Завтра он идёт со мной на базар, и посмей ещё только одно слово мне сказать!
Он замахнулся на жену, но покачнулся, и чуть не упал. Сопровождаемый насмешливым взглядом супруги, он поковылял в свою половину дома. Вскоре оттуда донёсся громкий храп.
Хельга зашла в дом, сложила деньги в ларец, и отправилась проведать сына. Мальчик от шума ссоры проснулся. Мать присела на край его кровати, и заботливо укрыла одеялом.
- Спи, солнышко, спи, ангел, - Она поцеловала Джамаля в лоб.
- Почему папа так кричал? – Сонно спросил мальчик.
- Ничего, мы поссорились… Завтра ты идёшь с ним на рынок торговать, такова его воля, - Она пригладила волнистые волосы сына. – Если бы только была возможность пристроить тебя куда-нибудь, что бы ты мог нормально питаться…
- Мама, не переживай, всё будет хорошо! – Джамаль потёр сонные глаза. – Я пойду на службу к богатому господину, и буду отдавать тебе все деньги, чтобы ты купила себе новые платья, - Он сладко зевнул, и погрузился в объятия сна.
Мать ещё долго сидела рядом с ним, думая, как уберечь сына от дурного влияния отца.
Утром Абу, злой и невыспавшийся, даже молиться не стал. После скудного завтрака он отправил сына вьючить на осла шёлковые одежды, старательно сшитые женами. Потом Джамаль отправился попрощаться с матерью. Хельга дала ему сумку, куда заботливо положила пару лепёшек с фасолью, сосуд с молоком, и насыпала от души фиников. Потом обняла сына, смутно чувствуя, что увидит его не скоро.
- Веди себя хорошо, Джамаль, - Тихо напутствовала она сына. – В сумке обед, если захочешь покушать, ещё фиников туда положила, ты такой сластёна!
- Спасибо, мама, - Мальчик поцеловал мать в щёку. – Не волнуйся, всё будет хорошо, я вытащу тебя из нищеты, обещаю!
Мать засмеялась, но, наткнувшись на нетерпеливый взгляд мужа, пригладила волосы сына.
- Иди, отец ждёт.
Долго она смотрела вслед удалявшимся мужчинам – ненавистному мужу и любимому сыну. Кудрявыми волосами Джамаля играл ветерок, его серая рубашка облегала худенькую фигурку, он бодро ступал босыми ногами по тёплому песку дороги, ведя в поводу ослика.
Всю дорогу до рынка отец поучал сына, втолковывал ему секреты успешной торговли. Но им не повезло – в ряду встали ещё трое торговцев с таким же товаром, и даже звонкий голос мальчика, и его миловидное личико не помогли делу, они не продали и половины товара. Однако некоторые горожане, не заинтересованные товаром Селима, с удовольствием давали его сыну мелкую монетку лишь за его улыбку, что не ускользнуло от Абу.
Ближе к обеду, когда солнце стояло высоко в небе, обжигая землю лучами, горе-торговец сказал сыну грузить товар на осла.
- Толку здесь не будет, надо встать в другое место.
- Хорошо, отец, - Сын принялся собирать разложенные одежды, а Абу шустро убежал в своё любимое заведение. Назад он вернулся навеселе, когда Джамаль уже навьючил осла. Селим был весел, и весь сиял от радости.
- Джамаль, умойся, и надень шёлковую рубашку с вышивкой, и там где-то были штаны, белые, должны быть тебе в пору.
- Зачем? – Поднял брови сын, глядя на странное поведение отца.
- Я что сказал?! – Абу отвесил сыну подзатыльник, - Переодевайся, поведу тебя к одному господину, может, возьмёт тебя на работу.
- На работу? Меня? – Джамаль отфыркивался от холодной воды в чаше фонтана. Затем переоделся в чистую одежду. – ЗдОрово! А мама знает?
- Маме я вечером скажу, - Помолчав, ответил Абу Селим. – Если он согласится тебя взять, ты сегодня же отправишься к нему во дворец.
- А что я буду там делать? – Не отставал с расспросами сын.
- Что скажут. Работа не сложная, справишься! – Отец причесал сына, оправил его рубашку, подтянул штаны. Мальчик был худенький от недоедания, и одежда висела мешком. Абу вздохнул. – Так вроде ничего, лишь бы взяли.
На радостях забыв осла с товаром, Абу потащил Джамаля по пыльным улицам. Мальчик смотрел по сторонам, разглядывая белоснежные фасады зданий в окружении высоких пальм. Как часто он мечтал разбогатеть и поселиться с матерью вот в таком же огромном доме! И птицы по утрам ласкали бы слух! Зной стоял такой, что отец весь взмок, мальчику тоже было жарко, но он этого не замечал, предаваясь мечтам. Если богатый араб возьмёт его на службу, он всё сделает для того, чтобы разбогатеть и купить такой дом.
Наконец, достигли цели – большого дворца, обнесённого стеной. Стражник, глянув на Абу, пропустил их через ворота. Джамаль удивлённо распахнул глаза: живописный сад благоухал десятками незнакомых ароматов, где-то в листве пели невиданные птицы, их трели вторило журчание нескольких фонтанов, дорожки выложены цветной плиткой, сверкавшей в лучах солнца. Над садом весёлыми искорками переливалась сетка из золотых нитей, не позволявшая птицам покинуть прекрасный сад.
Мальчик взглянул на дворец: величественное здание, окна которого были украшены ажурными решётками, имело три этажа, блеск белой штукатурки слепил глаза, огромная арка входа расписана ярким орнаментом с вкраплениями драгоценных камней, балкончики украшены резным кружевом, венчал всё это великолепие синий купол, врезавшийся, казалось, в самое небо.
Подошедший управляющий проводил их в дом. В прохладе зала мальчик вздохнул свободнее, не переставая смотреть по сторонам: цветная штукатурка стен с росписью пряталась за резными колоннами, служившими опорой для арок под расписным потолком. Мраморный пол кое-где устилали дорогие ковры, многочисленные столики заставлены блюдами с лакомством, кувшинами с водой и светильниками.
Свернули вправо, и, похоже, зашли в кабинет. Здесь, на высокой подушке, за низеньким столиком, сидел мужчина лет тридцати-тридцати пяти, приятной наружности. Его дорогие одежды сверкали золотой вышивкой. Он что-то писал, скрипя пером по пергаменту.
Дописав, поднял глаза, и взглянул на пьяного Абу и его малолетнего спутника.
- Это и есть твой сын? – Без особого энтузиазма поинтересовался мужчина, нахмурив густые брови. Его карие глаза сверкали слабым любопытством, когда он разглядывал мальчика.
- Да, мудрый кази. Его зовут Джамаль, ему четырнадцать лет, - Поклонился Абу Селим, заставив сына следовать его примеру.
- Хммм, - Протянул мужчина, поглаживая бороду. – Он такой хилый…
- Нет, на его худобу не смотрите, - Затараторил Селим. – Сейчас мои дела идут не так хорошо, как раньше, и я не могу кормить Джамаля как следует. Если бы мои доходы были выше, а дела шли лучше, я бы никогда не решился на такой шаг… жаль с ним расставаться, - Поправился Абу, когда мужчина приподнял бровь, слушая его тираду.
- Хорошо.  – Он так пристально глядел на Джамаля, что мальчик покраснел, и потупил взгляд в пол. – Скромный, мне нравится, и красив для своих лет… худоват только…
- Если его хорошо кормить, он поправится…
- А он ничем не болен?
- Нет, уважаемый аль-Максуд, - Искренне произнёс Абу. – Ни разу!
- Хорошо, пусть его осмотрят, если он здоров, я его возьму.
Мужчина хлопнул в ладоши, и приказал привести лекаря. После чего судья и отец покинули кабинет. Осмотр не занял и получаса. Бедный Джамаль натерпелся стыда и страху, когда руки лекаря мяли его тело, исследуя буквально всё. Мальчику захотелось домой, никакой службы во дворце не надо, лишь бы отпустили!
Покинувший кабинет лекарь заявил, что мальчик совершенно здоров.
- Отлично. Можешь с ним попрощаться, - Кази указал Селиму на дверь кабинета. – Потом пойдёшь с управляющим, он даст тебе денег.
Абу зашёл в кабинет, где застал сына напуганным.
- Отец, кто этот человек, и что он со мной сделает? – Бросился мальчик к отцу. – Отец, он меня странно осматривал, меня даже мать там никогда не трогала…
- Это его работа, - Абу погладил сына по волосам. – Здесь заботятся о здоровье слуг. И осмотры у лекаря вполне обыденная вещь. Главное, что тебя взяли.
- Взяли?! – Обрадовался Джамаль. – А кто этот господин?
- Он городской судья, Адиль аль-Максуд. Слушайся его, исполняй все приказы, и будь хорошим мальчиком. А теперь мне пора.
Он обнял сына, предвкушая богатое вознаграждение.
- Передай привет маме, и скажи, что я люблю её, - Прошептал Джамаль.
- Передам. – Отец чмокнул сына в лоб, и вышел из кабинета. Проследовав за управляющим, получил увесистый кожаный мешочек, туго набитый золотом. Радостный, Абу ещё раз зашёл в забегаловку, выпил стакан щербета, и направился домой.

Сияя довольной улыбкой, Абу пришёл домой, когда было уже совсем темно. Он позвал жён, и гордо бросил на столик тугой кожаный мешочек с гербом аль-Максуда.
Женщины радостно загалдели, и только Хельга взволнованно спросила:
- Абу, откуда столько денег? И где Джамаль? И где осёл?
- Осёл? – Пьяно улыбнулся Селим. – Чёрт с ним, с ослом! Нового купим! А твой сын ничего делать не умеет! Даже на рынке от него нет никакого проку!
- Где Джамаль?! – Заломила руки женщина. – Что ты с ним сделал?!
- Я нашёл ему работу, с которой он точно справится! – Гордо произнёс Абу.
- Какую? – Испуганно прошептала Хельга.
- Он так искусно рядится в шелка, что я продал его в гарем кази! Пусть там девку изображает!
- Что ты сделал? – Хельга осознала новость, и залилась слезами, набросившись на мужа с кулаками. – Будь ты проклят, змей!
Две других жены пытались её оттащить от Абу, но тщетно. Она бросалась на него, словно кошка, без разбору нанося удары. Он пытался схватить её за руки, но не вышло – размахнувшись, она ударила мужа кулаком в нос. Брызнувшая кровь залила рубашку на его груди, а в глазах зажёгся дикий гнев.
Абу схватил Хельгу за руку и выволок на улицу, крича:
- Убирайся отсюда, шлюха! Ты и отродье своё тому же научила! И не смей возвращаться – ты мне не жена более!
Абу захлопнул дверь. Плача, стеная и проклиная судьбу, Хельга поплелась по ночной улице. Тьму пронизывала тишина, но женщина знала – любопытные соседи глядят ей вслед.
Ночь она провела в развалинах старой мечети, кутаясь в старые тряпки, ожидая рассвета, а утром пошла на рынок – центр всех сплетен – в надежде узнать о судьбе своего мальчика. Где её Том? Что с ним? Материнское сердце кровью обливалось, когда она представляла себе все ужасы гаремной жизни. Наверное, насилуют её крошку, зовёт её, бедный, заливаясь слезами… а она так далеко и не может помочь своему птенчику. Всё бы сейчас отдала, даже жизнь, лишь бы сына к сердцу прижать!
На рынке она долго бродила среди торговых рядов и лавок, прислушиваясь к разговорам, но ничего нужного так и не узнала. Отчаяние овладело Хельгой, и, опустившись на землю у стены какого-то здания, она заплакала в голос.
Одна из торговок фруктами заметила её страдания, и подозвала к себе. Она накормила Хельгу, но взамен за это, немка помогала ей целый день. Торговка узнала о её горе, искренне посочувствовав. От неё Хельга узнала о любви кази к маленьким мальчикам, которых в гареме было двести с лишним человек.
Видя безутешное горе несчастной матери, торговка научила её, что нужно делать. Вечером, когда солнце начало клониться к горизонту, добрая женщина привела Хельгу к воротам дворца. Долго стояли они в наступающих сумерках, укрывшись в тени розовых кустов.
Но их ожидания были оправданы: вскоре на площади появился мужчина, шедший к воротам. Его бурнус призрачно белел в вечернем сумраке, на запястьях блестели массивные золотые браслеты, а на голове красовался роскошный тюрбан. Это был старший евнух мужского гарема, выходивший в город по делам.
По словам торговки фруктами, он также, как и Хельга, был европейцем. Кази купил его на рынке рабов в Каире, обрезал и сделал евнухом. Никто не знал его настоящего имени, в Кятифе он был известен, как Хамид.
Евнух был строг, но милосерден. Рискуя своей головой, он помогал некоторым матерям увидеть своих сыновей. Очень часто отцы продавали своих малолетних наследников в гарем аль-Максуда – чтобы поправить свои дела или просто получить деньги на выпивку. Матери редко интересовались судьбой детей, иногда одобряя продажу ребёнка с целью обогащения… Но иногда евнуха атаковали такие, как Хельга, несчастные женщины, которые не смогли смириться с волей мужей. Хамид не мог отказать плачущим матерям, умолявшим его устроить свидание с сыном, или позволить взглянуть на него хоть украдкой.
Показав Хельге Хамида, торговка поспешила скрыться в темноте улиц.
- Господин, - Обратилась почти шёпотом немка к подошедшему евнуху. – Не гоните меня…
- С ума сошла, женщина?! – Зашипел Хамид. – Иди домой! Прочь!
- Прошу, выслушайте меня, - Хельга упала на колени, ноги отказывались служить ей. – Помогите мне, иначе я наложу на себя руки… Вы можете, я знаю…
- Не говори глупостей и не гневи всевышнего! – Перебил её мужчина, помогая подняться. – Кто ты и почему решила, что я могу помочь тебе?
- Мне сказали, что вы - главный евнух в мужском гареме…. – Захлёбывалась слезами Хельга. – Мой сын там… моя крошка… мой пьющий муж продал его вчера… моему мальчику всего четырнадцать лет… прошу, помогите мне, мой драгоценный птенчик – это всё, что у меня осталось….
Хамид вздохнул, покачав головой – до боли знакомая ситуация. Обычно он выгонял мамаш, чья совесть слишком поздно просыпалась. Но сейчас… он приподнял голову Хельги за подбородок, и узнал в ней европейку, - сердце Хамида сжалось. Глаза женщины были полны слёз и отчаяния, её всю трясло. Евнух решил проявить милость.
- Как зовут твоего сына, женщина?
- Джамаль…
- Да, помню, твой муж наплёл ему что-то о службе в свите судьи… Да не реви ты! – Он несильно ударил немку по щеке. – Твоего сына пока не трогали! Слушай. Никто не должен знать, что я помогаю тебе, ясно?
- Да, - Закивала Хельга.
- Приходи завтра вечером к северной стене, когда запоёт муэдзин, увидишь сына. А теперь иди домой!
- Господин, мне некуда идти… - Заплакала Хельга. – Я избила мужа за то, что он сделал с Джамалем, и он меня выгнал… родни у меня нет, ночлега нет, и еды нет…
- Побила? Мужа? – Засмеялся Хамид, сверкая в темноте зубами. – Да, задала ты задачу… так, дай подумать… кроить, шить вышивать умеешь?
- Глупый вопрос, конечно, умею, - Всхлипывала женщина.
- Хорошо. Жди здесь.
Хамид ушёл. Ещё почти час Хельга мёрзла на улице – с наступлением темноты на землю опускался холод. Наконец, к ней подошёл евнух.
- Иди за мной…
Он привёл Хельгу в дом, где жили портнихи и вышивальщицы. Здесь они кроили, шили и украшали платья для красавиц гарема, наложниц и двух сотен любовников кази. Хельга получила работу, жалованье, ночлег и возможность тайно видеться с сыном. О таком она и мечтать не смела. С восторженным визгом она кинулась на шею евнуха, расцеловав его в обе щёки…

Джамаля, взволнованного и немного напуганного, повели в отведённую для него комнату. Он послушно шёл за Хамидом, озираясь по сторонам. Мальчика поражали потолки с золотой росписью в виде фрагментов из сказок, колонны украшали многочисленные орнаменты, благоухающий сад скрывался за ажурными решётками на окнах, босые ноги мальчика ступали по богатым коврам, расшитым жемчугом и опалами, кругом курились жаровни с благовониями, солнечные зайчики прыгали по серебряной посуде, играя на гранях драгоценных камней… Ну и роскошь! Джамаль восторженно улыбался – ему казалось, что он попал в красивую сказку.
Наконец, дошли до комнаты, Хамид молча открыл дверь и впустил мальчика.
- Теперь слушай, - Нарушил молчание евнух. – Меня зовут Хамид, я здесь главный. Это твои покои, покидать их самостоятельно ты пока не должен. Веди себя хорошо, иначе за каждый проступок будешь наказан. Отдохни, скоро придёт раб и намоет тебя, потом поешь.
- Раб? Настоящий? – Загорелись глаза мальчика. Нет, определённо, это дворец джинна!
- Я не разделяю твоего восторга, - Нахмурился Хамид. – И искренне надеюсь, что проблем с тобой не будет.
- Нет, не беспокойся, - Мальчик забрался с ногами на постель под белоснежным балдахином. – Я буду хорошо себя вести. А что я буду делать?
- Скоро узнаешь, - Вздохнул евнух, глядя на Джамаля, игравшего с кисточками шёлковых шнурков на завязках балдахина.
- А правда, что я судье прислуживать буду?
- Почти. Сиди тихо, у меня много дел.
Хамид ушёл, оставив мальчика одного. Джамаль спрыгнул с кровати и подошёл к окну. Сквозь золочёный ажур решётки смотрел он на живописный сад. Гордые розы раскрыли бутоны в небо, благородные кипарисы тянулись к солнцу, подобные минаретам, пальмы тихо шелестели листьями, причудливые кусты бросали на дорожки, выложенные мраморной крошкой, благодатную тень. Доносился плеск воды нескольких фонтанов, сверкавших струями в лучах солнца. В саду прогуливались трое юношей, чуть старше Джамаля. Их богатые одежды заставили мальчика задохнуться от восторга…

А ТЕПЕРЬ ПРИШЛО ВРЕМЯ РАССКАЗА

Маленький Джамаль словно в сказку попал, для него началась новая, полная впечатлений, жизнь. Мальчик не переставал удивляться окружавшей его роскоши. Белоснежные стены дворца, выложенные местами цветной плиткой, мраморные полы под расшитыми жемчугом коврами, витые золочёные решётки окон и наполненный ароматами благовоний воздух переполнял юное сердце Джамаля восторгом.
И главное, он жил в большой комнате с окнами на благоухающий сад, и солнце по утрам ласкало его ресницы. Спал мальчик на большой кровати под высоким балдахином. Радовал Джамаля и большой гардероб, где были одежды из разных тканей всевозможных оттенков, и даже была обувь!!! Кормили мальчика по три раза в день, он ел всё самое вкусное, о чём только можно мечтать. Раньше, в доме отца-пьяницы, он столько не ел. Ужин и то был редкостной роскошью. И Джамаль ежедневно благодарил бога за перемену судьбы. Но иногда в его душе присутствовало недоумение – он уже больше недели живёт в этом роскошном дворце, а его ни разу не призвал новый господин. Интересно, какого рода службу потребует от него аль-Максуд? Мальчик с нетерпением ждал, когда кази о нём вспомнит.
Приятным сюрпризом для Джамаля стало близкое соседство матери, и каждый вечер, когда солнце скрывалось за краем мира, он спешил по садовой дорожке к потайной двери в стене, чтобы броситься на шею Хельги. Если бы не мать, смог бы мальчик вынести всё то, что случилось с ним позже? Вряд ли… У Джамаля покладистый характер, но душа его хрупка и ранима, словно цветок лотоса.
Перед первым свиданием Хамид предупредил мальчика не болтать об этих встречах, чтобы ни у кого из троих не было неприятностей, и Джамаль украдкой наслаждался своей тайной, с нетерпением ожидая захода солнца каждый вечер…

Хамид вошёл в комнату Джамаля.
- Идём со мной, сегодня твой господин желает тебя видеть!
Они вышли в коридор, миновали роскошную залу, спустились на первый этаж по мраморной лестнице и пришли в купальню.
Глаза мальчика вновь наполнились удивлением: выложенный цветной мозаикой бассейн наполняла благоухающая розами вода, фонтаны низвергали струи, источавшие аромат мускуса, в серебряные чаши, полы устилали мягкие ковры, стены скрывались под мраморной плиткой, а на потолке красовались причудливые узоры.
В роскошной зале, опиравшейся на стройные колонны, находился лишь мускулистый, высокий негр. Вид его так напугал Джамаля, что он прижался к Хамиду.
- Не бойся его, он искупает и умастит тебя.
- Зачем? – Поднял брови мальчик.
- Это необходимо сделать прежде, чем идти к господину.
Джамаль искупался в бассейне, потом безмолвный негр сделал ему массаж, и умастил нежную кожу ароматическим маслом. Помог облачиться в одежды из тонкого шёлка, и украсил его кудри ленточкой, расшитой жемчугом. Обулся мальчик в туфельки из парчи.
Когда приготовления были закончены, Хамид повёл недоумевающего подопечного к аль-Максуду.

Адиль аль-Максуд, судья города Кятиф, полулежал на подушках, разбросанных по бордовому покрывалу на огромной кровати под балдахином из золотой органзы. Рядом с ложем стоял столик с блюдами, наполненными ягодами, фруктами в сахаре, и сладкой выпечкой.
Вечером кази сходил в баню, умастил своё тело, надел шёлковый халат и туфли. На запястьях его красовались браслеты, усыпанные каменьями, а на пальцах дорогие перстни. В глазах судьи горел похотливый огонёк, полные губы расплылись в улыбке. Судья был среднего роста и начинал полнеть (плата за любовь к пирожкам в меду). Подбородок и щёки украшала аккуратная бородка, губы подчёркивались усиками, короткие волосы лежали бархатными волнами, словно замершие морские воды у неведомых земель за краем мира.
Он кушал сладкую булочку, предвкушая встречу с новым наложником. Дверь отворилась, впуская Хамида, который держал за руку Джамаля. Мальчик испуганно озирался по сторонам, не зная, как себя вести и что от него хотят.
- Не бойся и не спорь, - Шепнул ему на ухо евнух. Он тихо вышел, затворив дверь. Теперь он вернётся сюда только утром, чтобы забрать плачущего, истерзанного и измученного Джамаля и отнести его в комнату, где мальчик будет отдыхать.
Аль-Максуд поднялся с постели, встречая мальчика. Кази смотрел на Джамаля, и дивился его красоте. Лицо юного наложника было прекрасно, как полная луна в свой четырнадцатый день, бархатистые щёки залил румянец, его густые, шелковистые волосы, едва сдерживала белая ленточка. Белый шёлк облегал юное тело, коралловые губы дрожали, а в глазах газелёнка застыли страх и волнение.
Судья заметил растерянность мальчика, и подошёл к нему, взяв дрожащую ручку в свою большую ладонь.
- Иди сюда, не бойся, - Прошептал он ласково, ведя мальчика к постели. – Как тебе живётся в моём дворце?
- Хорошо, господин, мне уделяют столько внимания! А дворец очень красивый! Наверное, его джинн построил?
Судья посадил мальчика к себе на колени, и протянул ему ароматный персик.
- Нет, его строили не джинны, - Засмеялся он, глядя, как сок течёт по юному подбородку. Кровь кипела в жилах, мальчик был красив не по годам, и пуглив, словно газель. Аль-Максуд любил чувствовать себя хищником, играя с жертвой, оттягивая сладостный момент. – Его построил ифрит! Давным-давно, его пленил мой отец, и заставил возвести этот дворец.
Джамаль улыбнулся, доедая персик, и кази вытер сладкий сок с его подбородка.
- Господин, а зачем вы меня призвали? – Тихо спросил он. – И что я буду делать?
- Ты будешь любить меня, - Кази наклонился к его губам, накрывая поцелуем, ощущая страх в юном теле…

Джамаль вздрогнул и проснулся, чувствуя, как солнечный лучик запутался в его пушистых ресницах. Вошедший слуга раздвинул занавеси, впуская в комнату ароматы сада.
- Господин, вы уже проснулись?
- Да, Самир, я уже не сплю, - Юноша сладко потянулся в постели. Приятно проснуться утром, вырвавшись из объятий неприятного сна. Иногда Джамалю снилось первое знакомство с судьёй, их первая ночь. Четыре с лишним года прошло с тех пор, юноше недавно исполнилось восемнадцать. – Почему ты пришёл так рано?
- Не гневитесь, господин мой, - Поклонился раб. – Благородный аль-Максуд, ваш хозяин, изволил призвать вас к себе. Он ждёт вас через час, я пришёл сообщить вам его приказ, и помочь собраться.
- Странно, что ему понадобилось с утра? – Джамаль недоумённо повёл бровью, но всё же поднялся, скидывая ночное бельё. Самир налил в медный таз розовой воды, и обтёр стройное тело юноши. Помог ему одеться в белоснежную рубашку и штаны, весь костюм был расшит золотой нитью. Расчесав волосы, слуга вплёл в одну прядку жемчужную нить с серебряным колокольчиком, и принёс парчовые туфельки. – Спасибо, Самир, пока ты свободен. Не знаю, сколько я пробуду у Максуда.
Самир поклонился, и стал приводить комнату в порядок, а Джамаль отправился в часть дворца, где обитал кази.
Джамаль прошёл к покоям аль-Максуда знакомой дорогой, минуя роскошные залы. Он давно перестал обращать внимание на окружавшее его великолепие, слившись с ним воедино, превратившись в один из предметов обстановки дворца.
Маленький мальчик за четыре года повзрослел и превратился в умопомрачительно прекрасного юношу. Его красота расцвела, подобно цветку, за что он и получил своё прозвище – Роза гарема. Он стал любимцем кази, старшим наложником среди мальчиков. Но Джамаль не кичился этим, сохраняя скромность и приобретя обаяние. Благодаря этим качествам, он снискал дружбу среди остальных жителей гарема, храня в сердце доверенные тайны.
Юноша подошёл к дверям кабинета. Слуга открыл дверь, и Джамаль, войдя, упал ниц перед кази, и поцеловал пушистый ковёр у его ног.
- О мой господин, вы изволили лицезреть меня в столь ранний час, когда солнце возвестило нам о величии всевышнего, - Тихо произнёс он мелодичным голосом. – Не изволите ли вы гневаться на своего раба?
- Нет, я не гневаюсь на тебя, цветок моего сердца, - Аль-Максуд улыбнулся. – Встань, мой мальчик, и выслушай меня!
- Слушаю и повинуюсь! – Джамаль поднялся, глядя на судью лучистыми глазами в обрамлении пушистых ресниц.
- Газелёнок мой, завтра в город прибывает халиф города Саны и её окрестностей Али Мамед. Думаю, ты знаешь, что Повелитель милостью своей даровал наш город Кятиф сему достойному халифу Али? – Ответом был грациозный кивок головы. – Думаю, он пожелает остановиться на отдых в моём дворце. И я хочу, чтобы ты подумал, какие из песен, известных тебе, могли бы ублажить его слух! Это то, ради чего я тебя позвал.
- Вам стоит только приказать, господин мой, - Поклонился Джамаль, целуя руку Адиля. – Мне кажется, я уже знаю песню, достойную слуха вашего высокочтимого гостя!
- Надеюсь, ты понимаешь, что халиф Али не любит разочарований?
- Да, господин, я наслышан о его грозном нраве, - Джамаль взволнованно взглянул на кази. Тот подошёл к мальчику вплотную, и прижал к себе, поцеловав в полураскрытые губы.
- Как же ты соблазнителен! Халиф Али должен увидеть венец моей сокровищницы. Сегодняшнюю ночь я желаю провести с тобой!
Мальчик трепетал в его руках, словно бутон жасмина на ветру.
- Ваше желание закон для меня!
После этого он покинул кабинет кази, отправившись завтракать. Джамаль вкушал сладкие пирожки, запивая их ароматным кофе. На десерт он съел пару персиков, думая и вспоминая все известные ему песни. Он остановил свой выбор на нескольких, которые нравились ему больше всего. Далее Джамаль прикинул, что стоит надеть для выступления пред очами халифа Али.
Позавтракав, юноша направился в сад, где прогуливались несколько юношей из гарема, и провёл там часть дня за беседами с ними.
Ближе к вечеру Джамаль отдался в руки евнухов, которые намыли и умастили его тело, причесали и уложили волосы, и помогли мальчику облачиться в лёгкие, полупрозрачные одежды. Как всегда, в покои господина мальчика проводил Хамид.
Юноша вошёл в покои, и свет масляных ламп позволял видеть очертания грациозного тела сквозь тонкий шёлк одеяния. За четыре года Джамаль научился соблазнять, и получать удовольствие в постели. Кази торопился получить от мальчика всё возможное – наложник выходил из детского возраста, а значит, скоро кази потеряет к нему интерес, и обратит внимание на более молодого любовника. Джамаль знал об этом, но не боялся превратиться из любимца в посредственность. В конце концов, никуда он из гарема не денется, по крайней мере, пока.
Аль-Максуд заключил юношу в объятия, даря глубокий поцелуй, и завлёк Джамаля на своё ложе. Сколько ночей мальчик провёл под этим балдахином! Юноша ласкал располневшее тело судьи, отдаваясь ему со всей страстью. На каждый поцелуй Адиля он отвечал стоном, каждое прикосновение рук судьи возносило мальчика к вершинам блаженства. Аль-Максуд освободил любовника от прозрачных одежд, любуясь его дрожавшим от желания телом.
Нежная кожа мальчика так и просила коснуться её влажным языком, а коралловые губы молили о поцелуях. Судья превратился в раба, выполняя желания Джамаля. Поцелуй, и тихий стон в ответ. Ещё один. Мальчик обвил руками шею Адиля, развёл в стороны стройные бёдра, впуская своего господина. Кази навис над юношей, глядя в его бездонные, карие глаза, вдыхая аромат жасмина, исходивший от его дивных волос, наслаждаясь властью над этим юным телом.
Он овладел юношей, слушая его тихие стоны, входя глубоко, сильно, не изменяя темпа. Он любил смаковать этот дивный плод, оттягивая удовольствие. Целовал податливые губы, ощущая на коже нежные ласки, тихие поцелуи и полные наслаждения стоны. Наконец, кази дошёл до грани, несколько резких движений – и он пролился влагой в своего наложника, заставив его выгнуться и закричать.
После близости они лежали на постели, кушая фрукты и булочки, запивая их лимонной водой. Целовались, и ворковали, словно два голубка, и сближались снова, и Джамаль вновь стонал под телом судьи, и опять следовал короткий отдых.
Несколько раз кази овладевал юношей, поражая фантазией. Уж в сексе кази знал толк и любил воплощать свои дневные фантазии в реальность под покровом ночи.
Под утро он, наконец, расслабился и задремал, отпустив Джамаля в его покои. Юноша вернулся в комнату, омылся, и с удовольствием растянулся в мягкой постели, погрузившись в глубокий сон – кази совершенно вымотал юношу за ночь.

Караван халифа достиг конечной цели своего путешествия. Долгий, изнуряющий путь через Аравийскую пустыню с побережья Красного моря к берегам Персидского залива, занявший три месяца, закончился, наконец, у ворот города Кятиф.
Несколько десятков верблюдов, гружённых провизией и водой, шатрами, серебряной посудой, коврами и другими предметами роскоши, чванливо выступали следом за погонщиками. Караван охраняли всадники личной гвардии халифа, облачённые в зелёные одежды, в такого же цвета плащах, со щитами и луками за спиной и мечами у сёдел.
Возглавлял процессию сам халиф Али, окружённый несколькими охранниками. Он въехал в город, ослепляя своим блеском.
Его белой масти конь грациозно шагал, сверкая золочёной сбруей, на стременах покачивалась шёлковая бахрома, глаза коня прикрывали цветные кисточки. Скакун словно гордился своим седоком.
Али Мамед, халиф города Саны, был облачён в джуббу золотисто-песочного цвета, расшитую драгоценными каменьями, и отделанную по краю золотистой окантовкой. За кушаком араба притаился кинжал в золочёных ножнах, и брызги солнечного света разлетались тысячей цветных бликов, разбиваясь о грани драгоценных каменьев.
На ногах халифа красовались сапоги из мягкой кожи, в голенища которых были заправлены песочного цвета штаны из тонкой ткани. С широких плечей Али Мамеда мягкими складками ниспадал плащ, ткань которого была соткана из лучшего индийского хлопка. Голову араба венчал небольшой тюрбан, украшенный пером павлина, которое удерживала алмазная брошка. Из-под тюрбана виднелись густые, волнистые волосы, чёрные, как первозданная ночь.
На красивом лице араба тихо притаилась усталость, незаметная из-за радостного блеска в его бездонных карих глазах, очерченных густыми ресницами. Его мужественный подбородок скрывала аккуратная бородка, переходившая на скулы и тонкие усики над полными губами, в уголках которых притаилась немного высокомерная улыбка. Густые брови вразлёт, красивый лоб и правильный овал лица, гордая осанка и красивое, мускулистое тело – таков Али Мамед аль-Фарук, халиф города Саны, тридцати четырёх лет от роду.
Под аккомпанемент флейт и барабанов, восторженные крики жителей и гостей города, осыпаемый с крыш лепестками роз, он въехал в свои владения, дарованные ему Правителем.
Визит Али был неслучаен – он приехал с ежегодной проверкой состояния дел, вверенных верному визирю Мураду аль-Наби. Ежемесячно визирь отсылал короткие письма своему господину о состоянии дел, но халиф решил воочию оценить труды верного раба.
Войдя в город, караван направился к воротам дворца наместника. Там погонщики стали разгружать утомлённых животных, рабы принялись чистить и мыть лошадей, а халиф Али, сверкая перстнями на пальцах, соскочив с коня, направился навстречу аль-Наби, стоявшего у дверей дворца.
- Я счастлив приветствовать вас в вашем городе, который вы вверили моим неусыпным заботам! – Визирь поцеловал землю у ног халифа. – Да осенит вас бог своей милостью, славный аль-Фарук!
- Я приехал узнать, как дела, и почему они идут хуже, чем в прошлом году, - Надменно ответил Али Мамед. – Но для начала я хочу, чтобы ты разделил со мной трапезу.
Визирь провёл халифа в свой дворец, блиставший роскошью. Он нетерпеливо хлопнул в ладоши, и слуги шустро развернули и накрыли скатерть. Али присел к ней напротив визиря, на высокой подушке, и вместе они принялись за еду. Халиф Али отдал должное жареному барашку со свежими овощами, запеченной рыбе в меду, мягкому хлебу, сочному винограду и крепкому кофе.
После этого, омыв руки, и вознеся хвалу всевышнему, аль-Фарук приказал созвать диван. Визирь пригласил судью города, своих помощников и писарей. Али Мамед занял почётное место во главе дивана, сидя на шёлковых подушках, и два раба обмахивали его веерами из листьев пальм. Он пил лимонную воду и слушал отчёты о делах города. Добыча жемчуга осталась на прежнем уровне, претерпев незначительное падение из-за природных явлений, сокративших количество моллюска, в целом дела шли неплохо, город процветал, довольно быстро поднявшись из пепла руин.
Затем, распустив диван, Али Мамед проехался по городу, по достоинству оценив работу мастеров и строителей, навестил жемчужную гавань, и изъявил желание сходить в городскую баню.
Остановиться на отдых Али предпочёл во дворце своего давнего друга, судьи аль-Максуда. Сопровождаемый охраной, халиф въехал в ворота дворца.
Здесь, в тишине от придворной суеты, аль-Фарук, наконец, смог расслабиться от долгого пути. Он сидел в просторной зале, рядом со скатертью, уставленной разными кушаньями, и задумчиво пил ароматную воду.
В красивых, слегка прищуренных,  глазах его сверкал озорной огонёк, полные губы растянулись в полуулыбке. Али откинулся на подушки, слушая пение птиц в саду. Красивым жестом араб вернул стакан на скатерть, сверкнув дорогими перстнями на тонких пальцах. Джуббу и тюрбан халиф снял, и под тонкой рубашкой угадывался мускулистый торс. Волнистые волосы едва доставали широких плеч. Али поглаживал бородку, хитро поглядывая на повеселевшего после щербета друга.
- Как прекрасно сидеть вот так в прохладе зала, и слушать щебет птиц, прославляющих того, кто никогда не спит! – Халиф Али принялся перебирать чётки из слоновой кости. – А как благоухает твой сад, у меня скоро лопнет грудь, мне так и хочется вдохнуть все ароматы!
Аль-Максуд пьяно улыбнулся, жмурясь, как кот при виде молока.
- Ни один цветок в саду не сравнится по красоте с благоухающей розой, что цветёт в моём дворце, и ни одна птица не поёт прекрасней сладкозвучного соловья! Услышав однажды его медовый голосок, и заглянув в его глаза, что ярче звёзд, ты согласишься со мной, мой дорогой друг!
Неподдельный интерес блеснул в бездонных глазах халифа, он улыбнулся уголками губ.
- О каком чудном творении ты говоришь, о Адиль? – Али Мамед угостился сладким виноградом. – И как оно попало к тебе?
- Этого газелёнка я купил четыре года назад у его отца-мусульманина. Бедняжка был голоден, дик и дрожал от страха. Я приручил его, - Кази протянул стакан рабу, и тот наполнил его щербетом. – Он был красив в своей робости, но я и думать не смел, что из него вырастет столь прекрасная газель!
- Адиль, я не успокоюсь, пока не увижу его и не услышу его голоса! – Али приподнялся на подушках, и его мощные мышцы грозно шевельнулись под арабским шёлком расшитых золотом одежд.
Довольно засмеявшись, кази хлопнул в ладоши:
- Призовите ко мне сладкозвучного соловья, благоухающую розу души моей!
Раб кинулся исполнять приказание, а Адиль, улыбаясь, смотрел на аль-Фарука. Халиф пригубил стакан с розовой водой, но лёгкая дрожь его пальцев выдавала нетерпение, а под полуопущенными ресницами горел интерес.
Аль-Максуд от природы имел хвастливую жилку, и всегда гордился этим. Он любил блеснуть новым приобретением перед своим хорошим другом халифом Али, проявлявшим интерес ко всему прекрасному, имевшим так же слабость к красивым невольникам.
Молчание нарушил лёгкий перезвон серебряных колокольчиков на ножных браслетах. Халиф Али поднял глаза и замер, тихо охнув. Глазам его предстал юноша дивной красоты, стройный, как тростинка, и грациозный подобно молодой газели. Его бронзовую кожу и чёрные волосы оттенял наряд нежно-розового цвета, расшитый по вороту золотой нитью, украшенный жемчугом и самоцветами. На щиколотках ног, обутых в парчовые туфельки, блестели серебряные браслеты с крохотными колокольчиками. Их нежная трель извещала о появлении юноши. Штаны из тонкого шёлка не скрывали стройности его ног, а кушак словно змея, обвился вокруг изящной талии. За ухом юноши красовался бутон розы, а в волосах сверкала жемчужная нить.
- Вы изволили призвать меня, о господин, - Произнёс красавец, голос его был подобен трели ручейка.
- Поздоровайся с моим гостем, - Гордо улыбнулся аль-Максуд, глядя на поражённого Али. – Перед тобой Али Мамед, халиф города Саны и всего, что вокруг неё, и владелец Кятифа.
- О мой друг, - Поднял брови Али, когда юноша отвесил ему грациозный поклон, и поцеловал его руку. – Ты обещал показать мне газель, а сам набросил на меня покров ночи с первыми проблесками зари! Ты пролил благодатный эликсир на мои глаза!
Щёки Джамаля вспыхнули, и он опустил взгляд в пол. Не удивительно – он впервые видел настоящего халифа, и щедрые комплименты аль-Фарука смутили его.
- Я рад, что столь высокая особа осчастливила моего господина своим визитом в его скромном жилище, - Ляпнул Джамаль, и испугался своих слов.
Али спрятал улыбку, поглаживая бородку, лукаво глядя на судью. К счастью, тот был достаточно пьян, чтобы пропустить слова юноши мимо ушей.
Халиф перевёл взгляд на юношу, и увидел на его лице испуг. Глаза халифа лучились теплом и добротой.
- Как зовут тебя, чудное созданье?
- Джамаль, о халиф, - Поклонился мальчик, стараясь унять дрожь.
- Джамаль, - Протянул аль-Фарук. – Ты сполна оправдал своё имя. Присядь рядом со мной, прелестное дитя.
Юноша нерешительно переступил с ноги на ногу, боязливо взглянув на судью. Тот сделал страшные глаза, и знАком приказал подчиниться. Али Мамед был венцом добродетели, но злить его было опасно. Непослушание могло вызвать вспышку гнева. Аль-Фарук уважал друзей, не отказывал в помощи нуждающимся. Но, между тем, он мог растоптать или уничтожить врага, и месть его была ужасной.
- Ты боишься меня? Неужто я столь страшен? – Халиф притворился обиженным.
- Простите меня, мой господин, - Джамаль опустился на подушку подле Али Мамеда, и колокольчики на его браслетах тихо звякнули. – Я впервые в жизни говорю с халифом, и боюсь прослыть невежей.
- Не бойся, я не кусаюсь, - Али ободряюще улыбнулся. – Пока я не видел невежества от тебя, ты хорошо воспитан. Адиль, друг мой! Ты стал богаче меня! В твоём дворце хранится сокровище, ценность которого выше цены всего золота, какое есть в мире!
- Знал, что ты его оценишь! – Усмехнулся судья. Он пригубил вновь наполненный стакан. – Джамаль, спой нам что-нибудь и станцуй!
Появились музыканты, и юноша исполнил полный грации и изящества танец, который сопровождался восхищённым взглядом халифа, в котором затаилась тысяча вздохов. Искорки обожания прыгали в бездонных зрачках, а в уголках губ затаилась добрая улыбка.
Когда тело юноши изогнулось в последнем грациозном движении, Али не выдержал и поаплодировал мальчику.
- Твой танец подобен порханию бабочки над цветком, - Произнёс халиф. – Так он лёгок и изящен!
- Послушай, как он тебе споёт! – Аль-Максуд почесал сытый живот.
- С удовольствием, - Али указал юноше на подушку рядом с собой. – Спой мне о любви, нежный соловей!
Юноша опустился на подушку возле халифа, ощущая аромат жасмина, исходивший от его тела. Он взглянул в добрые глаза халифа и немного успокоился. Аль-Фарук протянул мальчику рубаб, лежавший возле скатерти, как бы невзначай коснувшись руки Джамаля. Тонкие пальцы халифа скользнули по шелковистой коже руки юноши, обжигая, словно пламя, их души, потянувшиеся друг к другу.
Пальцы мальчика тронули струны инструмента, извлекая из него трепетную мелодию, и мальчик тихо запел:
- Ждать мне встречи или нет
После горестей и бед?
Страшен рок неумолимый!
Свижусь, свижусь ли с любимой?
Сможет Бог соединить
Перетёршуюся нить?
Как узнаю, чтО ты, гдЕ ты,
Не утеряны ль обеты?
Ты ушла и я мертвец,
Ты ль судила мне конец?
Жалобы не помогают!
И душа изнемогает.
Нет надежды, в сердце мгла,
Хоть бы смерть скорей пришла.
О душа! Сильней страдай,
Горю выплакаться дай.
О, потеря! О, разлука!
Нет заступника и друга!

Последний аккорд стих, и в залу закрался щебет птиц в саду. Халиф тихо вздохнул, и перстни сверкнули на его пальцах, когда он стал перебирать чётки.
- О, Повелитель красавцев, твой голос прекрасней щебета самых диковинных птиц! Ты порадовал моё сердце и усладил мой слух. - Али взял с блюда большой румяный персик и подал его юноше. – Вот, возьми, дитя моё.
- Благодарю, господин, - Джамаль принял гостинец. – Нет ничего ценнее дара из рук халифа!
Аль-Максуд махнул рукой, и, поклонившись, Джамаль припал к руке Фарука, после чего удалился в сад, где предался размышлениям.
Он гулял по дорожке в тени высоких пальм, кипарисов и высоких апельсиновых деревьев, кушая сочный персик. Юноша размышлял о мимолётной встрече с аль-Фаруком. Грозный халиф Али, каким представлял его себе Джамаль, оказался приятным мужчиной в расцвете лет, весьма привлекательным и ласковым. Хотя, нет-нет, да и мелькнёт в его бездонных глазах искорка высокомерия или хитринка, но всё это смягчалось его доброй, полной очарования улыбкой. Джамаль припомнил лучившийся лаской взгляд Али Мамеда, его щедрые комплименты, прикосновение к руке как бы невзначай… Впервые в жизни мальчик пожалел, что неволен выбирать хозяина сам. Если бы у него было такое право, он с удовольствием остался бы с высоким, стройным халифом, ласковым, в отличие от грубоватого судьи, страдавшего от обжорства. Али Мамед притягивал к себе, как магнит, так хотелось прильнуть к его сильной груди, слушать его шёпот, таять в его объятиях. Но в положении Джамаля хозяев не выбирают. А это значит, что он и дальше будет жить рядом с судьёй, мечтая в его постели о другом мужчине.
Расправившись с персиком, юноша направился по выложенной мрамором дорожке, ведущей в заросли роз и жасмина. Здесь было свежо и прохладно благодаря большому фонтану, низвергавшему струи в прудик с кувшинками. Тугие струи вздымались ввысь, и, ослеплённые солнцем, низвергались назад, навсегда растворяясь в воде пруда, каплями росы оседая на листьях кувшинок.
Подступал вечер, и раскалённый за день воздух быстро остывал благодаря прохладному ветерку.
Мальчик остановился у розового куста, любуясь самым большим его цветком, окрас которого был подобен рубину, пронзённому солнечным лучом. Юноша осторожно прикоснулся к его бархатистым лепесткам, наслаждаясь богатым ароматом бутона.
- С сестрой беседуешь? – Раздался сзади тихий голос, заставивший Джамаля вздрогнуть. Он обернулся и увидел халифа Али, на устах которого играла загадочная улыбка. – Я напугал тебя?
- Вы… вы так тихо подошли, господин, - Голос юноши предательски дрогнул, когда руки Али Мамеда легли на его хрупкие плечи. – Уважаемый халиф, умоляю Вас…
- О чём ты молишь меня, о, Повелитель красавцев? – Прошептал ему в ухо Али Мамед, обжигая кожу горячим дыханием. -  Должен ли я взлететь высоко в небо, к самому престолу Великого, или низвергнуться в бездну, коснувшись пламени ада? Может, ты хочешь, чтобы я поднялся на гору Каф и принёс тебе сокровища джиннов? Проси, требуй, но не умоляй!
- Просто отпустите меня, о, благородный халиф… - Юноша закрыл глаза, дрожа, будто лепесток на ветру.
- Я противен тебе? – Разочарованно спросил аль-Фарук, и в его красивых глазах мелькнула грусть. – Или мои слова недостойны твоих прекрасных ушей?
- Не гневитесь, господин, - Прошептал юноша, едва дыша. - Я не со зла, Ваши речи словно мёд, они как глоток воды после перехода через жаркие пески, но мой господин рассердится, если увидит меня в объятиях другого мужчины. Он разгневается и накажет меня.
- Ты зря волнуешься, улыбка лета, - Руки Али Мамеда медленно спустились на талию юноши. – Твой хозяин допил щербет и на время выпал из мира, - Халиф легонько прижал мальчика к себе, и Джамаль ощутил аромат его тела, бородка халифа щекотала его щёку. – Не бойся, нас никто не увидит, а если и заметят, я не дам тебя в обиду!
- Вы здесь не навсегда, - Печально ответил Джамаль, балансируя на узком лезвии между желанием отдаться во власть сильных рук и голосом разума, требовавшим вырваться и убежать. – А у моего хозяина долгая память. Он не столь нежен и понятлив.
- Но он не посмеет нарушить приказ халифа! – Али Мамед поцеловал юношу в шею, заставив сердце его бешено колотиться, и выпустил из объятий. Но лишь за тем, чтобы сломить веточку жасмина и протянуть Джамалю. – Если роза твоя сестра, то жасмин твой брат.
- Спасибо, - Юноша принял дар.
Али Мамед провёл тонкими пальцами по точёной скуле юноши.
- Красавец стройный – ночь волос и свет чела. При нём
То словно входишь в мрак ночной, то пребываешь днём.
Прекрасней этой красоты на свете нет ничьей,
Она пленительнее всех увиденных вещей.
Что лучше родинки его на матовой щеке,
Она как роза, что плывёт в зрачке, как в роднике.
- Вы так щедро сыплете комплиментами, уважаемый халиф, что я скоро умалюсь от смущения до размеров цветка… - Покраснел Джамаль.
- Не смущайся, о, звезда, - Улыбнулся Али и поцеловал юношу в лоб. – Ты прекрасен, и достоин того, чтобы твоей красоте возносили хвалу. А теперь нам нужно расстаться, я устал, и тебе пора в гарем. Но это не последняя наша встреча.
Джамаль смотрел вслед удалявшемуся Али Мамеду, глядя глазами, полными слёз, на его сильную фигуру, пока халиф не скрылся за кустами, направившись во дворец.
Остаток вечера юноша бродил по саду, закрепив ветку жасмина за ухом, пытаясь унять скорбь и грусть, поселившиеся в его сердце. Он знал – эта боль будет терзать его постоянно, и единственное от неё лекарство недостижимо. Он никогда не будет рядом с тем, кого сильно, безумно полюбил.
Поздно вечером он снова ходил на свидание с матерью, и почти до утра плакал, уткнувшись ей в колени, а Хельга пыталась успокоить сына.
Но они были не единственными, кто не спал в ту ночь.

Утром Али Мамед, невыспавшийся, поднялся с кровати, вознёс молитвы и отдался в руки раба. Шустрый малый обтёр тело халифа водой с добавлением розового масла, постриг бородку и расчесал волнистые волосы. Закончив с утренним туалетом, помог аль-Фаруку облачиться в наряд из тончайшей шерсти, изумрудно-зелёный, расшитый золотой нитью и каменьями. Халиф унизал пальцы перстнями, любуясь одним из них, с большим рубином в искусной золотой оправе.
После завтрака он удалился в отдалённую залу, где предался мыслям, вспоминая короткий разговор с Розой гарема, юным Джамалем, украшением мира.
Чуть позже спустился и аль-Максуд, бодрый и весёлый. Остаток утра они с халифом провели за приятной беседой, гуляя по великолепному саду кази. Али немного огорчился, заметив отсутствие Джамаля, не подозревая, что мальчик уснул незадолго до первого призыва муэдзина, проспав молитву и завтрак.
После полудня Али Мамед и судья отправились на торжественный обед во дворце визиря. Здесь собралась знать Кятифа: богатые купцы, имамы, начальники рынков, тюрем, дворцовой охраны и военачальники.
Халиф занял почётное место на троне, и все пришедшие кланялись и целовали ковёр у его ног. Глаза аль-Фарука светились мудростью, на строгом лице светилась милостивая улыбка. Весь его вид говорил о большой власти и богатстве. Халиф Али, олицетворение благодетели, защитник обиженных, грозный воин и справедливый судья, - таков аль-Фарук, потомственный халиф земель Саны.
Он беседовал с начальником шурты и с купцами, интересовался жизнью города, восстановительными работами, слушал благодарные речи и принимал подарки.
Визирь аль-Наби так же беседовал с весьма напыщенным купцом. Собеседник наместника был худощав и высок, с курчавой бородой и пронзительным взглядом орлиных глаз. Шёлковая голубая джубба, надетая поверх белой рубашки, была расшита серебряным орнаментом, в ухе купца красовалась золотая серьга. Аль-Наби слушал его речи, хмурясь и поглаживая бородку.
- Вы уверены, Хафиз, что без этого не обойтись?
- Уверен, о, визирь! – Кивнул купец. – Дайте нам то, что мы хотим, и вы получите то, о чём просите.
- Но я уже заплатил вам достаточно, - Возразил визирь, подняв брови. – Неужели товар настолько дорог?
- Для подобного камня, уважаемый аль-Наби, и оправа должна быть дорогой и изысканной. Вы согласны?
- А если я не буду доплачивать?
- Тогда ищите другого купца, а я не могу продавать столь дорогой товар по такой низкой цене! – Выпятил грудь Хафиз.
Визирь задумался, покусывая губу.
- Хорошо, Хафиз, я доплачу вам за товар! Но я надеюсь, что он того стОит!
- Не сомневайтесь, аль-Наби, более честной сделки не было в мире. Жду вас через неделю в том же месте.
Поклонившись, Хафиз смешался с толпой купцов, и незаметно покинул дворец. Визирь оглянулся по сторонам, и его взгляд упал на судью, стоявшего неподалёку. Аль-Максуд слышал их беседу, но не придал значения – покупка драгоценностей у купцов была обычным делом.
Обед был роскошным. Разнообразие и количество блюд поражало – тут и жареные барашки с абрикосами и птицы в меду и отварное мясо верблюдов с овощами, сладкая выпечка, фрукты, орехи и сласти всех видов.
Пиршество удалось на славу, гости прославляли Аллаха, халифа и его наместника. Но Али Мамед почти не участвовал в их беседах, пребывая в раздумьях. Между его бровей залегла складка, в глазах застыла тревога. Ближе к вечеру сытая и довольная знать начала разъезжаться по домам.
Халиф с судьёй вернулись во дворец, где им подали кофе. Хмурый Али Мамед сделал пару глотков, задумчиво разглядывая высокий инкрустированный серебром кальян, стоявший возле подушки судьи.
- Что с тобой, мой друг? – Приподнял бровь аль-Максуд. – Ты весь день мрачен, точно туча. Что-то гложет тебя, или, может, тебе не понравился обед в твою честь?
- Обед был великолепен, - Вздохнул Али, и в его глазах блеснуло подозрение. – Но ты прав, Адиль, кое-что меня гложет!
- Излей мне душу, о, халиф! – Аль-Максуд взмахом руки приказал слугам удалиться, и откинулся на подушки, приготовившись слушать исповедь друга.
- Адиль, вопрос очень деликатный, и я хочу, чтобы всё осталось в тайне, - Тихо произнёс аль-Фарук.
- Не волнуйся, дорогой друг, - Заверил его судья, - Твоя тайна умрёт вместе со мной. Что же не даёт тебе покоя, и чем я могу помочь тебе, любезный Али?
- Адиль, мне кажется странной эта ситуация с жемчугом. – Задумчиво пригладил бородку халиф, - Судя по докладам, добыча его немного снизилась, чего быть не должно…
- Но, насколько я знаю, дела остались на прежнем уровне, - Возразил аль-Максуд, удивлённо глядя на собеседника. – Я писал тебе об этом. Ты сомневаешься в моих словах, о, халиф?
- Нет, в твоих словах я не сомневаюсь, дорогой Адиль, но я разговаривал с аль-Наби и он предоставил мне отчёт, говорящий об обратном, - Халиф протянул судье бумагу с ровными столбцами цифр. – Это меня и удивило…
- Хмм, странно, - Судья изучал отчёт визиря. – Этого просто не может быть! Я разговаривал с ловцами жемчуга и с их владельцами, и видел совершенно другие цифры. Странно, откуда у твоего визиря такие сведения? И какова моя роль?
- Адиль, друг мой, я всецело тебе доверяю. Я бы и сам во всём разобрался, но неотложные дела призывают меня в Басру. Послезавтра я уеду, и за один день я ничего не выясню в этом деле. У меня к тебе просьба: возьми труд расследования на себя, ты знаешь, моя благодарность будет щедрой!
- Друг мой, я с радостью помогу тебе в этом деле. Ты прав – вопрос щекотливый, и ни в коем случае это не должно дойти до ушей Великого Халифа. Отправляйся по делам и ни о чём не беспокойся, я всё сделаю!
- Ты утешил моё сердце, дорогой Адиль! – Халиф радостно улыбнулся, и тут же в его глазах сверкнул хитрый огонёк. – Но есть ещё один вопрос, что мучает меня, мой друг.
- Говори, Али, я слушаю тебя!
Али Мамед пригладил бородку, и взглянул на судью...

…Джамаль проснулся уже после полудня. Пришедший по его зову Самир испугался – прекрасный юноша осунулся за ночь, глаза покраснели, и сам он был какой-то вялый.
- Господин мой, что с вами? – Выдохнул он, помогая Джамалю встать с постели.
- Ах, Самир, за мной всю ночь во сне гонялся ифрит, - Соврал мальчик, вдыхая аромат розовой воды.
- Он обидел вас, мой господин? – Слуга начал одевать Джамаля.
- Нет, он поймал и поцеловал меня, превратившись в прекрасного мужчину. Спасибо, Самир, не беспокойся о завтраке, я не голоден…
- Вы должны поесть, - Взмолился Самир. – Господин, если кази увидит вас в таком виде, он отрубит мне руки!
- Хорошо, - Слабо улыбнулся Джамаль. – Если только чуть-чуть…
Юноша позавтракал, затем подремал ещё немного.
Хамид навестил мальчика уже днём, и призвал к нему чернокожего раба. Юноша отдался в руки мускулистого массажиста, который долго и со знанием дела расслаблял его юное тело, впервые в жизни пожелавшее настоящей любви и страсти. Мальчик лежал, нежась под руками раба, и даже немного пожалел, когда всё закончилось. Потом он долго беседовал с Хамидом, и евнух убедил его не дурить и взять себя в руки. В конце концов, гарем судьи – это лучший вариант, неизвестно ещё, как с ним будет обращаться халиф, о грозном нраве Али Мамеда легенды ходят. Аль-Максуд благоволит Джамалю, но если мальчик проявит непокорность, его продадут неизвестно кому.
Джамаль выслушал его монолог, непрестанно вздыхая. В конце концов, Хамид прав. Лучше не гневить аль-Максуда, но и от встреч с халифом не хотелось отказываться. То, что он аль-Фаруку понравился, Джамаль не сомневался, и не смог отказать себе в удовольствии встретиться с халифом ещё раз.
Лето подходило к своему пику, дневной зной был невыносим. Ежедневно двор перед входом во дворец и садовые дорожки прибирали и щедро поливали водой. Только блаженная тень деревьев давала отдохновение, да ещё купальня с её бассейном, наполненным прохладной водой.
Джамаль провёл там несколько часов, то плескаясь в бассейне, то гуляя между фонтанов, слушая весёлую болтовню других жителей гарема. После обеда, ближе к вечеру, когда солнце начало свой путь к горизонту, юноша направился в сад. Там он устроился в беседке, прятавшейся среди розовых кустов, недалеко от одного из фонтанов. Здесь Джамаль сидел, слушая птичий щебет и тихое журчание ароматных струй, низвергавшихся в прудик с кувшинками.
Когда подступил вечер, лёгкий ветерок донёс аромат сандала, и тихое пение. Юноша встрепенулся, похоже, в саду гулял халиф Али! Приятный голос аль-Фарука пел о неземной красоте и разбитом сердце, о борьбе за любовь и жестокости мира.
Мальчик поднялся со скамеечки и вышел из беседки. Его ноги, обутые в парчовые туфельки, тихо ступали по мраморной крошке, которой была выложена тропинка. Его нежно-голубое одеяние облегало точёную фигурку, сверкая в свете ещё яркого солнца редкими искорками самоцветов. В волосах мальчика красовалась ленточка, украшенная камушками бирюзы, на локоне висел крохотный серебряный колокольчик, а кушак сверкал серебристой вышивкой. Джамаль, словно дивный принц из сказки, тихо шёл по дорожке, пытаясь определить, откуда доносится пение. Но голос стих, и юноша растерянно замер на мгновение.
Разочарованно вздохнув, он свернул мимо кустов жасмина и попал прямо в объятия аль-Фарука, с восторгом прижавшего к груди свою добычу. Дыхание Али Мамеда обожгло губы юноши, он растерянно взглянул в бездонные, горевшие задорным огоньком, глаза халифа, забыв вырываться из его сильных рук. Достаточно сильных, чтобы вскружить голову прекрасному созданию.
- О, господин, - Выдохнул Джамаль, не ожидавший пленения. – Вы опять меня напугали…
- А мне показалось, что ты сам искал этой встречи, - Хитро улыбнулся Али Мамед, прищурив глаза. – Разве нет?
- Уверяю, вам показалось, - Джамаль, смотрел в глаза халифа, будучи не в силах оторвать взгляд. Он чувствовал себя кроликом во власти гипнотических глаз удава. – Я случайно натолкнулся на вас, я… я шёл во дворец…
- Неужели? – Губы араба растянулись в обворожительной улыбке, изящная бровь приподнялась в шутливом недоумении. – Ты, верно, заблудился, - дворец в другой стороне!
- Благородный халиф… - Джамаль упёрся руками в сильную грудь Али. – Господин, я не должен… отпустите меня…
- Чего ты не должен? – Аль-Фарук сжал юношу в объятиях сильнее, и приблизился к его губам. – Цена свободы – поцелуй. Подари мне его, и я отпущу тебя порхать на свободе, сладкозвучный соловей!
- Господин, - Джамаль и хотел дать то, о чём просил его халиф и боялся быть пойманным на месте преступления. – Моё положение не позволяет…
- Тогда я силой сорву его с твоих нежных губ, - Али припал полными губами к тёплым губам юноши, накрыв их в сладком поцелуе. Почувствовав дрожь в юном теле, осторожно проник языком в рот Джамаля, вызвав тихий стон. Внезапно отстранился и с улыбкой взглянул на разнеженного в его объятиях мальчика, горевшего огнём желания. Джамаль прижался к халифу, притихнув на его груди, словно нашедшая убежище пташка, и еле слышно прошептал:
- О, халиф, поцелуйте ещё…
Али Мамед поцеловал Джамаля в полураскрытые губы, терзая их, заставляя юношу тихо стонать, и таять, словно щербет на солнце. Тихие, осторожные и одновременно настойчивые поцелуи халифа будоражили кровь мальчика, вознося его на вершину блаженства, отнимая здравый смысл, прогоняя опасения, пробуждая желание остаться наедине с этим сильным мужчиной. Отдаться ему без остатка, вкусить сполна его любви…
- Какой ты чувственный, - Прошептал ему в ухо Али Мамед, нехотя оторвавшись от его губ. – Ты всё ещё боишься меня?
- Нет, о, халиф, - Джамаль обнял аль-Фарука за талию. – Я хочу быть вечно в вашем плену…
Али Мамед поцеловал юношу в лоб, проведя ладонью по его шелковистым волнам волос.
- А я обещал тебе свободу за твой сладкий поцелуй… - Халиф выпустил мальчика из жарких объятий, и загадочно улыбнулся. – Но я подарю тебе кое-что ещё!
С этими словами он снял с пальца перстень с рубином, и надел его на изящный пальчик Джамаля. Рубин сверкнул в свете солнца, подобно пламени.
- О, господин, - Мальчик поцеловал перстень. – Ваш подарок прекрасен и дорог для меня, но… боюсь, что мой господин будет против…
- Не будет, уверяю тебя, - Успокоил юношу халиф Али. – Он знает об этом подарке.
- Благодарю вас от всей души, о господин и повелитель! – Юноша поцеловал руку Али Мамеда, заставив халифа улыбнуться. – Я буду хранить его на своей груди.
- Ты так учтив и обаятелен, - Араб пригладил волосы юноши, обнял его и горячо поцеловал. – Твои уста словно мёд.
Юноша залился краской и улыбнулся, глядя на халифа влюблёнными глазами.
- Господин, смею ли я скучать и вспоминать нашу встречу?
- Скучай, мой мальчик, и храни в сердце то, что произошло с тобой вчера и сегодня! – Халиф провёл ладонью по нежной щеке мальчика. – Я завтра уезжаю, но скоро мы увидимся вновь! Ты со своим господином приедешь ко мне в гости, когда летний зной спадёт, и пески оживут.
- Вы желаете видеть меня в своём дворце? – Хитро улыбнулся юноша, и в его очах сверкнул счастливый огонёк. Али прищурил глаза, и улыбнулся краешками губ.
- Я желаю, что бы ты, нежный цветок, украсил своим благоуханием мой дворец!
Они ещё немного погуляли по саду, и Джамаль развлекал халифа стихами и беседой. Когда солнце опустилось за горизонт и раздалось пение муэдзинов, Али подвёл юношу к дверям гарема.
- Пришло время прощаться, прекрасный Джамаль! Добрых тебе снов, и да хранит тебя Аллах!
- И вам доброй ночи, и да сохранит Великий вашу душу в покое и радости, - Мальчик, поймав ещё один поцелуй халифа, скрылся за дверью.
Хамид закрыл и запер дверь. Али Мамед, повертев в руках украдкой снятую с волос Джамаля ленточку с бирюзой, направился во дворец. Там он отужинал вместе с другом, обсуждая насущные вопросы.

Утром Али, свежий и выспавшийся, с искорками счастья в глазах, полулежал после завтрака на подушках, ожидая, когда его караван будет готов к выходу. Халиф перебирал чётки, мечтательно глядя на серебряный кофейник.
- О чём задумался ты, мой друг? – Прервал молчание аль-Максуд. – Кто занял твои мысли?
- Ах, друг мой, - Вздохнул Али, слегка улыбнувшись. – Жалею я, что не смогу забрать твой щедрый дар с собой. Увы, поход мой долог и тяжёл по воле Аллаха. Я еду в Басру, чтобы встретиться с визирем Великого халифа, а затем мне предстоит долгий путь назад, с заходом в несколько городов и селений. Боюсь, не довезу…
- Уж не отказываешься ли ты от моей щедрости? – Приподнял бровь Адиль. Он взял с блюда гроздь винограда, отщипывая от неё янтарные ягодки. – Я преподнёс тебе его от всей души…
- Нет, что ты, как ты мог такое подумать, - укоризненно покачал головой халиф. – Я лишь говорю, что мой поход долог и тягости пути ожидают меня. Не хочу, чтобы твой дар зачах в пустыне. Сейчас лето, и в песках зной и засуха… давай сделаем так: привези его мне осенью, и тебе лишний повод ко мне приехать. Что думаешь, дорогой Адиль?
- Хмм, - Судья задумался. – А что, хорошая идея! Негоже нежные цветы в пекло бросать. Хорошо, я приеду к тебе на исходе лета, и привезу его тебе.
- Отлично! – Кивнул Али. – А я к тому времени приготовлю достойную оправу для этой жемчужины!
- Желаешь ли ты ещё раз лицезреть нежную газель? – Адиль бросил на блюдо ветку от грозди и омыл руки в чаше. – Мне позвать его? Может, желаешь испить его любви? Я прикажу приготовить вам ложе…
- Нет, Адиль, я разделю с ним постель в своей спальне. В твоём дворце я не смею делать этого, вором себя чувствую. Но буду благодарен, если призовёшь его, - Али приподнялся и сел на подушках, играя с тонкой ленточкой.
Вскоре раздался нежный звон колокольчика, и в залу вошёл Джамаль. На этот раз он облачился в белое, шитое золотом, одеяние.
- Вы изволили звать меня, господин? – Поклонился он.
- Да, Джамаль, - Мягко ответил судья. – Попрощайся с халифом.
- О, господин, позвольте пожелать вам счастливой дороги, и пускай Аллах раскроет над вами покрывало своей милости, - Улыбнулся юноша.
- Спасибо, мой мальчик, - Кивнул Али Мамед, всё ещё крутя в руке ленточку, расшитую бирюзой. – И тебя пусть оберегает милость Всевышнего!
Джамаль заметил ленту в руках халифа, и, набравшись храбрости, произнёс:
- Благородный халиф, вчера я обронил кое-что… - Он взглянул в хитрые глаза аль-Фарука, облизнул губы и продолжил. – И эта вещь попала к вам…
- Я верну её тебе, - Кивнул Али, улыбнувшись уголками губ. – Но не сейчас, а осенью, когда ты приедешь ко мне в Сану. А до тех пор она будет напоминать мне о знакомстве с тобой!
- Я тронут и польщён, что так удивил вас, - Кивнул головой Джамаль. – Оставьте её себе, пусть это будет моим подарком.
- Спасибо, Джамаль, мой мальчик, - Али спрятал ленточку на груди. – Пусть она будет залогом будущей встречи!
Так и простился юноша с халифом. Всё, что у него осталось, это светлый образ аль-Фарука в памяти, его кольцо и веточка жасмина, которую мальчик бережно сохранил. Он давно понял, что аль-Максуд, питавший к мальчику нежные чувства, но, увы, терявший к нему интерес из-за его возраста, сделал лучшее, что мог: подарил юношу халифу. Джамаль не верил в своё счастье, и считал дни до наступления осени, когда караван кази направится в далёкий город Сану, что на живописном побережье Красного моря. Мальчик любил приключения.
Нет, он не бывал нигде дальше городского рынка, да и то под присмотром евнуха. Но он любил читать, этому его научил судья, не видя в этом занятии вреда. И юноша зачитывался книгами из его библиотеки. Больше всего он любил сказки и приключения. И тихо мечтал когда-нибудь отправиться в поход по пустыне, покачиваясь на спине верблюда, слушая песни погонщиков, сражаясь с разбойниками…
Скорее бы осень! Джамаль ходил в мечтах, и не замечал, как за его спиной шепчутся, радуясь за него и завидуя его судьбе. Всем известно – во дворце халифа жители его гарема живут ещё роскошней! Там бассейны наполнены росой с бутонов роз, а фонтаны извергают вино. Подушки набиты беличьим мехом и страусовыми перьями, а сам дворец вызолочен и едят там с посуды из чистого серебра! И именно Джамаль едет туда!
Хамид доложил об этих разговорах аль-Максуду, и тот оградил юношу от жителей гарема, переселив в соседние со своими покои. Ел юноша пищу, проверенную на рабах, пил из рук судьи, и спал, охраняемый стражей. Нельзя, чтобы завистники до него добрались! Кази подарил мальчика другу, и теперь в лепёшку разобьется,  но доставит ему юношу в целости и сохранности.
Пока же Джамаль наслаждался жизнью, отдыхая от наскучившей жизни в гареме, развлекая судью лишь разговорами. Близости между ними больше не было – таков был уговор между друзьями.

А халиф Али, покинув вверенный ему Кятиф и дворец своего доброго друга, отправился в Басру. Там он решил свои дела с визирем Великого халифа относительно праздника по случаю завершения восстановления Кятифа. Торжества назначили на начало весны, к тому времени город будет поднят из праха полностью, сверкая своим великолепием.
После Басры халиф направил караван назад, в родную Сану – нужно приготовить дворец к приезду юноши. Халиф, покачиваясь на спине своего скакуна, время от времени подносил к губам ленточку с бирюзой, нежно её целуя и вдыхая аромат жасмина, который хранил тонкий голубой шёлк. Вспоминал улыбку мальчика, робкий взгляд его газельих глаз, стройный стан, который жаловался на тяжесть его бёдер, каскад чёрных волос, и сладкий голос мальчика.
- Потерпи немного, мой нежный бутон, - Едва слышно шептал Али Мамед, касаясь ленточки губами, будто это могло приблизить его к возлюбленному. – Потерпи, газелёнок, скоро мы с тобой встретимся, и ты навсегда прильнёшь к моей груди, прохлада моих глаз!
Как ни жаль было аль-Фаруку расставаться с юношей, но он понимал, что делает правильно – наступило лето, и пески пустыни источали жар, раскалённый воздух колыхался между небом и землёй, создавая причудливые миражи, солнце немилосердно жгло всё вокруг. Был ещё только полдень, а до попон и сёдел уже не коснуться, настолько они горячи. Кони шли, понурив головы, и только верблюды, гордо взирая на пески, довольно шагали вперёд. Песни стихли, разговоры прекратились – закутавшись в гутры, путники терпели дневной зной. Мудрый поступок халифа оградил мальчика от мук длительного перехода по летним пескам, подобным аду. Вряд ли изнеженный дворцовой жизнью мальчик смог бы вынести этот поход, которому не было конца. Путь каравана петлял между сёл, стоянок и городов – халиф ехал с проверкой.
Али Мамед вновь коснулся ленточки губами – вот закончит проверку, вернётся в Сану и приготовит покои для своего питомца, а там и осень приблизится – прохладный ветер облегчит трудности пути, и юноша прибудет во дворец халифа, во всём блеске своего великолепия, и поселится рядом с Али. Халиф улыбнулся, шепча нежные слова любви, витая в грёзах, снова и снова возвращаясь назад – в Кятиф, в сад аль-Максуда, где среди роз он гулял с Джамалем…

Аль-Максуд каждый день думал о поручении, которое ему дал Али Мамед. Дело было щекотливое, непонятное и тёмное. Где, в каком звене жемчужной цепи скрылся вор? Кто мог воровать драгоценный дар моря? Жемчуг пропадал, конечно, размер пропажи был невелик, чтобы нанести урон, но и не был мал, чтобы этой пропажи не заметить.
Адиль сидел на диване, поглаживая бородку, щуря глаза, и думал. От раздумий уже голова пухла, кусок в рот не лез, кази ещё раз взял бумаги, в очередной раз изучая отчёты, доклады, бесконечные столбцы цифр…
- Где же ты, проклятый? – Прошептал судья. – Кто ты, поднявший руку на чужое добро?
- Что с вами, господин? – прервал мысли аль-Максуда вошедший Джамаль. Любимец, как всегда, был обворожителен. Его тонкого шёлка одежды не скрывали юношеской прелести, каскад волос украшала ленточка, расшитая золотой нитью, поясок сверкал самоцветами, парчовые туфельки скрадывали звук шагов. – Что вы потеряли?
- Ах, дорогой Джамаль, - Устало взглянул на него судья покрасневшими от бессонных ночей глазами. – Не забивай свою прелестную головку моими проблемами, это сугубо государственное дело.
- О господин, - Присел рядом с ним Джамаль. – Иногда и малая тварь влияет на дела великих! Случайно пущенная стрела поражает цель, а свежая мысль подобна скакуну! Что гнетёт тебя, мой господин? Может, я смогу помочь?
Обдумав слова Джамаля, аль-Максуд рассказал ему обо всём, что происходило с добычей жемчуга, и что он, верховный судья Кятифа, неспособен найти вора.
- Вот что гнетёт меня, газелёнок мой, - Адиль поцеловал локон юноши. – Обещал Али разобраться, а сам бьюсь, как рыба в сети!
- Может, вы не там ищете? – С улыбкой на устах мальчик взглянул на аль-Максуда. – Вор умён, талантлив и влиятелен. Вы ищете среди ловцов и их хозяев? Поднимитесь выше, но осторожно: с большой высоты больно падать, и можно угодить в яму, полную змей!
Судья, выслушав мальчика, благодарно поцеловал его между бровей, исполненный благодарности – шальная мысль посетила Адиля.
- Спасибо, мой мальчик, я последую твоему совету, а теперь я должен продолжить, я обещал Али закончить дело до нашего с тобой отъезда в Сану!
- Да, господин, рад, что смог помочь вам! – Джамаль, взяв со стола персик, удалился в свои покои, дабы предаться грёзам о предстоящей осенью встрече с халифом Али.
Судья же, изучив все бумаги ещё раз, убедился, что мальчик оказался прав: судя по отчётам и сметам, воровал человек знатный. И этим человеком был…
- Ах, проклятый!!! – Вскрикнул Адиль. – Эй, позовите вали!
Вскоре прибыл начальник городской стражи, чтобы получить приказ разгневанного кази. Но, даже в гневе, аль-Максуд понимал, что нужна осторожность – поэтому он отдал приказ следить, слушать, смотреть и запоминать. С утра город заполнили переодетые в простых обывателей воины и шпионы. Вся выявленная ими информация стекалась к аль-Максуду. Судья, выслушивая доклады, силился понять – для чего и зачем ворует из казны своего господина Мурад аль-Наби, эмир города Кятиф, визирь Али Мамеда аль-Фарука? Мало, слишком мало времени дал судье друг, надо решать проблему. Решать быстро и без лишнего шума. Верные рабы и воины рыскали по городу, словно собаки, вынюхивая добычу.

Безветрие. Лишь пальмы спасали от зноя. Солнечный свет застил глаза, но, не смотря на жару, жизнь в городе кипела – на рынке торговали коврами, благовониями, фруктами и овощами. Кричали водоносы, зазывали в свои лавки купцы. Минуя рынок, рослый раб вышел на улицу, ведущую к дворцу аль-Максуда. У ворот сказал страже тайное слово, ещё немного – и вот он уже в прохладной зале, целует ковёр у ног судьи.
- Какие вести ты мне принёс? – С надеждой взглянул на него Адиль. Ожидание и попытка сдёрнуть полог с тайны утомили его. – Говори, я слушаю!
- Вести мои тревожны, мой господин! – Раб робко взглянул в лицо кази, и с опаской продолжил. – Был я на окраине города, где лежат развалины старой башни. Слышал разговор аль-Наби с бедуинами…
- Почему молчишь? Продолжай! – Натянуто произнёс судья, выпрямившись на подушках. – О чём он говорил? Что за бедуины?
- Бедуинов двое было, - Ткнулся лбом в ковёр верный раб. – То люди проклятого Новаса, бича пустыни, наёмного убийцы…. Визирь им несколько мешочков дал, думаю, с жемчугом…
- За что?! – Кази не верил ушам. Легенды о наёмнике ходили мрачные, и за услуги он всегда брал драгоценностями, имея к ним слабость. – О чём просил его аль-Наби?
- Господин мой, крыла зла распростёрлись над Кятифом, - Глухо ответил раб. -  Аль-Наби оплатил ему убийство Великого халифа…. Нападение назначено на время, когда Владыка правоверных приедет в Кятиф на праздник в честь возрождения города…
- Что дальше?
- Увы, не знаю… на этом их встреча закончилась…
- Наверняка это идея не аль-Наби, - Пробормотал себе под нос судья, а вслух спросил. – Ты не слышал, кто заказчик?
- Не знаю, имён не произносили.
- Ты хорошо послужил. Иди к казначею, он оплатит твой труд! Спасибо тебе!

Жизнь Кятифа шла своим чередом, и его обитатели, занятые своими заботами, не знали, какие интриги плетутся на улицах и во дворцах, и что над головами обывателей нависла угроза, которую старался отвести городской кази.
Но старания его не оставались незамеченными. Рабы, слуги и воины, выполняя волю господина, задавали на улицах слишком много вопросов, привлекая к себе нежелательное внимание. Безмолвная битва двух влиятельных людей достигла своего пика, страсти бурлили, словно вода в котле, готовом взорваться.
Ночная тишь распростёрлась над городом. Свет полной луны блестел на листве присмиревших деревьев, на ажурных решётках окон дворца, пролёг сверкающей дорожкой по дрожащей глади Персидского залива.
Аль-Максуд сидел в своём кабинете, обдумывая всё, что узнал за последние дни. А узнать удалось немало. Адиль сходил в мечеть, вознеся благодарные молитвы Всевышнему, вымаливая ещё и удачу.
Накануне кази пожелал съездить на охоту. Оседлав коня и взяв любимого сокола, он отправился за город, на границу живописных земель и мёртвых песков, где водилось огромное количество птицы. Заметив высоко в небе птаху, кази спустил сокола. Умный хищник, звеня колокольчиком, вспорхнул в вышину, быстро нагнав жертву. Вцепился когтями, прибил к земле, ожидая хозяина.
Судья оказался разочарован – в когти сокола попал почтовый голубь. К несчастью, бедняга погиб. Адиль соскочил с седла и осмотрел голубка. У лапки птицы была прикреплена капсула с письмом. Аль-Максуд отвязал послание, надеясь найти автора и вернуть ему письмо с извинениями и компенсацией.
Кази извлёк из капсулы и развернул письмо, охнув. В его руки попала поистине бесценная добыча. Забыв об охоте, он вернулся во дворец. Здесь судья перечитал письмо ещё раз. К вечеру он знал наизусть каждое слово.
Страшная правда явила себя, подобно пустынному самуму:

«О, принц, да продлит Аллах ваши дни, и убережёт вас от бед и несчастий!
Я, следуя вашим желаниям, нашёл опытных охотников на зверя, которого вы желаете добыть. Охота назначена после городского праздника, во владениях песков.
Ваш верный раб».
Ниже стояла личная печать визиря.

Значит, сын Великого халифа каким-то образом подкупил визиря Али Мамеда…. Да, норов принца был известен многим – корыстный властолюбец, жестокий и заносчивый Хасан не был любимцем при дворе, да и народ его не жаловал. Принц посчитал, что его отец засиделся на троне, и решил сместить его, лишив жизни…. Кази ужаснулся при мысли о том, что должно произойти здесь.
Нет, это нужно предотвратить. Но как? Писать Великому халифу? Вряд ли он поверит – доказательств мало, да и письмо может к Хасану попасть.
- Ну, конечно же! – Осенённый внезапной мыслью, Адиль сел, и написал письмо своему другу Али. Аль-Фарук умён и проницателен, он всегда знает, что нужно делать!
Перо скрипело по пергаменту. Кази обрисовал всю ситуацию с заговором, добавив для убедительности и послание визиря.
Вошедший раб доложил о посетителе, пожелавшем увидеть судью.
- Кто там, Рияз? – Поинтересовался у раба Адиль.
- Не знаю, господин, лица не видно, и он сказал, что только вам назовётся.
- Хорошо, пригласи.
Вскоре в кабинет вошёл ночной посетитель. Среднего роста, худощавый мужчина, закутанный в плащ с накинутым на лицо капюшоном. На указательном пальце правой руки поблёскивал золотой перстень с печатью. Адиль усмехнулся, и бросил поверх писем ворох ненужных бумаг.
- И что привело тебя в мой дом, аль-Наби?
Посетитель откинул капюшон, и довольно мрачно поглядел на судью, который усмехнулся своей правоте.
- Хочу вразумить тебя, уважаемый судья, - Ответил он, стараясь держаться спокойно, хотя дрожь в голосе выдавала его внутреннее состояние. – Уберечь от ошибок!
- Правда? – Аль-Максуд поднялся с подушек, и с интересом взглянул на собеседника. – Говори, я слушаю!
- Дорогой Адиль, боюсь, ты переступил границу дозволенного, - Тихо произнёс визирь, - Но, раз уж так случилось, могу предложить тебе дружбу.
- Я и так дружен с тобой, но что именно я переступил? – Приподнял брови Адиль.
- Дорогой судья, не притворяйся, будто не понимаешь, о чём речь, не люблю лицемерия, - Взмахнул рукой аль-Наби, наморщив нос. – Ты следишь за мной, за каждым моим шагом, и тебе известно уже немало… Адиль, отдай мне письмо, ради Аллаха.
- Письмо? – Переспросил кази, пронзая визиря взглядом.
- Да, то самое письмо, что ты снял с убитого твоим соколом голубя! Адиль, ты сам не знаешь, во что ввязываешься!..
- А если не отдам, что тогда?
- Тогда я не смогу защитить тебя, - Покачал головой визирь. – А если отдашь, я щедро вознагражу тебя, и мы вместе разбогатеем! Никто ведь не узнает, а если ты не будешь мешать, а поможешь, Хасан озолотит тебя! Подумай, Адиль…
- Ты только за этим пришёл, Мурад? – Прервал его речь судья. – Письма я не отдам, хоть убей! Более того, я не позволю тебе преступить закон. Или ты забыл, кто я? И когда ты успел продаться, Мурад? А ведь Али тебе доверял!
- К шайтану Али! – Бешено сверкнул глазами визирь. – Я управляю его городом, слежу за всеми делами, а он соизволяет приехать сюда раз в пять лет, и даже поблагодарить не соизволит!
- Твоё дело исполнять его волю!..
- Я устал! А Хасан обещал сделать меня главным визирем после смерти отца!..
- Так вот в чём дело! – Понимающе кивнул головой Адиль. – Власти хочешь? Ты плохо принца знаешь – благодарность ему неизвестна. После переворота ты будешь первым, кто ступит на ковёр крови!
- Отдай письмо, Адиль, и не заговаривай мне зубы!
- Уходи прочь! – Прошипел судья, указав гостю на дверь.
- Я уйду с письмом!
- Ты уйдёшь без него! Я тебе уже сказал, что письма я не отдам! Более того – я приму все меры, чтобы предотвратить подлое убийство!..
- Ты слишком самонадеян, аль-Максуд! Ты не сможешь помешать мне!
Запахнувшись в плащ, визирь покинул дворец так же тихо, как и появился. В конце концов, письмо не обязательно отбирать силой! На улице его ждал один из слуг судьи.
- Вот что, Джума, - Тихо сказал ему аль-Наби, - Я хочу, чтобы ты следил за каждым шагом своего господина! Обо всём доноси лично мне, как всегда.
- Да, благородный визирь, - Поклонился Джума. – Я счастлив служить вам! Что именно от меня требуется?
- Проследи, не отправит ли аль-Максуд письма, либо гонцов в ближайшие дни, начиная с этой минуты! Ты сразу поймёшь, о чём идёт речь: он постарается сделать это тихо, без лишнего шума. Я должен об этом знать! – Несколько золотых динаров легли в смуглую ладонь Джумы.
- Я всё исполню, повелитель!
Аль-Наби вышел из ворот, вскочил на коня, и рысцой направил его к своему дворцу. Оттуда он отправил голубя с запиской к главарю шайки бедуинов-убийц, жестокому Хафизу, с просьбой тайно приехать к нему во дворец.
После этого визирь откинулся на подушках. Да! Судья умён, но он, аль-Наби, умнее. Аль-Максуд просчитывает всё на два шага вперёд, визирь же – на все десять! Конечно, он сглупил, отправив записку принцу с голубем, но сделанного не исправишь.
Подлец задумался – вряд ли аль-Максуд отважится отправить подобную почту с голубем – птица погибнет в пути, либо её изловят. К тому же наверняка судья отпишет другу обо всех делах, а такого количества пергамента птица унести не сможет. Разобьёт посылку на две части? Глупо! Да и не такой отчаянный этот аль-Максуд. Остаётся одно – он отправит почту с гонцом. Это было бы на руку визирю: гонца выследить и убить гораздо легче, чем птицу! Но, если предположить, что судья отправит голубя или двух? Нет, это глупо: не унесут далеко птахи подробных писем о происходящих в Кятифе делах, да и нельзя препоручать подобную почту голубям – мало ли что…
- Нет, дорогой Адиль, я знаю, что ты пошлёшь гонца! – Усмехнулся своей проницательности визирь. – Но доскачет ли он? Моими стараниями – нет! Я задавлю тебя, растопчу, как мерзкого клопа, аль-Максуд!

Судья, тяжело вздохнув после ухода визиря, налил стакан лимонной воды и утолил жажду – в горле совсем пересохло. После чего задумался. Ничего хорошего визит аль-Наби не сулил – загнанный в угол, градоправитель способен на всё. Попав между трёх огней (кази, халифом Али и принцем), он будет пытаться спасти свою шкуру даже ценой чужих жизней.
А, значит, ему, Мураду аль-Максуду, верховному судье города Кятифа, придётся вступить в неравный бой.
Кази потёр ладонью лоб, пытаясь найти выход из сложившегося положения. Да, письмо в городе оставлять нельзя, слишком опасно. От него лучше избавиться как можно скорее – это очень ценное и весомое доказательство вины аль-Наби, его участия в готовящемся перевороте. Но как отправить письмо? Голубиная почта отпадает – начальник барида подчиняется визирю, который может отдать приказ доставить ему всю почту, поступившую из дворца кази. Значит, нужно отправить гонца к Али, сегодня же!
Снова сев у столика, аль-Максуд закончил своё послание другу, расписав в подробностях происходящее. Кази знал, кому можно доверить письма. В Сану поедет храбрый и преданный ему душой и телом Самир, сын судейского секретаря Хасана аль-Абиба. Самир служил в личной охране кази уже десять лет, и снискал доверие и любовь Максуда. Судья часто доверял молодому воину тайные поручения, уверенный в их сохранности. Для своего спокойствия он выбрал ему двух спутников – Абдулрахмана и Карима. Втроём безопаснее, и ценное послание наверняка достигнет Саны, и будет передано в руки Али Мамеда.
Приказав воинам к утру собраться в дорогу, Адиль подумал ещё об одном сокровище, хранящемся в его дворце, и призвал к себе Джамаля, этот хрупкий цветок, благоухающий на радость Создателю.
- Вы изволили звать меня, господин, - Прозвенел голос юноши, и ночь с его появлением стала светлее.
- Да, Джамаль, нам нужно поговорить, и у нас мало времени, - Судья усадил недоумевающего юношу рядом с собой и поведал ему обо всём, что случилось с момента приезда в город Али и по сию минуту.
- Вы мудро поступаете, мой господин, - Тихо произнёс юноша. – Сообщить обо всём халифу Али это лучший выход. – На имени Али Мамеда голос юноши дрогнул, это не осталось незамеченным.
– Хамид сказал, что ты был в саду. Что ты там делал в такой час?
- Господин, - Джамаль опустил глаза и залился краской. – Мне не спалось, и я решил прогуляться…
- Тебе известны правила:  нельзя покидать гарем после вечерней молитвы, - Строго произнёс судья. – Но я прощаю тебя, я готов простить тебе любую твою глупость, ты молод и беззаботен, а твоё обаяние окупает оплошности… скажи, ты по нему скучаешь?
- О, господин, - Прошептал Джамаль. – Я…
- Незачем скрывать, я видел, как ты дрожал под его взглядами, - Улыбнулся судья. – И чувства ваши взаимны. С Али тебе будет хорошо!
- Господин, не мучьте меня,  - Мысли юноши путались. – Я…
- Джамаль, у нас с Али был уговор, что я привезу тебя к нему через пару месяцев, но обстоятельства сложились так, что тебе необходимо покинуть город. Покинуть его сегодня же утром!
- Но, господин мой, - Опешил Джамаль. – Чем я разгневал вас, что вы гоните меня?
- Я не гоню тебя, а пытаюсь спасти от возможной беды! – Аль-Максуд провёл пальцами по скуле юноши, - Пойми, визирь разгневан, мало ли что он выкинет! Сейчас, стремясь заполучить письмо, он может бросить меня в тюрьму. А, поняв, что письма я всё равно не отдам, он может надавить на меня с твоей помощью!
- Я не понимаю… - Приподнял брови юноша. Этот разговор пугал его, Джамаль и представить не мог, что когда-нибудь его благоденствие закончится вот так, разлетевшись в прах в одно мгновение.
- Он прекрасно знает, КАК ты мне дорог, и может начать тебя пытать, а я, слыша твои крики, невольно отдам эту бумажку, которая может лишить его головы, а этого допустить нельзя, - Кази вытер слезу, скатившуюся по щеке Джамаля. – Я напугал тебя? Увы, но это правда, какой бы страшной она ни была.
- А куда вы хотите отправить меня? – Мальчик прижался к судье, ставшему в один миг таким родным. Так не хотелось покидать дворец, ехать в неизвестность!
- Я отправлю тебя к Али Мамеду, - Кази поцеловал мальчика в лоб, обняв его, стараясь защитить от суровой действительности, борясь с болью разлуки. – Там ты будешь в безопасности. Ничего не бойся: поедешь с охраной, сейчас тропы немного ожили, будет не страшно!
- Но…
- Джамаль, не спорь, - Адиль поцеловал юношу, пригладил волосы. – Мне самому не хочется отпускать тебя вот так, но другого выхода нет! Либо ехать к Али, либо сидеть здесь, и ждать расправы.
- А вы? Как же вы? – Прошептал юноша. Сердцем он уже был в далёкой Сане, чего устыдился. У его господина такие проблемы, а он только о любви думает!
- За меня не бойся, - Улыбнулся судья. – С визирем я справлюсь! Но ты должен выполнить моё последнее поручение.
- Какое?
- Отвезёшь письма в Сану, отдашь их лично в руки Али, - Прошептал на ухо Джамалю кази. – Никому о них ни слова, даже охрана не должна знать о том, что ты везёшь! Справишься?
- Конечно, - В глазах юноши блеснул огонёк. – Я никогда не выдаю чужих секретов! Можете быть спокойны, почта дойдёт в целости!
- Иди, собирайся, потом зайди ко мне!
- Да, господин!
Джамаль отправился в свои покои, шагая как можно тише. Наступал предрассветный час, дворец мирно спал, обитатели гарема пребывали в царстве снов, и тихая поступь юноши не потревожила их слух. Быстро переодевшись в дорожный костюм, он взял из всех драгоценностей только кольцо аль-Фарука и браслет, подаренный матерью – простой, из нанизанных на нитку хризолитовых бусин, который она сплела для сына, использовав бусинки из запасов для украшения одежд. Подумав немного, он написал пару слов на кусочке пергамента, свернул записку, перевязав ленточкой, и на обратном пути отдал её главному евнуху, верному Хамиду, с просьбой незаметно отдать письмо матери.
После Джамаль явился к Адилю. Судья уже ждал его.
- Джамаль, мальчик мой, - Аль-Максуд обнял юношу, вдохнув нежный аромат жасмина. – Не думал, что мы расстанемся с тобой вот так… береги себя, будь осторожен, не болтай в дороге много! Вот письма, спрячь и ни слова о них!
- Да, господин, - Мальчик бережно спрятал бумаги под одежду. – Я сохраню их, и обо всём расскажу халифу!
- Джамаль, дитя моё, - Судья поцеловал мальчика. – Я знаю, что иногда был несправедлив к тебе, но прости меня, прости за всю ту боль, что причинил тебе! Не думал я, что буду зависеть от тебя!..
- Ну, что вы такое говорите! – Укоризненно произнёс юноша, коснувшись губами руки судьи. – Вы ничуть не оскорбили меня, наоборот, жить в вашем дворце и служить вам великая честь!
- Ты ласковый ребёнок, да хранит тебя бог! – Судья ещё раз обнял Джамаля, крепко поцеловав на прощание. – Теперь тебе пора в дорогу! И передай привет от меня Али Мамеду, пусть он поторопится!
Явился Самир.
- Господин кази, всё готово! – Сообщил он с поклоном.
- Как вы поедете? – Аль-Максуд положил руки на плечи мальчика, глядя в его грустное лицо.
- Верхом господин, - Тихо ответил верный воин. – Так быстрее, я выбрал самых выносливых коней, и в пустыне сейчас не так жарко.
- Хорошо, отвезёшь Джамаля халифу, за мальчика отвечаешь. Если с ним что-то случится, ты и до границ Сирии со своей головой не доскачешь! – Судья накинул на плечи юноши дорожный плащ, застегнув простую пряжку. – Береги себя, и да охранит вас Всевышний! Скачите быстрее!
Самир с почтительным поклоном пропустил Джамаля вперёд, выйдя из дворца за ним следом. Кази видел, как воин подвёл мальчику горячего скакуна, как Джамаль вскочил в седло, закутавшись в плащ и накинув на голову капюшон, скрывший его лицо.
- Ты молодец, мой нежный цветок, - Прошептал аль-Максуд.
Едва четверо всадников покинули город, поднявшись на пригорок, как к воротам подъехал визирь с шуртой, возглавляемой вали. Джамаль оглянулся в последний раз туда, где провёл последние четыре года, на стены роскошного дворца аль-Максуда, и увидел с два десятка факелов там, где должны быть ворота дворца.
- Что это? – Тихо спросил он Самира. Внутренний голос подсказывал, что судья в опасности, что-то происходило во дворце. – Нужно вернуться…
- Не глупи, - Самир подъехал, и сжал юноше руку. – Мы всё равно ничем не можем ему помочь! Нас слишком мало!
- Но…
- Джамаль, я обязан выполнить приказ господина, а он приказал мне беречь тебя, и доставить к халифу! Он справится, он же судья, не тревожься!.. Джамаль, надо ехать, здесь небезопасно!
Вздохнув, юноша натянул на лицо капюшон, пытаясь скрыть слёзы, предательски бороздившие нежную кожу его щёк. Он хлестнул коня, и поскакал следом за Самиром, сопровождаемый с боков Абдулрахманом и хмурым Каримом.
Сквозь слёзы юноша взглянул в небо: мириады звёзд, словно алмазы, блестели на бархате небосклона, по которому, сверкая, пробегал млечный путь, уводя в неизвестность. Кони бежали лёгким галопом, город медленно удалялся, пески приближались. Джамаль сидел на спине коня, глядя на горизонт. Вскоре первый луч, ещё слабый, прислал привет миру, смутив звёзды, окрасив край неба. Ночной холод отпустил когти, подул тёплый ветерок.
Остановились ненадолго у колодцев – коней напоить, да перекусить наспех, после чего продолжили путь. Надо как можно скорее покинуть окрестности Кятифа. Во второй половине дня остановились в небольшом караван-сарае, чтобы пополнить запасы воды перед изнурительным переходом по пескам. Пока Карим с Абдулрахманом наполняли водой и смазывали маслом бурдюки, Селим проверил сбрую коней, после чего подошёл к Джамалю, сиротливо сидевшему в тени раскидистой пальмы.
- Вот, возьми, она защитит тебя от ветра в пустыне, закутаешь голову и лицо, - Он подал юноше белую гутру, и присел рядом, разглядывая красивый профиль гаремного мальчика. – Примерно через час снимаемся.
- Селим, как ты думаешь, что сейчас во дворце происходит? – Тихо спросил Джамаль, наблюдая, как тени листьев бегают по жухлой траве. – Кто эти люди, что с факелами туда приехали?
- Они явно нам не друзья, - Вполголоса ответил воин, окинув взглядом стоянку. – Не переживай, аль-Максуд влиятельный человек, он справится!.. Но может быть, это его люди, - Добавил он, заметив, что напугал юношу. Похлопав Джамаля по плечу, Селим направился к хозяину стоянки, чтобы расплатиться за воду и припасы.