- А как тебя зовут? – она сразу попыталсь завести разговр, как только они погрузились в её старенький, видавший виды “рено”.

- Ди-Би.

- Нет, я имею в виду твоё полное имя.

-Дик Брэдвуд, - неохотно ответил он. – Зачем оно тебе, тут всех называют инициалами.

- Но ведь ты не американец? – она не получила ответа. - А ты вообще откуда?

- Ты задаёшь много вопросов, детка. А тебя как зовут?

- Билли. Сокращенно от Сибилла.

- Ну, вот что, Билли, выброси меня возле какого-нибудь бара.

- Здесь?

- Да, можно и здесь, - согласился он.

- А ...можно я с тобой?

Он ответил не сразу. Она украдкой всзглянула на его жёсткий профиль. Глаза Дика были скрыты за темными очками, было совершенно непонятно, о чем он думает.

- Всё можно, детка. Одна просьба. Не обижайся, если я не буду особенно разговорчивым собеседником. Это раз. Второе. Я сегодня, наверное, напьюсь. Если эта перспектива кажется тебе заманчивее, чем провести время в более интересной компании... – он пожал плечами. – Тогда вперёд.

В баре было полутемно и пусто. Первым делом Билли сбегала в туалет, где попыталась в спешке и волнении подвести карандашом глаза и поправить волосы.

За время её отсутствия Д.Б. уже заказал тройной неразбавленный виски для себя и пиво для Билли. Он снял куртку с эмблемой “Харли Дэвидсон”, очки, и бросил всё это на пол, рядом со шлемом, оставшись в майке и кожаных штанах, от чего его торс казался еще крупнее, и эти длинные ноги, ... он сногсшибательно сексуальный, Элен, Билли подумала, что надо срочно накатать письмо подруге по колледжу, как Роберт Рэдфорд в том фильме, только лучше.

- Извини, что я так задержалась, - сказала она, подходя к их столику.

- Ну, и что тебя привело в Голлливуд? ... каких приключений не хватало в родной Алабаме? – спросил он.

Он подавал реплики в нужных местах, но сам почти не слушал её.

...да это так, просто джоб на каникулах, вообще-то она на литературном занимается, её специальность – современная американская литература, но нельзя же обо всём только читать, надо же и на мир посмотреть. Правда?

Д.Б. уловил вопросительную интонацию и кивнул.

В первые пол-года он учился улыбаться. Общаться. Это получалось не особенно хорошо. Потом он пытался его забыть. Чужие тела. Чужие постели. Увлечения – на одну ночь или на несколько месяцев.

- ... и к началу семестра мне надо дописать работу по раннему Хемингуэю, - Билли допила пиво, и он знаком подозвал официанта. - Но когда мне это писать? Пи-Эм загрузил меня так, что просто ужас.

- А ты сопротивляйся, - посоветовал Д.Б. Он не мог сосредоточиться на том, что она рассказывала, ему вообще не хотелось разговаривать, поэтому он просто рассматривал её.

Билли допила своё четвертое пиво, а так как у неё сегодня был разгрузочный день, то есть она с утра выпила только пакет кефира, надо же и за фигурой следить, и выкурила пачку, вне себя от волнения, то в какой-то момент её повело. Она видела только его глаза – синие-синие, под выцветшей от солнца чёлкой, славные, умные. Его губы, улыбающиеся, когда он что-то говорил... это был мужчина, которому ей нестерпимо захотелось отдаться.

- Ты мне ужасно нравишься. Я хочу провести с тобой ночь, - услышала она свой голос как со стороны.

Дик посмотрел на неё очень внимательно и тут же отвернулся.

- Этого не будет, - коротко сказал он.

- Нет, ты не понял. Я, кажется, влюби...

Чувствуя, как к горлу подступает пьяный комок слез, Билли уткнулась в свое недопитое пиво.

И в этот трагический момент к их столику подошла эта ужасная женщина. Она была бы не такая уж жуткая, если бы её нормально одеть, - пожалуй, её можно было бы назвать и красивой, хотя и вызывающей, вульгарной, в её высоких, доходящих до бедер сапогах и лаковой курточке, еле застёгнутой на высокой груди. Билли впервые видела проститутку так близко. На той улице, где они стояли в Алабаме, она всегда смотрела в другую сторону, стесняясь и ужасаясь.

Но эта подошла вплотную к их столику, с той стороны, где сидел Дик, отвернуться от неё было невозможно.

- Ты, я вижу, заскучал, бэби, - хрипло обратилась она к Дику.

Д.Б., до этого внимательно рассматривавший свой стакан, поднял на неё глаза. Он вытащил из куртки смятые долларовые бумажки и бросил их на стол.

- По-французски я беру 50, сладкий, - непонятно для Билли ответила женщина.

- Окей, - Дик встал. – Я сейчас вернусь, – бросил он Билли, избегая смотреть ей в глаза.

За дверью туалета Дик опустился на крышку унитаза.

- Деньги вперёд, бэби, - она встала на колени. Выплюнула на пол жвачку и расстегнула ему ширинку. Д. молча протянул ей деньги.

- Какой большой и... ты чего? – удивилась она, потому что он оторвал от себя её голову.

- Вот 50, я добавлю еще 10. Это все, что у меня есть. За то, что ты посидишь тут со мной минутку. А потом мы просто выйдем отсюда, окей?

- Ну, ты даешь, - она посмотрела доллары на свет. – Ну, как хочешь.

Д. закурил. Он прислонился затылком к бачку. Закрыл глаза и медленно выпустил дым.

Женщина устроилась на полу поудобнее. Она тоже вытащила пачку сигарет и спросила: “Я тоже покурю, можно?”

Он кивнул.

- А ты красавчик, - заметила она. – Только несчастный. Прямо видно по тебе. А зря ты не хочешь. Я бы тебе хорошо сделала, сразу повеселеешь.

Не открывая глаз, Д. покачал головой.

- А ты мне нравишься, честно, - серьёзно сказала она. – Я бы тебе и так отсосала, просто сегодня я на работе.

Так как все её реплики остались без ответа, она вытащила пудреницу, подвела губы и стала осматривать зубы и пудриться.

Когда он вышел из кабинки, то увидел, что их столик пуст. Дитер с облегчением вздохнул и знаком подозвал бармена.

Теперь можно было просто пить и ни о чем не думать.

...Он покинул бар после полуночи и не помнил, как нашел дорогу в гостиницу.

Ключа почему-то не оказалось на месте. Навалившись всем весом на раздраженного портье, Дитер ещё раз убедительно пообещал, что умрет, если ему сразу не показать дорогу в ближайший виски-бар.

Он был так пьян, что портье пришлось практически дотащить его на себе до номера.

Дверь была открыта, и в постели его ждала девушка, показавшаяся ему смутно знакомой.

- Ты кто? – удивился Дитер, присев на край постели. - Ттебе придется уйти.

Он был очень пьян.

- Пожалуйста, Дик. Ты мне ничего не должен. Пожалуйста. – Она притянула его к себе, сняла с него джинсы, и Дитер почувствовал, что у него нет сил сопротивляться.

Он обнял её и представил себе то, что хотел представить.

Когда в его офисе зазвонил телефон, Майк Перри - крутой парень лет тридцати, небритый и невыспавшийся, - сидел, закинув ноги в потёртых джинсах на письменный стол, и допивал уже третий по счету коньяк. Собственно говоря, он уже час назад собирался уходить – вчерашняя ночь, проведенная под дождем под окнами особняка, дико измотала его. Он уже надел помятый плащ, сунул в карман ключи от машины и некстати вспомнил, что уже несколько дней не просматривал почту.

Стопка писем, скопившаяся на его захламленном столе, не предвещала ничего хорошего. Майк извлек из шкафчика с надписью “Оружие. Газ. Легко воспламеняемо” бутылку коньяка, вооружился кривым индейским ножом – им пользовался для вскрытия писем, если ничего другого под руку не попадалось, – и рухнул в кресло.

Большей частью это были неоплаченные счета и письма от тех, кому он был должен. Эти конверты Майк швырял в корзинку для мусора, не читая. Письмо из банка. Ему вежливо сообщали, что его кредит закрывают. Из полиции. Повестка. Превышение скорости, вмешательство в интимную сферу (список лиц), и еще какой-то параграф 45-а, который он не смог расшифровать.

Грязно выругавшись, Майк одним движением смел все оставшиеся письма в корзинку, подумал и выловил оттуда повестку. Её он швырнул на стол, и она упала рядом с пепельницей, взметнув облачко пепла.

БАНКРОТ. От этого слова неприятно сжался затылок. Майк сделал большой глоток из бутылки и попытался воспринять эту мысль круто. Придется мотать из Берлина и опять начинать где-нибудь вышибалой.

So what? So nothing.

И в этот момент зазвонил телефон. Кто бы это? Вечером в пятницу клиенты не звонят. Должники тоже. А, черт с ним.

- Хай, - сказал он в трубку, всё же слегка изменив голос.

- Это детективная агентура?

Майк промычал что-то, что можно было истолковать как “да” и как “нет”.

- Могу я поговорить с господином Перри лично?

- Смотря что вам от него нужно.

- Я... – голос был взволнованный. – Мне нужно, чтобы он нашел одного человека.

- Минутку, - Майк сделал глоток, прикрыв трубку рукой, и уже своим обычным голосом сказал: - Перри слушает.

- Господин Перри? Добрый вечер. С вами говорит Томас Андерс, - имя было произнесено веско, со значением, человек на том конце провода был уверен, что его узнают.

- Какая честь, господин Андерс, если бы мой секретарь знал, с кем имеет дело, то он бы сразу позвал меня... – Перри понятия не имел, о ком идет речь. – Это несколько неожиданно, согласитесь. Чем я могу быть вам полезен?

- Мне необходимо встретиться с вами. Сейчас же.

- Это можно устроить. А этот человек... он давно исчез? – осторожно спросил он.

- Три года назад. Да, скоро будет три года.

- Вы заявляли об этом в полицию?

- Нет. Поэтому я и обращаюсь к вам.

- Да. Мы жили вместе. Он все оставил, а я ничего не брал с собой... я... я не мог на это смотреть, - голос дрогнул. Перри привык, что клиентов переполняют эмоции, он закурил и молча ждал продолжения. - Я могу съездить туда прямо сейчас, - тихо сказал голос в трубке.

- Да, привезите всё, особенно личные вещи. Это очень важно.

Может, он оплатит хотя бы этот первый аппойтмент – сто марок в его теперешнем положении не помешают. Перри зарядил данные в компьютер. Когда он начал текст, которым покрылся дисплей, то даже изменился в лице. Напротив до сих пор неизвестной ему фамилии Андерс стояло пять звездочек, это был не клиент, а золотое дно, подарок судьбы, какая-то поп-звезда. Он жадно читал, пытаясь с одного раза впитать в себя информацию, но тут же спохватился, лихорадочно смёл весь хлам со стола в шкафчик, опорожнил переполненные пепельницы и пригладил волосы.

Когда в дверь постучали, Перри заметил на столе забытую тарелку с недоеденным сэндвичем и нераспечатанным презервативом. Это он отправил в ящик стола, выключил компьютер и сказал: “Войдите”.

Он приготовился к любой неожиданности, но всё-таки был ошеломлен при появлении этого потрясающе красивого юноши, которого Перри в первую секунду принял за девушку.

- Вы господин Перри? – не улыбаясь, спросил он. – Андерс.

Он сунул Майку изящную руку, которую тот осторожно пожал, тут же вышел и крикнул кому-то вниз, свесив длинные кудри в пролет лестничной клетки: - Это здесь, заходите!

- Я не был уверен, что это правильный адрес, вы живете в таком странном районе, - объяснил он, покосившись на кобуру, валявшуюся в кресле. – Можно, я это уберу и тут сяду? Оно не выстрелит?

- Нет, - коротко сказал Майк, и Томас осторожно переложил кобуру на стол и опустился в кресло.

В это время в дверь зашли двое носильщиков, сгибаясь под тяжестью каких-то ящиков, чехлов с музыкальными интрументами – и стали всё это осторожно выгружать посреди бюро.

Загромоздив всё свободное пространство – теперь в бюро можно было только протиснуться боком – они удалились, получив от звезды “на чай” сто марок.

- Нам тут никто не помешает? – спросил Томас.

- Нет. Чувствуйте себя, как дома. Вы... э-э-э... только что с вокзала?

Перри знал, что большинству клиентов надо выговориться. Поэтому он просто молчал, пользуясь затянувшейся паузой, чтобы его рассмотреть.

Когда Томас наконец заговорил, Перри пришел к выводу, что его клиент – во-первых, самый красивый мальчик, которого он, Перри, когда-либо видел. Что он очень богат, весьма высокого о себе мнения, и привык к тому, что все его желания выполняются немедленно. И, хотя он умеет держать себя в руках, он становится невыносимым для близких, если заставить его ждать.

Всё это были предположения, а вот в одном Перри был абсолютно уверен: в том, что его клиент глубоко и по-настоящему несчастен.

Наконец Томас выпрямился в кресле и посмотрел ему прямо в глаза.

- Моя жена не должна знать, что я был здесь, - твёрдо сказал он.

- Конечно, - Перри пожал плечами. – Это моя работа.

Томас кивнул и отвернулся к окну.

- Столько воспоминаний... - тихо сказал он.

Перри терпеливо ждал продолжения.

- Можно здесь курить? – Томас вытащил сигарету, сломал её, вытащил другую. - Вы когда-нибудь любили?

Майк Перри терпеть не мог сентиментальность, и не считал себя обязанным поддерживать разговоры подобного рода.

- Фотографии у вас с собой? – чтобы что-нибудь сказать, спросил Майк. Он подвинул Томасу пепельницу и поднес зажигалку к его сигарете.

- Ах, да, да, конечно, - Томас быстро вскочил на ноги. – Я сегодня такой рассеянный, прямо от психиатра – и к вам.

Перри бросил на него внимательный взгляд.

- Помогите мне подвинуть этот ящик. Тут фотографии, а мне нельзя поднимать тяжести, из-за голоса.

- Не стоит, - Майк обошел стол и выудил из ящика наугад какую-то фотографию. Со снимка на него дружелюбно смотрела очень большая и очень морщинистая морда собаки. Смесь дога и боксёра, - машинально определил Перри и почти одновременно понял, что его клиент – сумасшедший.

- Это ЕГО вещи? – спросил он, указывая на музыкальные инструменты.

- Да. Там осталось еще немного мебели, но это, я думаю, не срочно?

- Его МЕБЕЛИ? Да, это действительно не срочно. Коньяк?

- Нет, спасибо.

- Ну, а я выпью, если вы не возражаете.

Если он психически больной, то нечего церемониться. А глоток коньяка Майку был сейчас необходим. Ну и денёчек.

Всё ещё держа снимок пса в руке, он плеснул коньяк в стакан и залпом выпил. Томас заглянул ему через плечо и рассмеялся.

“Это же Буб, его собака. А я думаю, почему вы на меня так странно смотрите, - сказал он. – Собаку он взял с собой. Да вы посмотрите, там много фотографий Дитера”.

Подавив вздох облегчения, Майк вытащил пачку фотографий и вернулся в своё кресло.

На следующем снимке он прежде всего заметил чей-то крупный член в состоянии эрекции, на который набросили полотенце.

На следующей фотографии парень встал (песок прилип к его телу и выделялся на бронзовой коже) – он был занят тем, что вешал полотенце на свой член. На третьей фотографии это ему удалось.

Майк ткнул в перекошенное лицо дамы (она изо всех сил делала вид, что читает) и спросил: “Это кто?”

- Какая-то женщина на пляже. Мы поехали в Ниццу, в то лето там собиралось хай-сэсаети. Мы просто шутили, а она сердилась, - объяснил Томас.

Блондин на фотографиях всё больше нравился Майку. Он рассматривал снимок, на котором подстилка дамы пустовала, а блондин делал вид, что хочет принудить собачку к оральному сексу.

- Это тоже была шутка, - грустно пояснил Томас. – Это у Дитера такой юмор. Вот видите, вы тоже смеётесь, а, по-моему, не смешно. А вообще-то Дитер любил животных.

Толстую пачку профессионально сделанных фотографий Майк отложил в сторону, не глядя. А вот несколько не очень умело снятых снимков заинтересовали его. Здесь Дитер был вместе с человеком, сидящим сейчас напротив него – и от этих фотографий веяло юностью, счастьем, чьей-то влюбленностью... Нет, Майк не был сентиментальным, просто он привык соприкасаться с чужими грязными делами, это была его работа. А здесь – здесь было что-то такое светлое и нежное, - что на это ему было даже неловко смотреть, потому что это счастье касалось только этих двоих... его размышления прервал чей-то тихий не то вздох, не то всхлип. Он поднял глаза, и увидел, что Томас плачет.

- Помогите мне, - сказал он, не пытаясь вытереть слёз. – Найдите его. Или я сойду с ума.

Небо за окном слабо посерело, предвещая начинающийся рассвет, когда Майк отложил в сторону ракетку и два погрызанных собакой теннисных мячика – предметы, оказавшиеся на дне последнего ящика.

Сейчас Майк знал, как этот человек одевался, проводил время, что он любил и что было ему дорого, каждый предмет, извлечённый из ящика, ложился, как кусочек мозаики, складывая в голове Майка образ этого человека.

Он исчез почти три года назад и не подавал с тех пор никаких признаков жизни, хотя Томас был уверен, что он жив. Сейчас и Майк был уверен в том же самом. Интуиция подсказывала ему, что этот Дитер где-то существует. “И в этом “где-то” я его найду”. Он выключил ненужную настольную лампу – тусклый свет из окна уже проник в его захламленное бюро, сунул в карман ключи и сигареты и вышел на улицу.

Майк медленно свернул на Бертольд-штрассе и выключил мотор. Тихая и красивая улица, засыпанная листьями. Он почти сразу увидел этот дом, где раньше Томас и Дитер жили вместе. Огромный особняк стоял в глубине сада. Сад был слегка заросший и запущенный. Здесь когда-то было много цветов. Пустой бассейн, на дне которого плавали ветки и листья. Маленький фонтанчик с мраморным ангелом. Теннисная площадка за домом. Кофейный столик и несколько стульев на террассе.

Майк отпер дверь и прошел через коридор с множеством зеркал. Звук его шагов гулко разносился по пустому дому. Шкафы с распахнутыми дверцами зияли пустотой. Он умел искать, но здесь было уже нечего искать. Под одним шкафом он все-таки обнаружил завалившуюся пыльную видеокассету, сунул её в карман и рассеянно закурил. Гостиная – со стеклянной дверью, выходящей в сад. В студии, занимающей почти весь второй этаж, все стены были заклеены афишами и плакатами, синтезатор, множество аппаратуры. Ага, и видеомагнитофон есть.

Майк мельком глянул на студийный эквипмент и сел за письменный стол. Единственным украшением этого находящегося в идеальном порядке стола служила небольшая фотография Томаса в серебряной рамочке – он застенчиво улыбается в объектив, снимок черно-белый, четкий, чем-то напоминающий римские открытки с изображениями ангелов или святых.

Не вставая из-за стола, Майк нажал кнопку и включил видеомагнитофон. Пока перематывалась пленка, его взгляд опять вернулся к фотографии – потрясающая красота этого лица приковывала к себе внимание. Красота, принесшая его клиенту... счастье или несчастье, это как посмотреть.

Экран засветился, и он скучающе повернулся к видеомагнитофону, ожидая увидеть запись концерта.

Но тут его ожидал сюрприз: съемка была любительская.

Камера прошлась по саду (судя по освещению – вечернему), и остановилась на Томасе. Тот сидел вполоборота к камере за столом на террассе, как-то по-домашнему одетый в свободные штаны и мягкий, кремовый свитер. На столе – початая бутылка вина, фрукты, остатки ужина. Пряди темных волос падают на плечи, закрывая лицо. Возле его босых ног пристроилась большая собака, которую Томас кормил со стола.

- Ну что, ты уже разобрался? - не поворачивая головы, спросил он.

- Угу, - сказал голос за камерой, - куда же все-таки делась инструкция, Томас?

- Кажется, я её выкинул.

- Может, надо было меня сначала спросить?

- Я думал, она нам больше не нужна.

- ...Том, опять ты за старое, - недовольно говорит Дитер. - Я же, кажется, просил этого не делать.

- Но мы же уже поели? – в голосе Томаса искреннее недоумение.

- Дело не в этом. Я не хочу, чтобы ты кормил его со стола, ты опять испортишь мне собаку.

Томас пожимает плечами.

- Любовью нельзя испортить.

- Ты опять его разбалуешь, хрен его потом отучишь... Томас, ты слышишь, я с тобой разговариваю?!

- Угу.

- Томас, прекрати сейчас же!!

Крупным планом - собачья морда, с надеждой обращенная к Томасу. Смуглая рука гладит собаку.

- Милый мой, бедный, - говорит Томас. – Я бы тебя покормил, но Дитер мне не разрешает... Он нехороший, он нас не любит... ну, и мы с ним больше не дружим.

Собака тяжело вздыхает и кладет морду на его колено.

Камера скользит по саду. Деревья, клумбы, бассейн - всё как сквозь дымку. Потом картинка еще более размытая. Четкая. Еще раз дымка. Цветное изображение сада сменилось на черно-белое. Майку стало скучно, и он слегка перемотал пленку.

Близко к объективу лист, плывущий по воде бассейна.

Улитка на дорожке.

Собачья морда.

На вытянутой руке под столом – бутерброд с икрой. Собака проглатывает его с вороватым выражением и лижет смуглую руку.

- Томас, какого черта... – гремит Дитер за кадром.

- Но он так просил! ... ну, Дитер, ну, не сердись, а? - виновато говорит Томас. – Ну, что мне сделать, чтобы ты меня простил?..

Он заметил, что его снимают, смотрит на Дитера и задумчиво покусывает нижнюю губу. Рот красивый, слегка-слегка капризный, в уголках рта притаилась улыбка. Взял со стола банан и нежно провел им по своим губам. Камера приблизилась. Томас гладит бананом свои губы. Губы слегка раскрылись

Длинные ресницы вздрагивают, он медленно опускает глаза. Это так возбуждающе, что смотреть на это невыносимо.

Майк встает за новой сигаретой, идет за пепельницей.

Он мельком глянул на экран и увидел, что Томас взял банан, ласкающе окунул его в рот и медленно, медленно провел по нему языком.

- Ещё так сделай, - сказал хрипловатый голос за камерой.

Крупным планом лицо Томаса. Глаза у него дерзкие и весёлые.

- Обойдешься, - четко говорит он.

- Что ты сказал, я не понял?

- Ты все правильно понял.

Съемка прервалась, замелькали полосы.

Следующий кадр в комнате.

Томас сидит на краю постели, волосы растрепаны и в беспорядке рассыпались по плечам, он в расстегнутой рубашке, остальная одежда валяется на полу. Дитер приближает и отдаляет ракурс, наконец, он выставляет камеру так, что видна кровать и окно – и появляется в кадре сам. На нем только полурасстёгнутые джинсы. Он прекрасно сложен, у него широкие плечи и такие бицепсы, о которых Майк всегда мечтал.

- Ты действительно хочешь это снимать? – Томас косится на камеру. - Если это кто-то увидит, я это не переживу.

Томас запрокинул голову и отвечает на его поцелуи, его рука скользит между ногами Дитера. - Представляешь, сколько за это... заплатила бы пресса? - говорит он.

- Представляю, - Дитер встал и стягивает с себя джинсы.

Томас ждет. Он смотрит на него снизу вверх, и в глазах его – желание. Дитер, наконец, разделся. Томас скользит взглядом по его плечам, груди, животу, его взгляд опускается ниже, и его дыхание прерывается.

- Мой большой герой, - медленно говорит он. - Я хочу, чтобы ты трахнул меня прямо сейчас. Нежно. Приятно.

Дитер подходит к кровати.

- Ты не заслужил, - говорит он.

- Тогда накажи меня, - Томас опускается на колени. Проводит ладонью по внутренней стороне бедра Дитера, ласкает его.

Дитер стоит к камере спиной, поэтому Майку не видно, как Томас делает ему минет, но, судя по судорожному выдоху Дитера, это должно быть потрясающе.

Дитер гладит его длинные, спутанные волосы, и рука у него слегка дрожит. Какое-то время слышно только тяжелое дыхание Дитера. Потом он стонет и пытается отстраниться, но Томас держит его ягодицы руками и не дает ему этого сделать, и Дитер хрипло стонет и вскрикивает.

- О Боже... Томас... – говорит он и тоже бессильно опускается на колени.

Насколько Майк может судить по его выражению лица, он абсолютно счастлив.

- Мой мальчик, - бессвязно бормочет он. – ...такие губы нежные... такой язык... ммм... каак ты мне хорошо сделал... - в его голосе и нежность, и благодарность. - ... ну, что мне теперь сделать для моего мальчика?

- Купи мальчику “ламборджини”, - не задумываясь, предлагает Томас.

- Том, бессовестный... – рассеянно говорит Дитер (он счастлив и очень расслаблен). - Ты знаешь, сколько это стоит?

- А я, кажется, никогда не обещал тебе, что обойдусь дешёво.

- Ладно... - Они сползли на пол и сидят, обнявшись.

- Томас?

Томас делает обиженный вид.

- Ты обещал меня наказать, - говорит он.

- Сейчас, солнышко. Дай мне пять минут.

Томас гибко перекатился на живот (у него изумительная линия спины, плеч, он слегка прогнулся в талии, приподняв смуглую красивую попку). Он бросает на Дитера кокетивый взгляд через плечо, ложится и со вздохом обнимает подушку.

- Ну что, долго мы еще будем разговаривать? – говорит он. – Ты мне обещал меня так оттрахать, а сам... А-а! – он осекся на полуслове, потому что Дитер проник в него одним мощным толчком. – Подожди, я еще не готов, я...

- Раздвинь ножки шире, солнышко, - Дитер забирает у него подушку, подкладывает Томасу под живот и устраивается у него между ногами поудобнее.

Кажется, Томас хочет что-то сказать, но только бессильно стонет.

Майк понимает, что ему не надо это смотреть, но ничего не может с собой поделать – он смотрит на их движения, как завороженный. Он сам не имеет сексуального опыта с мужчиной, ему кажется, что это должно быть ужасно больно.

Впрочем, Майк не уверен, чего в этих стонах больше – боли или удовольствия. Как только Дитер останавливается, Томас, тяжело дыша, говорит: “Ты куда?.. с ума сошел?!.. вернись сейчас же, Дитер, ты слышишь, я хочу еще!”

- Ну, конечно, хочешь, - Дитер переворачивает его на спину. Он прижимает руки Томаса к постели, их пальцы переплетаются, он проводит языком по шее Томаса и медленно, глубоко входит в него. - ...вот так?

- А-а-аххх, - выдыхает Томас.

...они катаются по постели, меняют позы, Майк смотрит, как загипнотизированный, и это заводит его, это продолжается долго, а потом Томас просит: - Дитер, подожди, я... я не могу больше, давай отдохнем... Дитер, пожалуйста...

Майк всё пытался закурить, но обнаружил, что у него кончились спички. Он поискал в карманах куртки, а потом вернулся в кресло, и увидел, что Дитер поднял Томаса и сажает его на подоконник. Его светловолосая голова опускается вниз, и Томас погружает пальцы в густые, золотистые волосы Дитера. На его губах появляется мечтательная, счастливая улыбка, он расслабился и наслаждается... Через какое-то время Дитер медленно поднимается с колен, не отрывая губ от его тела, покрывая поцелуями его живот, грудь, ключицы. Томас прижимает к себе его голову, ласкает его мощные плечи... вдруг с его губ срывается всхлип. - Что ты делаешь... - стонет он.

- Я тебя трахаю, детка, - хрипловато говорит Дитер ему на ухо.

- Но мы же хотели отдохнуть...

- Ты уже отдохнул, - Дитер прижимает его крепче к себе.

А потом стоны Томаса становятся громче и бессильнее, он говорит, я больше не могу, Дитер... я не могу, слышишь?! - но Дитер положил руки ему на ягодицы, не давая ему двинуться, и не прекращая своих неумолимых движений. Томас захлебывается стонами и кричит, и Дитер почти сразу присоединяется к нему рычанием и стоном.

Пока они долго и с удовольствием кончали, его сигарета догорела, и Майк обжег пальцы. Он выругался и вышвырнул окурок в окно.