Глава № 07.

Томас так и остался лежать, уткнувшись щекой в мохнатый зеленоватый ковер, безразлично глядя через полуопущенные ресницы на светлый квадрат окна. Наверное, Дитеру это нравится, раз он уже не в первый раз повторяет такую историю. Жажда мести, как эмоция, была Томасу неизвестна, но сейчас он ощутил что-то очень похожее. Он оттолкнул Дитера, который с нежностью голодной кошки проводил языком по его напряженным бедрам, и поднялся на ноги. Дитер взглянул на него снизу вверх. Ярость его поутихла, медленно перетекая в усталость и желание бесконечно, неспешно и откровенно ласкать его.

- Том, кажется, я был слишком резким, - прошептал он.

- Помолчи, Ди, - Томас притянул его к себе, собрав в кулак его светлые волосы на затылке. Дитер не стал отклоняться, обхватил руками его ягодицы, и дыхание перехватило от резкого движения Томаса. Дитер понял, что не может и на дюйм отодвинуться, потому что Томас крепко прижал его голову к себе, ощущая каждый раз его судорожные глотательные движения с каким-то удовлетворенным злорадством. Томас отпустил его не так скоро, как Дитеру хотелось. Он только успел почувствовать, что его заполняет горячий и острый вкус, и сам подался вперед, но Томас оттолкнул его, не проронив ни звука.

- О, черт, Том, ты только что оттрахал меня, - сказал Дитер, тяжело дыша.

- Я должен был сначала спросить? - Томас прищурил глаза.

- Не знаю. Я чуть не задохнулся.

- Это должно волновать меня?

- Все равно это было очень... интересно. Ты сердишься на меня?

- Нет, - холодно ответил Томас.

- Ну, перестань, малыш. Я люблю тебя, - Дитер прижался щекой к его растрепанным волосам. - Прости меня. Я был слишком категоричным. Ну, пожалуйста, Том. Хочешь, я куплю тебе новый спортивный "Мерседес"? Темно-синий.

- Темно-синий ты мне подарил полгода назад после того, как я совсем случайно встретил в твоей студии симпатичную мулатку.

- Мы уже это обсуждали. Она просто так зашла, я впервые видел ее.

- Что же ты мне "Мерседес"-то подарил?

- Чтобы доказать еще раз, как я тебя люблю.

- Тогда розовый. Кремовый.

- Хорошо, приедем домой...

- Нет, сейчас.

- Ну, не злись, Том. Сейчас поедем в Ливерпуль, я думаю, там можно найти.

- Ты поедешь. Я не хочу никуда по такой погоде идти.

Конечно, ему абсолютно не нужна была еще одна машина. Но как приятно иногда поиздеваться над Дитером. Он, когда чувствует за собой вину, становится добрым, щедрым и угодливым, вот пусть и постарается.

Оставшись в комнате один, Томас вдруг обнаружил, что ему совсем нечем заняться. Взгляд его упал на стену, которая отделяла их комнату от комнаты Барби. Где-то под потолком светлым прямоугольником на фоне бежево-голубых обоев виднелось духовое окошко. А ведь сегодня утром эти недвусмысленные звуки могли доноситься совсем не из соседней комнаты, а из той, что внизу или наверху. Прикинув расположение комнат, он понял, что внизу холл. А третий этаж отсутствовал, наверху был только чердак.

Чердак оказался огромным помещением, загроможденным каким-то хламом, полутемным, все пространство которого пересекали деревянные стропила, а в ушах неподвижно застыла паутина. Приземистый потолок вызывал желание пригнуться. Томас заглянул в какой-то источенный жучками сундук с проржавевшими петлями, обнаружив там гору тряпья, и отшатнулся от затхлого запаха старых вещей. Потом он вспомнил о правилах приличия и собрался было вернуться. Он не хотел бы, чтобы его гости в его доме лазили по чердакам и копались там. Но тут вдалеке он заметил нечто интересное.

Большое кресло, дряхлое и продырявленное, но явно удобное. Напротив - экран компьютера. Да, решил Томас, коридор от духового окошка выходит, скорее всего, к этой трубе, что рядом с креслом. Он наклонился над клавиатурой и попытался что-то прочесть на экране, но обнаружил, что доступ к файлам закрыт паролем. Томас улыбнулся и набрал "Black Sabbath" в обратном порядке. Вообще-то он совсем не собирался выискивать там чужие секреты. Но очень уж хотелось получить доказательство того, что утром они с Дитером слышали звуковую дорожку какой-то виртуальной порнухи.

- Браво, Тони, - чей-то язвительный голос в сопровождении жиденьких, но гулких аплодисментов.

- А ты думал, что я твой пароль не смогу разгадать?

- Вообще-то да. А что, правда ведь, все слышно?

- Слышно.

- Все ваши с Дитером разговоры слышу, только вот не понимаю ничего. Если бы вы по-английски говорили!

- Люк, так что случилось?

Томас устроился в кресле, а Люк забрался на древнюю тумбочку, которая заскрипела и подозрительно пошатнулась.

- Ничего.

- А, ты просто решил поплавать.

- Да. А вообще, если ты воображаешь себя такой умной, то попробуй догадаться. Спасибо, конечно, за помощь, но я не собираюсь пресмыкаться и выкладывать тебе все.

- Думаю, что ты спер у Роберта приличную сумму, отдать не можешь, и тебя жутко мучает совесть, потому что кто-то узнал об этом и грозится все выложить Роберту, если ты не сделаешь то-то и то-то.

Люк помрачнел, в его глазах появился неестественный блеск, как от слез.

- Нет, неправда!

- Хорошо, тогда ты хотел сделать это от неразделенной любви к Оззи Озборну.

-Что? - лицо Люка почти приобрело нормальную окраску, и он рассмеялся. - А я ведь и вправду слышал все ваши разговорчики. И как вы любовью занимаетесь, мне тоже слышно.

- И чем же ты занимаешься, когда подслушиваешь?

- А то ты не знаешь. Этот тип, муж твой, он просто ураган. Но я могу еще лучше.

Томас улыбнулся, поднимаясь с кресла.

- Не уходи.

Томас не ответил, пробираясь по чердаку к лестнице.

- Знаешь, твое поведение лишний раз доказывает мне, что ты не женщина.

- Да, я замаскированный под женщину поезд, а Дитер - фетишист.

Люк не нашелся, что ответить, т.к. не был уверен в значении слова "фетишист", и Томас ушел, не оглядываясь, проклиная себя за любопытство.

На лестнице он нос к носу столкнулся с Кристиан и Барби. Они обе были одеты в пушистые банные халаты, волосы их мокрыми прядями падали на плечи.

- Дорогая, - радостным голосом пропела ему Кристиан, - тебе нужно в следующий раз обязательно сходить с нами в сауну. Здесь у Роберта так замечательно!

- Мне врач запретил, - без запинки соврал Томас, стараясь не смотреть в полные отчаяния глаза Барби.

- Ой, как жаль! Может, ты выпьешь с нами коктейль? Я умею готовить "Малибу", уверена, в Германии такого не делают.

Томас не успел опомниться, как Кристиан уже тащила его в сторону бара в холле второго этажа.

- Барби, а ты не забыла, что обещала Роберту приготовить обед? - Кристиан слишком категорично и слишком явно пыталась избавиться от Барби.

- Нет, конечно, не забыла, - смутилась Барби, а глаза ее совсем округлились, как два блюдца.

Когда Барби ушла, а они успели выпить по бокалу редкостно противного "Малибу", язык у Кристиан совсем развязался, и Томас стал подумывать, как бы смыться. Это общество его ни в малейшей степени не интересовало, а выпить он может и с Дитером. Или вообще один.

- Как тебе удалось зацепить такого мужика? - глаза Кристиан загорелись. - Он очень красивый и очень сексуальный. И совсем не бедный.

Томас с тоской посмотрел на свой почти полный бокал и неубедительно ответил:

- Нас познакомили друзья.

- Ну... да.

- Расскажи!

- Кристиан, ничего интересного тут нет.

- Пожалуйста! А потом я тебе тоже расскажу.

Томас с трудом улыбнулся, пытаясь скрыть, что ситуация его не только смущает, но и злит. В этом доме из комнаты явно лучше не выходить. Воспоминания с легкой руки этой по сути неприятной женщины стали проявляться полупрозрачными призраками на фоне сегодняшних образов. Краски, запахи и мелодии той зимы всегда вызывали в нем чувство всеобъемлющего покоя и всепрощающей любви к Дитеру.

В тот день Томас сидел в этой незнакомой студии, сонный и раздражительный. Он мало верил в то, что ему наобещал так называемый продюсер, а наобещал он много чего, в том числе и то, что человек, с которым Томасу предстоит познакомиться здесь, напишет и раскрутит для него действительно стоящую музыку. Тогда он еще наивно собирался писать песни самостоятельно, мало осознавая, что шансов у него почти нет. Человека этого звали Дитер Болен, и Томас, мало интересуясь немецкой музыкой, никогда этого имени не слышал. В его глазах все немецкие продюсеры и композиторы были хмурыми развратными господами престарелого возраста и внешними данными Гельмута Колля. Мистер Болен опаздывал, и Томас решил, что про него забыли, и стал придумывать убедительную причину, чтобы уйти.

Его размышления были прерваны самым бесцеремонным образом. В студию с громкими воплями ввалился здоровенный белобрысый тип, на плече которого повисла хохочущая девица. Томаса вообще не заметили, и он тихонько сидел, вжавшись в кресло, и наблюдая за этим безобразием с расширенными от удивления глазами. С необычайной резвостью и с широчайшей улыбкой на добродушном лице тип захлопнул дверь перед носом у девицы и с облегчением выдохнул. А потом повернулся к Томасу и сказал ему, приятно улыбнувшись при этом:

- Так это ты Томас Андерс?

Голос у него был не очень мелодичный, если не сказать более резко, но это не помешало Томасу почувствовать пробежавший по спине холодок.

- Извини, я задержался. Меня зовут Дитер. Можешь говорить "Ди".

- Хорошо.

Улыбка с его лица исчезла еще до того, как Томас спел ему. Серо-голубые глаза Дитера напряженно и беспокойно вглядывались в его лицо, и Томас ощущал этот взгляд почти физически. Ленивая дремлющая сила в его теле завораживала, и Томаса неотвратимо, безумно и необъяснимо влекло к нему. Конечно, бывало и раньше, что ему нравились мужчины, но это никогда не выходило за пределы, чтобы вызывать возбуждение. Томас неосознанно подался вперед, но смог заставить себя остановиться в миллиметре от его губ.

- Наверное, нам не следует этого делать, - прошептал Дитер, его бешенный взгляд прикипел к приоткрытым влажным губам Томаса, а руки до боли в суставах сжались в кулаки.

- Наверное, - едва слышно ответил Томас.

Они совсем не знали друг друга и успели перемолвиться, может, десятком слов, но странное ощущение, вроде они знакомы уже тысячу лет, режущей яркой спиралью связало их, как музыка. Они уже не были каждый сам собой, они были вместе. Навсегда.

Дитер тогда наклонился к нему, полностью отбросив все свои мысли и принципы, в единственном желании коснуться его губ, но Томас отклонился и выскользнул за дверь, оставив лишь небольшой вихрь тающих еще в воздухе снежинок, вместо него бросившихся Дитеру в напряженные в отчаянии руки.

А потом было два долгих мучительных холодных месяца, когда они работали в студии вдвоем. Томаса трясло от одного его вида, а редкие прикосновения взрывались невыносимым возбуждением и почти физической болью. Дитер старался не подавать виду, но Томас не мог не заметить, как у него дрожат руки. А однажды Дитер прямо посреди репетиции медленно сполз на пол, прижавшись к стене, сдавил виски руками и почти простонал:

- Уходи, Том, пожалуйста. Продолжим завтра.

Холодным мартовским вечером они с Норой ехали домой. Пронизывающий ветер свистел за стеклами. Томас сидел радом с Норой, скрутившись в клубочек, и почти спал. Сразу за Гамбургом они попали в пробку. Грандиозное скопление машин было нелегко миновать, Нора без конца ругалась, не обращая на Томаса никакого внимания. В центре пробки находились три искореженные машины, из-за которых, видимо, и образовался затор. Томас застыл от ужаса, глядя на горящий корпус грузовика. Под него была подмята низкая спортивная машина. Левую дверь в ней только что вырезали автогеном, и из-под него смятого водительского сидения на асфальт капала почти черная в освещении фар кровь, собираясь там в лужицу. У Томаса тоже был такой спортивный автомобиль. И он летал на нем, как ненормальный, особенно в последнее время. Он в полном отупении смотрел перед собой на несущуюся навстречу дорогу. А ведь это может случиться и с ним. В любой момент. И стало вдруг бесконечно страшно, что он не успеет. Не успеет узнать, как Дитер спит, что он пьет на завтрак, как он целуется, как он стонет, как он тихонько шепчет на ухо "я тебя люблю".

- Нора, останови машину, - сказал Томас.

- Зачем? Тебя что, укачало? - раздраженно спросила она.

- Останови машину, - повторил он, как во сне.

Нора свернула на обочину, и Томас выскочил из машины, не сказав ей больше ни слова. В тот момент он вообще о ней забыл. Он поймал попутку и нетерпеливо ворочался в кресле, пока они ехали до Гамбурга.

Он столкнулся с Дитером в дверях, когда тот уже собирался уходить.

- Том, что случилось? - глухо и испуганно спросил Дитер, схватив его за плечи.

Томас не ответил ему, а рывком притянул к себе, обнял за шею и, задержав на секунду безумный взгляд на его губах, впился в них, жадно и неистово. Дитер прижал его к себе, задыхаясь от счастья и возбуждения. Тогда из студии они уехали вместе и только под утро. То, что было до этого, казалось смутным призрачным сном. Вроде и не было ничего раньше. Вроде жизнь началась только с этого момента.