Виски. Ванну. И мальчика. Теплого мальчика. Не открывая глаз, он нашарил в кармане сигареты и закурил. Он сидел, в изнеможении привалившись спиной к ящику с видеоаппаратурой и одной рукой бессознательно поглаживал лежащий рядом на полу мотоциклетный шлем. Этот сверкающий, хромированный с темным стеклом шлем – он, как бы это менее патетически выразиться, - спас ему сегодня жизнь.

Вибрация вертолёта отдавалась во всём его разбитом теле. Рёв пропеллеров вгрызался в барабанные перепонки. Он не сразу понял, что Пи-Эм что-то кричит ему на ухо.

Он открыл глаза, и Пи-Эм осёкся под его взглядом. “Ди-Би, ты просто устал, - уже другим голосом сказал он. – Я же говорю, тебе надо просто отдохнуть.”

Тот, кого назвали Ди-Би, выпустил дым Пи-Эму в лицо и опять закрыл глаза. Он вытянул длинные ноги, пытаясь усесться поудобнее и не выпуская из рук шлем.

- Я лично проверю сегодня, чтобы твою “Ямаху” разобрали и собрали, пусть прощупают каждый винтик, особенно сцепление, - продолжал Пи-Эм. – Из твоей машины мы сделаем конфетку. Ты вообще знаешь, что за Ямашка тебе досталась? На неё катался Грэйт Блэк, да, да, тот самый. Я её никому не доверял, два года простояла у меня в гараже... стоило мне это, парень, не спрашивай лучше, сколько, а всё мой старомодный идеализм.

- Это на моей конфетке ему разнесло череп о бетонные перекрытия? – спросил Ди-Би.

С лица Пи-Эма снесло широкую улыбку.

- Ди-Би. Ты хороший парень, но ты тут у нас недавно. Здесь, в Голливуде об этом не говорят, ты понял меня, ОБ ЭТОМ не говорят. Это плохая примета, а тут все боятся плохих примет. Можешь нарушать правила секьюрити или отбить у напарника девушку, но бойся плохих примет, парень.

- А мне на это наплевать, - просто сказал Ди-Би.

- Вот это ты зря, парень. Ты знаешь, как ушел Джэй-Кэй?

Д. знал, что сейчас последует очередная каскадёрская байка. Он почти не слушал Пи-Эма, размышляя над суеверностью американцев. Они даже не говорят “разбился”, они говорят “ушел”. Он открыл глаза и встретился глазами с девушкой-помрежем. Он её заметил ещё сегодня утром, вернее, её взгляды. Она принесла ему утром кофе, и, принимая у неё из рук пластиковый стаканчик, он почувствовал, что её пальцы дрожат. Это было перед трюком, а потом, когда это случилось, она первая подбежала к нему, на секунду раньше Фреда, врача и остальных.

- ...он мне его сам показывал, комок техасской земли, ему мамаша в лоскут зашила, он его всюду с собой таскал... где-то он обронил этот чёртов талисман, в море, утром, во время разминки. Я послал ребят его искать, они целый час ныряли, в полном снаряжении, задержали съемки. Ты знаешь. Сколько стоит простой аппаратуры, мэн? ... и всё-таки я сказал, Джэй-Кэй, на сегодня съемки отменяются. Но он был вроде тебя – факал мне мозги, что, мол, плевать на талисман, из-за чего в такую даль тащились, чтобы откладывать этот джамп? – в общем, так меня зафакал, что я согласился.... ну, а потом, когда он не вынырнул, я сразу понял, что к чему. Они все ещё стояли у скалы и гадали, сколько он продержится под водой. Он пошутить любил – я ж говорю, вроде тебя. А я уже и кепи снял – была у меня такая бейсболка от солнца – смотрел, как ребята уходят под воду, и знал, что всё это ни к чему уже.

- Уважаю твоё мнение, мэн, хотя и не согласен! В контракте стояло 120, а секьюрити-пипл говорили тебе, максимум 140, больше не надо, это потолок.

- А ты намекал, что если больше, то трюк будет более “лайф” на плёнке, - вставил Ди-Би.

- Ну, допустим, с технической точки зрения ты прав, будем говорить прямо. Но с человеческой точки зрения ты ошибаешься, парень! Неужели ты считаешь, что я или ребята могли тебя подставить?!

- Фред бегал к тебе утром в бюро и орал про эту глину. Он так вопил, что я это по дороге в гараж слышал, - вертолёт пошел на посадку, и за шумом двигателей Д.Б. перестал слышать возражения Пи-Эма.

- ... а глину мы засыпем песком. Я уже звонил в Эль-Эй, они везут три тонны сухого калифорнийского песка. Но я тебя не заставляю. Ты можешь подумать до понедельника, - сказал Пи-Эм.

Д.Б. встал, не удостоив его ответом. Он направился к выходу, переступая через ящики со съёмочным эквипментом.

Бешеный ветер от останавливаюшихся пропеллеров взметнул его светлые волосы. Яркое калифорнийское солнце заливало крохотный аэропорт. Здесь садились и отсюда взлетали только голливудские машины. Д.Б. поморщился от яркого света и надел темные очки, извлечённые из кармана кожаной куртки. Он закурил.

Он медленно прошел через взлетное поле и устало опустился на каменный парапет. Некоторое время он просто неподвижно сидел и тупо смотрел перед собой. Вокруг метались люди в бейсболках, и все как один в черных очках и жующие жвачку. Обычная суматоха после съемок. Хорошо, что люди вокруг. Что так светло и жарко. Что я живу. Хорошо? Да. Да. Ему не хотелось сейчас говорить ни с кем, а только прислушиваться к своим ощущениям.

Ну, вернее почти ни с кем.

....Первые пол-года все силы уходили на то, чтобы не набрать его номер, особенно, когда он был пьян. Один раз он все-таки не выдержал, но электронный голос сообщил ему, что абоннент поменял номер телефона. Д.Б. мог бы позвонить его менеджеру или узнать новый номер через знакомых, но к счастью, предусмотрительно опустил свой мобильный в мусорный бак ещё в берлинском аэропорту, чтобы не сделать ничего такого, о чем он мог бы впоследствии жалеть.

Если бы это было возможно, он бы сейчас просто позвонил ему. Нет, Д.Б. не стал бы ему рассказывать о том, что произошло сегодня утром. Ему просто хотелось сейчас услышать его голос – нежный, негромкий, этот его непередаваемый голос, от одного звука которого ему всегда... ну, в общем, не всегда, но часто - очень хотелось трахаться.

Д.Б. знал, что про это лучше не думать, но сейчас ему было всё равно.

Он судорожно сглотнул.

Кто-то осторожно прикоснулся к его плечу. Д. открыл глаза и увидел девушку-помрежа.

- Я хотела узнать, не нужно ли вас подбросить до города. Ваш мотоцикл уже отогнали в гараж, я видела, а у меня тут машина...

Стоя возле вертолета с мобильным телефоном в руке, Пи-Эм краем глаза наблюдал за ними. Д.Б. – высокий, широкоплечий, он даже в этой вывалянной в грязи одежде был похож на супермена. И девушка, легко шагающая рядом с ним.

- Нет, спасибо, док, всё обошлось. У него ушиб, но голова цела, - орал он в трубку. – Нет, вам не надо приезжать. Спасибо еще раз.

Он смотрел им вслед. Они свернули с посадочной полосы и пошли по траве в сторону паркинга.

“Ну, ну, парень, давай, потрахайся, это лучше любого врача на сегодня, - если бы Д.Б. узнал мысли Пи-Эма, то, наверное, удивился бы или признался бы, что недооценил его. – А, может, и вышибет твою занозу из сердца”.

Из 47 лет жизни Пи-Эм тридцать провел в Голливуде. Он знал каждого из своих ребят. Ему не надо было много рассказывать – так же, как он одним взглядом оценивал, что происходит с их машинами, он понимал, что творится у кого-то из них в душе.

Д.Б. понравился ему сразу. И он сразу понял. что причиной его появления в Голливуде была женщина.

Он был находкой. У него были крепкие нервы. Он был надёжен. Вынослив. Честен. На него можно было положиться. Его полюбили все ребята.

Все эти бесценные качества сочетались в одном парне, и Пи-Эм дорожил им. Этому парню не хватало одного – страха. Он не боялся за свою жизнь, он вообще не дорожил ею. Вот это было очень плохо. Вот эта одна его черта перечёркивала все остальные. Когда парень очень боится – это плохо. Но когда он не боится совсем – это ещё хуже. Такого надо обломать. Научить, заставить бояться. И Пи-Эм заставил его взглянуть туда, куда “уходят”.

Глина, размытая на съёмочной площадке сегодня утром, была случайностью только постольку, поскольку именно этой ночью шел дождь. Пи-Эм осмотрел её рано утром – задолго до того, как в его бюро ворвался Фред.

Всё остальное произошло точно так, как рассчитал Пи-Эм. Конечно, всегда остаётся доля риска, плохо это или хорошо с моральной точки зрения – над этим Пи-Эм не задумывался. Его необходимо было обломать, и Пи-Эм это сделал. Он действовал и думал по-американски.

“Он у меня останется жив, этот мазер-факер и забудет свою бич”.

- Так что я вряд ли смогу сообщить вам больше, чем вы уже знаете, - он скучающе накрутил на палец длинный темный локон.

Психоаналитик – высокая женщина с умными, но какими-то чересчур пронзительными глазами - откинулась на спинку стула и изучающе посмотрела на смуглого, стройного красавчика, сидящего напротив неё. Он сидел в красивой, непринужденной позе, как сидят профессиональные танцоры, и, казалось, был абсолютно спокоен. И всё же... всё же в глубине глаз пряталась какая-то настороженность.

- Зачем же вы пришли? – спросила она.

- Нора утверждает, что у меня испорчены нервы.

- А вы... вы так не считаете?

- Не больше, чем у других людей в шоу-бизнесе, - он пожал плечами.

- Вы всегда подчиняетесь воле вашей жены?

- Она очень этого хотела, ну, я и уступил.

- Чтобы избежать конфликта?

- Ннет... то есть, да, наверное, вы правы, - неохотно сказал Томас.

- То есть вы человек неконфликтный? – уточнила она.

- Нет.

- Как тогда понять ваш поступок три года назад? На показе мод в Париже?

Вы знаете, о чем я говорю?

- Нет, - с досадой сказал он.

- Вы разбили коктейльный бокал об голову человека,... вспоминаете? ....

- Ах, это... – небрежно сказал он. - У меня было тогда плохо с нервами.

- Господин Андерс, вы считаете этот поступок нормальным?

- У меня были на это причины.

- Могу я узнать об этих причинах?

Ей трудно было не отвечать, и Томас, заговорил, нехотя, злясь на самого себя.

- Это долго рассказывать. У меня с ним были совершенно особые э-э-э...отношения. Поль был моим злым гением. Из-за него я сделал одну ужасную глупость, которая искалечила всю мою дальнейшую жизнь.

- Поль – это имя доктора Маро? – спросила она.

- Да. ...я не виню его. Я сам во всём виноват. Просто Поль с самого начала знал, как всё получится и подталкивал меня к этому, а я тогда не понимал, что я делаю.

- А когда вы поняли... – она не закончила фразу.

- Было слишком поздно, - он еле заметно сжал зубы.

- Значит, Поль спровоцировал вас, и вы совершили какую-то ужасную ошибку?

- Да.

- Что это была за ошибка?

На лице Томаса отразилось неподдельное страдание. Он закрыл глаза и покачал головой.

- Я... не хочу об этом, - тихо сказал он.

- Хорошо, - согласилась она. - Оставим это. Поль был вашим любовником?

- Этот человек ушел из моей жизни, и мне неприятно даже его имя, - довольно резко сказал Томас. – Я не хочу говорить об этом.

- Вы вообще не хотите говорить о вашем сексуальном опыте?

Томас равнодушно пожал плечами. “А это мне всё равно. Спрашивайте.”

- Ваш первый сексуальный контакт... сколько вам было лет?

- Пятнадцать.

- Всё прошло хорошо?

Красивые губы Томаса тронула улыбка.

- Смотря с чем сравнивать, - сказал он.

- У вас стоял?

- Что? - в его глазах мелькнуло удивление. – Ах, это...кажется, да. Я не помню. Это важно?

- Вы удовлетворили её?

- Это был мужчина.

- Вы были влюблены?

- Ннет. Мне скорее хотелось попробовать.

- А девушка у вас была?

- Нет.

- Вы переживали из-за этого?

- Из-за чего?

- Из-за вашей ориентации?

- А мне надо было переживать? – с холодным удивлением спросил он.

- Вы выросли в маленьком городке. Вам нравилось, что вы такой особенный, нравилось эпатировать?

- Нет. Мне нравилось делать то, что мне нравится.

- Вам было с ним хорошо?

- С ним мне было ... интересно.

- Это вы прервали эти отношения?

- Нет, не я. Это был мой учитель в школе. Он испугался.

- ...То есть, хорошо вам было с кем-то другим?

- .... это было потом, с другим человеком, - сказал Томас.

- А кроме него?

- А кроме него – не считается, - машинально сказал он и тут же пожалел об этом.

- Что же было в нем такого особенного? – спокойно спросила она.

“Я с ним... много смеялся,” - почему-то подумал он, а вслух сказал: “Не знаю.”

- Ваша жена. Расскажите мне о ней.

- У нас замечательный брак, - бесцветным голосом сказал Томас.

- Вам хорошо с ней в постели?

- Да, - быстро сказал он, ожидавший этого вопроса.

- Если бы вы попробовали описать вашу жену одним словом, то какое это

было бы слово, господин Андерс?

- Она очень светская женщина.

Фрау Кох посмотрела на часы – в приёмной её уже ждала следующая пациентка.

- Ну что же. Подведём итог. Ваша проблема заключается в вашей неясной сексуальной ориентации. Вы уговорили себя или кто-то уговорил вас, что вы любите мужчин.

Я люблю мужчину, - подумал он, но вслух ничего не сказал. – С первого раза, когда я его увидел. С самого первого дня.

- Уже в прошлый наш разговор мы с вами пришли к выводу, что ваша псевдогомосексуальность возникла из-за того, что... – её голос звучал как будто бы откуда-то издалека.

- О чем вы сейчас думаете? – спросила она.

- Я слушал то, что вы говорили и задумался...

- О чём же?

- О моей матери, - солгал он.

- ... из-за того, что она умерла, когда вы были еще ребенком, у вас не было возможности понять свои чувства к женщине. Смотрите мне в глаза. Ваши истинные потребности и желания... это жить с женщиной, – её голос стал ужасно настойчивым. Он обволакивал Томаса, который чувствовал какую-то странную усталость и воспринимал всё происходящее, как в тумане.

- Жить с женщиной. Вот чего вам хочется. Смотреть на её тело. Прикасаться к ней. – она увидела в его глазах зачарованность и поняла, что гипноз подействовал.

- А теперь вернитесь в реальность, - сказала она. - Чего вам сейчас хочется?

- Спать с моей женой, - глухо сказал он.

- Что вы сейчас будете делать?

- Куплю её цветы, - как во сне ответил Томас.

- Это прекрасная идея, - уже обычным голосом сказала она. – да, я думаю, это прекрасная идея.

Он вышел в приёмную. Туман понемногу рассеялся, но он чувствовал себя очень усталым. Голова раскалывалась от боли. Томас не мог знать, что сеанс гипноза, проведенный против воли пациента, может вызвать сильную головную боль. Он прижал пальцы к вискам и бессильно опустился на стул.

( 2)

Сейчас ему могло бы помочь только сильное обезбаливающее, но возвращаться в кабинет к доктору ему не хотелось. Он скрипнул зубами и уже собирался с силами, чтобы попытаться встать, когда услышал голос:

- Слышишь, мальчик. У тебя есть с собой 200 марок? Можешь мне одолжить? Мне очень нужно.

- Нет, - устало сказал Томас.

- Ну, хочешь со мной поебаться? – она переложила одну ногу на другую, и он увидел, что на ней нет белья.

- Да ты совсем с ума сошла, - сказал Томас.

- Не дашь?... эх ты, пидор.

- Тебе не идёт вульгарность, - Томас с трудом встал и пошел к двери, но тут она сказала такое, отчего он остановился.

- А я недавно видела твоего Дитера...

Всё ещё осознавая эту фразу, он медленно повернулся к ней.

- Что... что ты сказала? – спросил он.

- Где ты его видела? – спросил Томас.

- А что мне за это будет? – улыбнулась она.

Томас опустился перед ней на колени и взял её пальцы в свои смуглые руки.

- Я прошу тебя, - сказал он, умоляюще заглядывая в её юное, глуповатое лицо. – Пожалуйста, скажи мне, где ты его видела?

- А это моя тайна! – пропела она и рассмеялась.

Дверь в кабинет психоаналитика открылась: “Мисс Хилтон, заходите.”

- Вчера я разбила папину машину и мы с ребятами ебались прямо на месте аварии, вау, - с порога сообщила девочка. – Отпраздновали это дело в крутом ресторане, с суши, трюфелями и тирамису. А потом я пошла в туалет и всё сблевала, и мне сразу стало гораздо лучше...

Томас поднялся с колен. Сердце всё ещё бешено колотилось. Но головная боль прошла бесследно.